мной откровенничала, что ли?
— Давай-ка, Дональд, выкладывай!
Он поднял на меня глаза.
— Не знаю, право. Тони был болтун, понимаете? Так что он мог рассказать Дезире все, что угодно, ничего не утаить и про себя все рассказать, начиная с пеленок. Уже перед самым концом он рассказал мне, что знает кое-что про одного парня — что тот собирается стащить из этой церкви кругленькую сумму, а я ему на это: «Не надо, Тони, мне даже говорить про такое!» Понимаете? Но Тони-то был болтун! Да, настоящий болтун.
Мы с Энджи переглянулись. Она оказалась права, когда за минуту до этого сказала, что Дезире просчитала все, каждый свой ход. Дезире наметила себе цель — «Утешение в скорби» и Церковь Истины и Откровения. Не они выбрали ее себе в жертву, а она их. Она поставила на Прайса. И Джея. И возможно, на всех тех, кто думал, что ставит на нее.
Я даже присвистнул тихонько. Да, надо отдать должное этой женщине. Такой штучке никто и в подметки не годится.
— Итак, Дональд, ты понятия не имел, чем начинены сигареты? — уточнил я.
— Не имел, — сказал он. — Уж никак не имел.
Я кивнул:
— Ты просто думал, что она хочет подарить бывшему своему дружку пачку сигарет, да?
— Нет, послушай, тут дело не в том: знал — не знал. Я видел, что Дезире добивается всего, что ей вздумается. Всегда добивается.
— А тут ей вздумалось убить твоего лучшего друга, — сказала Энджи.
— И ты помог ей в этом, — сказал я.
— Нет, господи, нет! Я любил Тони! Вправду любил! Но Дезире… она ведь…
— Большая сука, — подсказала Энджи.
Он закрыл рот и уставился на свои босые ноги.
— Думаю, второй такой суки во всем мире не сыщешь, — сказал я. — Вот ты и помог ей убить твоего лучшего друга. И должен жить теперь с этим и мучиться до скончания дней. Так что держись и запасайся силами.
Мы направились к двери.
— Она и вас убьет тоже, — сказал Дональд.
Мы оглянулись. Склонившись над столиком, он дрожащими пальцами совал в кальян марихуану.
— Если вы встанете ей поперек дороги — всё, что ей поперек дороги, она просто стирает в порошок. Она знает, что я в полицию не побегу, потому что… Ну кто я такой? Я ничто. Понимаете? — Он бросил взгляд на меня. — А Дезире, она ведь как? Ей траханье особо ни к чему. Хоть она и здорова это делать, а ни к чему. А вот что ей надо, что ее заводит по-настоящему — могу поспорить, — так это уничтожать, стирать людей в порошок, это ей как шутиха, как фейерверк на Четвертое июля.
35
— Какой ей прок возвращаться сюда? — спросила Энджи, налаживая бинокль и нацеливая окуляры на освещенные окна кондоминиума Джея на Уиттьер-Плейс.
— Возможно, дело тут вовсе не в воспоминаниях ее мамаши, — сказал я.
— Думаю, про них можно просто забыть.
Мы поставили машину на стоянке под пандусом съезда с эстакады на островке между новой Нашуа-стрит-джейл и Уиттьер-Плейс. Мы притаились на своих сиденьях, чуть не вдавившись в них, но так, чтобы нам открывался хороший обзор окон спальни и гостиной Джея, и за время, пока мы там сидели, в окнах мелькали две фигуры — мужская и женская. Сказать точно даже про женскую фигуру, что это Дезире, мы не могли, так как тонкие шторы Джея были задернуты и видели мы лишь силуэты. О том, кому принадлежала мужская фигура, оставалось вообще лишь гадать. Но, учитывая систему сигнализации в квартире Джея, мы все же могли надеяться и даже ручаться, что женщина в окне — это Дезире.
— Так что бы это могло быть? — продолжала Энджи. — Я ведь что хочу сказать — два миллиона она, по-видимому, заграбастала, надежно укрыла во Флориде и может с такими деньжищами отправляться хоть к черту на рога. Так зачем ей возвращаться?
— Не знаю. Возможно, чтобы завершить дело, начатое год назад.
— Убить Тревора?
Я пожал плечами:
— Почему бы и нет?
— Но с какой целью?
— А?
— С какой целью? Эта девица, Патрик, ничего не делает просто так или по причинам чисто эмоциональным. Когда она убила мать и попыталась убить отца, каков, ты думаешь, был ее главный мотив?
— Эмансипация?
Она покачала головой:
— Это недостаточно серьезная причина.
— Недостаточно серьезная причина? — Я опустил бинокль и взглянул на Энджи. — Не думаю, что ей так уж нужны причины. Вспомни, что она сделала с Илианой Риос. Что она, черт возьми, сделала с Лизардо.
— Верно, но логика тут и там есть. Пускай извращенная, но есть. Лизардо она убила, потому что он являлся единственной ниточкой, связывавшей ее с тремя парнями, которые убили ее мать. А Илиану Риос она убила, потому что это помогало ей замести следы, когда она выкрала у Прайса обратно два миллиона. Но что выгадывала она восемь месяцев назад, когда пыталась убить отца?
— Ну, первоначально, как мы можем предположить, это были деньги.
— Каким же это образом?
— Наверное, она являлась единственной его наследницей по завещанию. Родители умирают, и она получает несколько сотен миллионов.
— Ну да. Правильно.
— Допустим, — продолжал я. — Но теперь эта причина полностью отпадает. Наверняка Тревор вычеркнул ее из завещания.
— Верно. Так зачем возвращаться?
— Вот и я о том же.
Она тоже опустила бинокль и потерла глаза.
— Загадка природы, правда?
На секунду я откинулся на спинку сиденья и потянулся, напрягая мускулы шеи и спины, о чем тут же пожалел. В который раз я позабыл о своем плече, и поврежденная ключица словно взорвалась болью, пронзившей всю мою левую сторону вплоть до шеи и впившейся в мозг. Я попытался сделать несколько коротких вдохов и проглотил кислую отрыжку.
— Илиана Риос внешне очень похожа на Дезире, — выговорил я наконец. — Похожа настолько, что Джей ошибся, приняв ее тело за труп Дезире.
— Да. Ну и что?
— Думаешь, это случайность? — Я повернулся к ней. — Каковы бы ни были их отношения, для гибели в номере мотеля Дезире выбрала Илиану Риос именно из-за ее с ней внешнего сходства. Она проявила большую предусмотрительность.
Энджи содрогнулась.
— Да, эта женщина смотрит в корень.
— Совершенно верно. Что и делает бессмысленной гибель ее матери.
— Не поняла! — Энджи так и вскинулась на сиденье.
— Машина матери в тот вечер сломалась. Так?
— Так. — Она кивнула. — И мать позвонила Тревору,
