– Ваше Величество, поскорее располагайтесь сами и прикажите сесть своим молодцам. – Дент-Вайар, выпустил дочь из объятий. – Мне не терпится выпить с вами глоток доброго напитка бескрылых также сильно, как гусеницам, – указал он рукой в сторону детского загончика, – не терпится сожрать порцию мякоти воздушного коралла… А надолго ли вы в наши края?
– Нет, любезный, – садясь, покачал головой король. – Переночуем и сразу в путь. Слишком много впереди работы. Ведь ваше селение, наверное, единственное, где не попраны королевские законы. Да и то объясняется это, скорее всего, не более, чем близостью к столице.
– Однако законы меняются с непостижимой стремительностью, – осторожно заметил Ракши-старший, как раз закончив обниматься с сыном и синеглазой невесткой.
– Да, это так, – подтвердил Лабастьер Шестой. – Я надеюсь, вас это не слишком смущает? Между прочим, по новым законам ваш родственник Дент-Пиррон уже не является преступником. И ни кто-нибудь, а ваша невестка оснащает короля запрещенным доселе оружием…
– Честно говоря, привыкнуть к тому, что пересматриваются основы, заложенные еще Лабастьером Вторым, довольно трудно. Однако подтверждение вашего на то права было столь значительным, что никто и не думает его оспаривать.
– О да! – влезла в беседу словоохотливая жена Дент-Вайара, розовощекая Дипт-Хаан. – Нас тряхнуло так, что мы подумали, Безмятежная треснет пополам или лопнет, словно подстреленная шар-птица! Хорошо, что вы, Ваше Величество, еще за месяц до того предусмотрительно отправили глашатаев во все уголки колонии. Они обо всем предупредили нас, потому мы, хоть и перепугались, но довольно быстро успокоились. А когда я своими глазами увидела, что над миром и впрямь поднимается Золотой Храм, я думала, глаза у меня от удивления выпадут на землю. А какая громадина! Он ведь был над столицей, а отсюда видать!
– Глашатай сообщил, что предки прекращают над нами свою тайную опеку, и передают нашу участь в наши собственные руки… – то ли вопросительно, то ли утвердительно произнес Ракши-старший.
– Да, – подтвердил Лабастьер Шестой. – Золотой Храм отправился туда, откуда мы все появились – к Земле, а мы остались тут, чтобы вершить свои судьбы самостоятельно… Но не хватит ли нам серьезных разговоров? Мы так устали с дороги…
– А уж в глотке пересохло так, – в тон ему продолжил Лаан, – что ее не размочить и за час!
Пир продолжался до глубокой ночи.
– Как я люблю их всех, – прижавшись к мужу, шепнула Мариэль. – Они такие простые и настоящие…
– Они – плоть от плоти нашего мира, а он превосходен. Я и сам всем сердцем полюбил твоих соплеменников. Сейчас ты убедишься, что это не пустые слова.
Он поднял глиняную чарку, и все присутствующие притихли.
– Я не случайно отправился в путь именно сегодня, – начал король. – Этой ночью некое небесное знамение должно подтвердить нам, что Безмятежную ждет великое будущее, что опасности, о которых мы даже не подозревали, но о которых знали наши предки, миновали. И это событие я хотел встретить только тут и только с вами.
Король пригубил напиток, его примеру, загомонив, последовали остальные. И именно в этот миг… (В своих расчетах думатель оказался точен до минуты.) Площадь озарилась пурпурно-розовым светом.
Сельчане, задрав головы, как зачарованные смотрели в небо. Там, почти в зените, кровавым цветком воссияла доселе невиданная и неправдоподобно яркая звезда.
– Свершилось! – торжественно, как церемониймейстер, вымолвил король. – Эта новая звезда называется Гелиос. И уж поверьте мне, то, что она зажглась на нашем небе, является залогом нашего счастливого будущего. Эй! – внезапно крикнул он. – Помнится, в вашем селении есть прекрасные музыканты?! По-моему, сейчас самое время для плясок!
