и важностью. Здесь было холодно: Небесный видел внутренности модуля в зеленовато-коричневых и черных тонах.
Позади заговорила Констанца:
– Отдай автомат, Небесный, и никто не узнает, что ты его брал.
– Отдам, когда минует угроза.
– Так ведь мы еще не выяснили даже, что это за угроза. Может, кто-то случайно выстрелил.
– А капсула со «спящим» тоже случайно дала сбой? Думай, что говоришь.
Он вошел в помещение и увидел троих охранников и отца – бледно-зеленых призраков, разукрашенных белыми пятнами.
– Констанца, – произнес один из мужчин, – кажется, тебе было велено прикрывать… Черт! С кем это я говорю?
– С Небесным Хаусманном. – Юноша сдвинул вверх монокуляр, и комната мгновенно потускнела.
– А где Констанца?
– Я взял у нее шлем и автомат… силой отобрал. – Небесный оглянулся, надеясь, что девушка слышит, как он пытается ее оправдать. – Она сопротивлялась.
Эта капсула вместе с девятью другими составляла кольцо; к каждой секции подходил отдельный коридор. Со времени старта Флотилии этот модуль посещали, может быть, пару раз. Своей сложностью система жизнеобеспечения не уступала аннигиляторным двигателям и была столь же уязвимой. Одно неумелое действие, и аварии не избежать. Лишь самые опытные специалисты обслуживали капсулу, подобно тому как отборные жрецы обслуживали египетские пирамиды. И, как мертвые фараоны, «спящие» не ожидают вторжения в свой загробный мир, пока не достигнут конца путешествия – системы 61 Лебедя А. Здесь не было места живым людям.
Но куда менее уместным оказалось зрелище, представшее глазам Небесного.
Тит Хаусманн лежал на полу, его поддерживал за плечи один из охранников. Грудь отца была залита темной липкой жидкостью, и Небесный понял, что это кровь. На мундире отца чернели огромные дыры, через которые она вытекала, отвратительно булькая при каждом вздохе и собираясь лужицей на полу.
– Папа! – воскликнул Небесный.
– Все в порядке, – отозвался один из охранников. – Бригада врачей уже на подходе.
Но Небесный знал уровень медицинского обслуживания на «Сантьяго». Пожалуй, лучше сразу вызывать священника… или похоронную команду.
Он осмотрел капсулу «спящего» – длинный саркофаг на облепленном приборами цоколе заполнял собой почти весь отсек. В крышке зияла дыра с зазубренными краями, осколки стекла покрывали пол беспорядочной мозаикой. Такое впечатление, будто кто-то разбил крышку изнутри, пытаясь вырваться из капсулы.
И в ней что-то находилось.
Пассажир мертв или должен вот-вот умереть. На первый взгляд в его облике ничего необычного – если не считать того, что обнаженное тело изрешечено пулями и утыкано проводами мониторинга, шунтами и катетерами. А ведь он моложе большинства «спящих», подумал Небесный. Тот самый возраст, когда легко становятся фанатиками. Все остальное – лысая голова, полностью расслабленное лицо – как у любого из тысяч момио.
Все, кроме оторванной по локоть руки.
Она лежала на полу – безжизненный предмет, похожий на брошенную перчатку. Но раструб из лохмотьев кожи казался пустым – ни обрывков мышц, ни кости, да и крови вытекло совсем мало. И сам обрубок… Живая плоть заканчивалась в нескольких дюймах ниже локтя. А на полу валялась металлическая конструкция, бурая от крови, – омерзительный протез, у которого вместо пальцев целый арсенал остро заточенных лезвий.
Небесный представил себе, что могло произойти.
Момио просыпается в своей капсуле – это было запланировано еще до того, как Флотилия покинула Меркурий. Его пробуждение должно остаться незамеченным. Вырвавшись на свободу, он приступает к выполнению своей задачи… то же самое, по версии Констанцы, произошло на борту «Исламабада». Одиночка действительно способен причинить огромный вред, особенно если не заботится о том, чтобы уцелеть.
Однако этот план сорвался.
По-видимому, диверсант уже просыпался, когда в модуль вошла группа силовиков. Отец Небесного склонился над капсулой, чтобы осмотреть ее, и в этот момент «спящий» разбил стекло и напал на Тита. Даже пули не сразу остановили злоумышленника, хотя охранники почти целиком опустошили магазины автоматов. Некоторые препараты, предназначенные для размораживания, обладают обезболивающим действием, и диверсант оставался опасен, пока не потерял слишком много крови.
Как бы то ни было, его остановили слишком поздно.
Небесный опустился на колени подле отца. Глаза Тита были открыты, но взгляд не мог сосредоточиться.
– Папа, это я, Небесный. Пожалуйста, держись, скоро придет помощь. Все будет хорошо.
Один из охранников тронул Небесного за плечо:
– Твой отец сильный человек. Не мог не войти первым. Ты же знаешь, он всегда так поступал.
– Всегда так поступает.
– Конечно. Он выживет.
Небесный хотел что-то сказать, слова уже сложились у него в голове, но неожиданно момио зашевелился – медленно, как во сне, а затем все более энергично. На миг юноша не мог поверить собственным глазам: ни одно живое существо не способно двигаться после таких ранений, тем более с чудовищным проворством и ожесточенностью.
Выкатившись из капсулы, момио с кошачьей грацией вскочил на ноги, шагнул к одному из охранников и изящно взмахнул уцелевшей рукой. Острое лезвие рассекло горло, охранник рухнул на колени, из раны фонтаном забила кровь. На миг момио застыл, выставив перед собой руку-оружие, затем мудреный еж из клинков застрекотал и защелкал – один нож втянулся, пуская на свое место другой, сверкающий голубым блеском хирургической стали. Пассажир следил за этим процессом с завораживающим спокойствием.
И вдруг он шагнул к Небесному.
Руки все еще сжимали автомат Констанцы, но страх был до того силен, что юноше даже не пришло в голову угрожающе поднять оружие. Момио смотрел на Небесного, мышцы лица странным образом перекатывались, словно десятки дрессированных личинок ползали между кожей и черепными костями. Но вот их беспорядочное движение прекратилось, и Небесному на мгновение почудилось, будто он смотрит в зеркало: лицо «спящего» казалось грубым подобием его собственного. Затем мышцы вновь задергались, словно по отражению пробежала рябь, и сходство исчезло.
Момио улыбнулся и ткнул Небесного в грудь сверкающим лезвием. Боли почему-то не было, – казалось, «спящий» просто толкнул его под ребра. Задыхаясь, Небесный отшатнулся.
Сзади двое уцелевших силовиков взяли оружие на изготовку.
Небесный сполз на пол, пытаясь наполнить легкие воздухом. Вместо облегчения нахлынула нестерпимая боль. Нож пассажира почти наверняка проткнул легкое, а ребро оказалось сломанным при ударе. Но лезвие не задело сердце. И он может двигаться – значит, не поврежден и позвоночник.
