Как бы подводя итоги разговора, Сталин заверил Шолохова, что он может спокойно трудиться на благо Родины, что покой и безопасность ему будут обеспечены. На этом заседание было закончено.
Позже стало известно, что Григорьева послали работать на Колыму, а потом расстреляли. Гречуху сняли, и он исчез. Когана и Щавелева расстреляли. Кончилась и карьера Ежова. Мы, вешенцы, остались работать на месте, а Погорелов переехал в Москву.
Так в конце октября 1938 года решился вопрос о жизни или смерти великого советского писателя-гуманиста Михаила Александровича Шолохова. Вернувшись тогда от Сталина в номер гостиницы, мы все вместе теперь уже громко запели «Эй, вы, морозы, вы, морозы лютые». Но и в тот день, когда с Шолоховым все обошлось благополучно, снова перед моими глазами вставали 1937 год, Новочеркасская и все другие тюрьмы, где я сидел. Тогда еще среди арестованных ходили слухи, что в отношении Шолохова ведется подготовительная работа к его аресту. Да и Логачев говорил, что он подписывал показания, которые ему зачитывали, в списке врагов народа числился и Шолохов.
Таким образом, 1937 год продолжался и в 1938 году и захватил таких видных деятелей, как Шолохов. В Азово-Черноморском крае, да и в других краях и областях страны, были посажены почти все секретари райкомов партии и председатели райисполкомов, а в ряде районов их сажали по несколько раз. В крае, а затем в области были посажены три секретаря крайкома (обкома) партии – Шеболдаев, Иванов и Евдокимов, председатели крайисполкома – Пивоваров, Ларин, а начальников управления НКВД было посажено больше всех: Рудь, Пиллер, Гречуха, Григорьев. То же было и с заведующими отделами крайкомов и обкомов, крайисполкомов и облисполкомов, другими ответственными работниками. Достаточно вспомнить названную Молотовым цифру – 5 тысяч коммунистов было арестовано в Ростовской области в 1938 году. Что это такое? Как все это понять и как можно все это объяснить? Мало кто остался в живых из участников XVII съезда партии. Такое же перетряхивание было и в армии. А как забыть, что произошло с Гамарником и Орджоникидзе! В партии творилась какая-то страшная и непонятная трагедия.
* * *
Добавлю еще некоторые штрихи к портрету Шолохова. Считаю необходимым отметить, что в своей повседневной работе писатель ценил и уважал райком партии и райисполком. Он считался с ними, защищал их работников от несправедливых нападок. Райком партии и райисполком ценили и уважали Шолохова, помогали ему в работе, давали советы, считались и с его советами. Шолохов – образцовый коммунист, вся его жизнь – активная борьба за линию партии, за успешное выполнение решений партии. Внимательно, по-отечески строго и заботливо Шолохов относился к молодежи. Многие молодые писатели присылали ему свои произведения с просьбами ознакомиться и отозваться об их труде. Шолохов в меру своих сил и возможностей давал советы, высказывал замечания или направлял рукописи молодых авторов по нужному руслу. Об одном из таких писателей Михаил Александрович мне сказал: «Он пишет о женщине, что «она была красива». А в чем ее красота, читателю неизвестно. Приходится верить на слово. Это не художество. Ты, милый мой, потрудись, напиши, что она красива, какое у нее лицо, волосы, шея, грудь, стан, походка, как она улыбается. Тогда читатель убедится – красива ли она или так себе».
В годы напряженной работы над созданием «Тихого Дона» и «Поднятой целины» Шолохов часто уединялся в своем старом домишке. Поселившись в Вешках в 1926 году, Шолохов жил в маленьком флигельке из двух комнат. Затем, с прибавлением семьи, он приобрел дом получше, из 4 комнат с кухней в полуподвале. Днем он почти не писал. День уходил на разные дела. На квартире у Шолохова всегда гостили многочисленные родственники и товарищи. Писать, трудиться над книгами он уходил в свой флигель, где жили Петр Яковлевич и Мария Громославские. Старики ложились спать, а он занимал свободный зал флигеля и подолгу просиживал над рукописями. Иногда работал там и днем, но это бывало редко.
Нельзя не сказать о присущем Шолохову разумном сочетании упорного труда с активным и разнообразным отдыхом. Шолохов был очень трудолюбив. Со стороны можно подумать, что нередко он праздно проводит время: то он на охоте, то на рыбной ловле, то займется игрой в карты, в дурачка. Или под выходной день устроит вечер с танцами и песнями. Слышны его остроты, шутки, смех. Он на удивление общительный и разговорчивый человек, мастер на всякие выдумки, шутки, и замечательно, что, подшутив над тем или другим участником веселья, он это сделает так, чтобы не обидеть ненароком, не задеть самолюбие. Шутку подберет безобидную, остроту скажет мягкую, тонкую, вызывающую веселое оживление.