Никто, кроме Мариэль, не заметил в голосе короля каких-то несвойственных ему бесшабашных, почти истерических ноток. Но она уже смирилась с мыслью, что недавно снизошедшая на ее возлюбленного супруга мудрость порою делает его недоступным ее пониманию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Музыканты ударили в бонги и зазвенели струнами. А флейта-раковина запела мотив, сотканный из радости и печали. Подвыпившие сельчане взвились в небо и завели там суматошный хмельной хоровод…
И все же Мариэль не удержалась от того чтобы шепотом спросить Лабастьера Шестого: «Что с тобой, милый?», когда увидела, что по щекам его текут слезы, а отблеск Гелиоса делает их похожими на струйки крови.
– Со мной? – вздрогнул король. – Что со мной? – он оторвал взгляд от удивительного небесного зрелища, которое скоро станет привычным, и явно не понимая о чем идет речь, глянул на Мариэль. И только тут сам почувствовал влагу на своих щеках.
– Со мной все в порядке, – сказал он, улыбнувшись одними губами, и утер лицо ладонью. Как тебе такие строчки:
«… Послушайте! Ведь если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно? Значит – это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?!»[2]
Он замолчал.
– Какой странный слог, – заметила Мариэль. – Чье это? Это написала бабочка с Земли?
Лабастьер Шестой покачал головой.
– Это написал бескрылый. Один из тех, что появились на свете задолго до бабочек. И ты знаешь, он убил себя. Приставил к виску штуковину вроде тех, что делает Тилия, и вогнал себе в мозг кусочек раскаленного металла…
Король тряхнул головой, вскочил на ноги и, расправив крылья, подал королеве руку:
– Но полно! Хватит мне нагонять на тебя тоску! Давай-ка потанцуем тоже! Или наш мир не самый прекрасный на свете?! Или мы не любим друг друга?! А?!
Refren
Возрождение человечества в его первозданном виде было возможно.
В пятом столетии правления императора Лабастьера Первого произошло событие, которое заставило его призадуматься. В солнечную систему, а точнее – прямо к Земле, вернулся первый и единственный межзвездный корабль бескрылых.
Где провел он эти миллионы лет? Как случилось, что не все его бортовые системы вышли из строя? Или эти посланники древности двигались со сверхсветовой скоростью, и, в то время как на Земле минули миллионы лет, на борту звездолета прошел сравнительно небольшой срок? Никто, кроме его обитателей – двухсот находящихся в анабиозе особей – не мог бы дать ответ на эти вопросы.
Но биосистемы звездолета не вывели астронавтов из анабиоза, это можно было сделать, лишь вмешавшись извне…
ОН был по-своему любопытен. Любопытен, но нетороплив. И ОН в течение нескольких лет всерьез раздумывал над тем, не разбудить ли астронавтов…
А тем временем его прапраправнук, король колонии планеты Безмятежной Лабастьер Шестой со смертоносной миссией отправил на Землю своего двоюродного деда.
Книга четвертая
Изумрудные росы
(Гулливериада)
Часть первая.
Ящерица отбрасывает свой хвост
1
Заглядевшись на красу росы,
Не заметил, как промокли крылья,
Но паук, не пользуясь бессильем,
Тоже смотрит на красу росы.
Крылья высохли, ты стал свободен, взмыл…
Тут и в паутину угодил.
«Книга стабильности» махаон, т. II, песнь IX; «Трилистник» (избранное).
Грег застонал и сморщился от боли. Так всегда бывает после продолжительного анабиоза, во всяком случае с ним: тело оживает, и по нему прокатываются волны легких судорог. «Но я жив!» – была его первая мысль после бесконечного вялого сновидения. Грег с трудом разлепил веки, но взгляд не фокусировался, а яркий свет резанул по глазам и заставил зажмуриться вновь.
