Некоторое время Лойал рассматривал Указатель, затем опустился наземь, скрестив ноги, и потер рукой крошащийся рябой камень.
— Когда-то на Островах росло многое, — печально произнес он. — Во всех книгах говорится об этом. Зеленая трава, на которой можно было спать, мягкая, будто перина. Фруктовые деревья, и яблоком, грушей или колокольником приправляли свой стол путники — душистыми, сочными и хрусткими, какое бы время года ни царило снаружи.
— Не на что охотиться, — проворчал Перрин, который потом, по-видимому, сам удивился своим словам.
Эгвейн протянула Лойалу чашку с чаем. Тот держал чашку в руках, так и не пригубив, уставясь на нее, словно надеялся увидеть на ее дне фруктовые деревья.
— Вы не будете расставлять сторожей? — спросила Найнив у Морейн. — В таком месте наверняка водится что-нибудь похуже крыс. Даже если я и не увидела ничего, то чувствовать точно могу.
Айз Седай с отвращением потерла пальцами по ладони.
— Вы ощущаете порчу, запятнанность Силы, создавшей Пути. До тех пор, пока можно обойтись без этого, я не стану использовать Единую Силу в Путях. Порча столь сильна, что на любое мое действие она непременно наложит свой грязный отпечаток.
После этих слов все, как и Лойал, погрузились в молчание. Лан принялся за еду, действуя методично, будто подбрасывая дрова в печку, так, словно главное — не сама еда, а процесс снабжения своего тела топливом. Морейн не отставала от него, причем ела так аккуратно, словно бы и не сидела на корточках на голом камне в самой середине нигде, однако Ранд едва отщипнул сыра и хлеба. Жара крохотного пламени еле хватало, чтобы вскипятить воду для чая, но Ранд скорчился у масляной печки, словно бы хотел впитать в себя все крохи тепла. Плечами юноша задевал Мэта и Перрина. Они сбились вокруг печки в тесный кружок. Мэт совсем позабыл про хлеб с сыром и мясом у себя в руках, а Перрин, лишь пару раз откусив от своей доли, отставил оловянную тарелку. Настроение становилось все мрачнее и подавленнее, и каждый смотрел вниз, стараясь не глядеть на окружающую темноту.
Морейн за едой изучала ребят взглядом, потом отставила в сторону тарелку и вытерла губы салфеткой:
— Могу сказать вам одну приятную и радостную вещь. Я не считаю, что Том Меррилин мертв.
Ранд пронзил ее взглядом:
— Но... Исчезающий...
— Мэт рассказал мне, что произошло в Беломостье, — сказала Айз Седай. — Местные жители упоминали про менестреля, но никто ничего не говорил о его гибели. А если б менестрель был убит, об этом бы наверняка говорили. Беломостье не настолько велико, чтобы менестрель там показался мелочью. И Том — часть Узора, который плетется вокруг вас троих. И, по-моему, слишком важная часть, чтобы оказаться уже обрезанной.
Слишком важная? — подумал Ранд. — Откуда могла Морейн знать?..
— Мин? Она видела что-нибудь о Томе?
— Она видела очень многое, — с гримасой сказала Морейн. — Обо всех вас. Хотела бы я понять хотя бы половину из того, что она увидела. Старые барьеры слабеют. Но старое или новое то, что делает Мин, — видит она верно. Ваши судьбы связаны вместе. И судьба Тома Меррилина — вместе с вашими.
Найнив пренебрежительно фыркнула и налила себе еще одну чашку чая.
— Не понимаю, как она хоть что-нибудь увидела о ком-то из нас, — с ухмылкой сказал Мэт. — Насколько помню, большую часть времени она глазела на Ранда.
Эгвейн приподняла бровь:
— Н-да? Вы мне этого не рассказывали, Морейн Седай.
Ранд глянул на девушку. На него она не смотрела, но тон ее был нарочито безразличным.
— Я разговаривал с нею всего раз, — сказал он. — Она одевается как парень, а волосы у нее такие же короткие, как у меня.
— Угу, ты разговаривал с нею всего раз, — Эгвейн медленно кивнула. По-прежнему не глядя на него, она поднесла чашку к губам.
— Мин просто та девушка, которая работает в байрлонской гостинице, — сказал Перрин. — Совсем не то, что Айрам.
Эгвейн поперхнулась чаем.
— Очень горячий, — пробормотала она.
— Кто такой Айрам? — спросил Ранд.
Перрин улыбнулся — очень похоже на улыбку Мэта в старые добрые дни, когда тот задумывал какую-нибудь очередную проказу, — и спрятался за своей чашкой.
— Один из Странствующего Народа, — сказала небрежно Эгвейн, но на щеках у нее вспыхнули красные пятна.
— Один из Странствующего Народа, — сказал Перрин вкрадчиво. — Он танцует. Совсем как птица. Разве ты не так говорила, Эгвейн? Словно летаешь с птицей?
Эгвейн медленно опустила чашку.
— Не знаю, кто как, а я устала и собираюсь лечь спать.
Когда девушка завернулась в одеяло, Перрин слегка ткнул Ранда под ребра и подмигнул. Ранд понял, что ухмыляется ему в ответ. Чтоб я сгорел, если бы у меня вышло лучше. Хотел бы я знать о женщинах столько же, сколько Перрин.
— Может быть, Ранд, — лукаво заметил Мэт, — тебе следовало бы рассказать Эгвейн о той козочке фермера Гринвелла, Эльзе.
Эгвейн приподняла голову, посмотрела сначала на Мэта, потом на Ранда.
Тот торопливо поднялся, решив сходить за одеялами.
— Сейчас совсем неплохо и поспать.
Когда все двуреченцы принялись готовиться ко сну, стал разворачивать свои одеяла и Лойал. Морейн продолжала сидеть, маленькими глотками потягивая чай. И Лан тоже сидел. Страж, похоже, спать не собирался, да и по виду в сне он не нуждался.
Вскоре вокруг печки возник кружок прикрытых одеялами бугорков, почти касающихся друг друга: даже во сне всем хотелось чувствовать рядом с собой друзей.
— Ранд, — прошептал Мэт, — между тобой и Мин было что-нибудь? Я видел ее лишь мельком. Да, она хорошенькая, но ей, должно быть, лет-то не меньше, чем Найнив.
— А что было с этой Эльзе? — прибавил Перрин с другого бока. — Она симпатичная?
— Кровь и пепел, — пробурчал Ранд, — мне уже с девушкой поговорить нельзя? У вас такие же дурные мыслишки, как и у Эгвейн!
— Как сказала бы Мудрая, — поддразнивая, попенял Мэт, — следи за своим языком. Ладно, коли не хочешь рассказывать об этом, то я, пожалуй, посплю.
— Вот и чудненько, — проворчал Ранд. — Первая достойная мысль, что ты высказал.
Сон, однако, пришел не скоро. Как бы ни устраивался и ни ворочался Ранд, камень оставался твердым, и через одеяло Ранд чувствовал под собой все ямки. Никак не удавалось забыть, что он находится в Путях, созданных мужчинами, что разломали мир, и зараженных порчей Темного. Перед глазами у него стояла картина обрушившегося моста, под которым — ничто.
Повернувшись на бок, Ранд обнаружил смотрящего на него Мэта; точнее, смотрящего сквозь него. Подтрунивания были забыты, когда темнота вокруг вновь напомнила о себе. Он перекатился на другой бок, и там лежал Перрин, тоже с открытыми глазами, сложив руки на груди. Лицо у него было не таким испуганным, как у Мэта, но беспокойно постукивающие по груди большие пальцы выдавали тревогу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