О своей писательской фантазии он упомянул в письме ко мне от 13 февраля 1933 года: «Что будет весной, не могу представить даже при наличии своей писательской фантазии». Пользовался он ею с большим успехом, и трудясь над книгами, и в повседневном быту. Присмотревшись ближе к его образу жизни, я понял, что все эти вечеринки, все эти охоты и прочие затеи – всего лишь разумный отдых от напряженного писательского труда. Конечно, приходила в голову мне мысль и о том, что во время охоты или рыбалки он обдумывает свои сочинения, может быть, это так и было. Но на охоте и рыбалке он весь отдается этому делу, увлекается и загорается азартом, как и все охотники и любители рыбалки. На охоте он поглощен всецело этим промыслом, на рыбалке полностью занят рыбной ловлей – внимательно следит за удочкой, ни одного клева не прозевает, не проворонит дичь, как бы неожиданно она ни появилась. Думаю, будь он неотрывно увлечен мыслью о том, над чем трудится, он был бы, пожалуй, рассеянным, мечтательным, прозевал бы дичь или клев. А он, наоборот, добросовестно, с большим умением занимался охотничьим или рыболовным делом. Все это давало отдых его творческим силам, освежало, проветривало его светлую голову. Этому же служили и шутки, остроты, анекдоты, смех. В такие часы он, скорее всего, отвлекался от мыслей о книге, о героях, одним словом – отдыхал.
В доме Шолоховых устраивались детские праздники – то елка, то другие хороводы. Шолохов уделял им большое внимание: он пел с детворой песни, брался за руки и водил хороводы, на равных участвовал в играх, рассказывал ребятишкам сказки и даже сочинял для них стихи. Вот его шутливые строки, сохранившиеся в моей памяти:
На краю большого леса,Где растут одни лишь ели,На ветвях сухой березыДве сороки как-то сели.Прилетели, посидели,Меж собой поговорили,У подножия березыВесь снежок поперерыли.Я стоял неподалеку,Затаив дыхание,И сорочий разговорСлушал со вниманием.Говорит одна сорокаБыстро, часто и крикливо:«Слушай, милая подружка,Расскажу тебе я диво.В нашей местности недавноПоселился зверь отважный.У него – усы седые,Из себя он – очень важный.Ну а уши у него – прямо по аршину!Он, когда ложится спать,Кладет их на спину.У него глаза косые,Хвостик, как цветочек.Очень любит он глодатьВеточки без почек.Днем он спит, а ночь гуляет,Бегает вприпрыжку,Страшно любит он морковку,От капусты кочерыжку.На снегу, где он гуляет,Он горошек оставляет.В общем, зверь весьма приятный,Чистоплотный и опрятный.Он живет под той вон елкой,Напролет весь день там спит,Но глаза не закрывает,Спя, усами шевелит.Раз я встретила его,Спросила любезно:«Не могу ли я вам бытьЧем-нибудь полезной?»Посмотрел он на меняИ ответил важно:«Я вообще из всех зверейЗверь самый отважный!Не боюся я чижей,Не боюся я ежей.Абсолютно не дрожа,Прохожу мимо ежа.Проживая здесь, в лесу,Не люблю одну лису.
Не боюся я ворон,Не боюся я сорок.Не боюся и мышат,Точно так же – лягушат.Не боюся даже львов,Так как здесь их нету.А если б были, то, наверное,Сжил бы их со свету.Не боюсь я снегирей,Словом, никаких зверейЯ не опасаюся.Очень, очень, очень редкоБегством я спасаюся». —«От кого же вы бежите, —Я его спросила, —Коль у вас такая смелостьИ такая сила?»Зверь усы расправил лапкой,Почесал за ухом,В это время дятел – «стук!»Зверь – прыг! – что было духу.И, как видно, сгорячаДал такого стрекача,Только хвостик замигал,И тотчас в лесу пропал.Очень даже странный зверь —Так я думаю теперь».
Тут сороки улетели,А я направился к той ели.Дай, думаю, погляжуИ ребятам расскажу,Как живет зайчишка,Этот хвастунишка.Вижу – к елке ведет стежка,А под елкой ямка-лежка.Он под этой елкой жил,Спал, усами шевелил.Шевелил усами,Шевелил ушами…А потом под Новый годЕлочку срубилиИ для вас вот в этом залеЕе нарядили.
Вы теперь вокруг нееБудете резвиться,Песни петь, плясать и прыгать,Словом, веселиться.А о зайце не горюйте,Он живет отлично.В новом месте у негоНовый дом, приличный.Я его недавно виделИ спросил: «Зайчишка!Как живешь на новом месте,Серенький плутишка?»Он ответил, убегая,На ходу хвостом мигая:«Под березкой день лежуИ о елке не тужу.Мне под этой елкойБыло страшно колко!»
К детям Михаил Шолохов очень добр и внимателен, многих он хорошо не только по имени, а и по характеру знал, наблюдал за их развитием. Спустя много лет, вспоминая о том или ином ребенке, он подробно рассказывал, каким тот был, как вел себя, припоминал детали его детства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
