ним.
К машине сопровождения подошел один из телохранителей Плотникова, начальник авангардной ОБЕД.
– Что тут происходит? Долго будем стоять?
– Горят, – лаконично ответил старший лейтенант, указывая на затор впереди. – Попробуем в объезд.
Охранник мазнул взглядом по «волге», собиравшейся проводить колонну, кивнул.
– Пусть не гонит по буеракам, на шоссе выедем – нагоним график.
Одна за другой машины прокурорского кортежа съехали на поперечную грунтовую дорогу, поплыли по ней, скользкой от грязи, к лесу. Но преодолели всего два с лишним километра и остановились: лопнуло колесо у джипа с прикрывающей группой охраны. Пока меняли колесо, Николай Григорьевич молчал. Но когда колонна застряла в очередной раз – не смогла выбраться из колдобины первая машина с охраной, – он не выдержал и открыл дверцу со своей стороны, собираясь выйти и сказать сопровождающим все, что о них думает. Это было его роковой ошибкой. Едва он высунул голову из кабины, как тут же затылок его словно взорвался, и в мгновение все обрызгало кровью, мозгами, осколками костей черепа, в том числе и сидевшего в салоне «чайки» на переднем сиденье следователя. Пуля из винтовки «Селигер» калибра 12,7 миллиметра, выпущенная с близкого расстояния, вошла Генпрокурору точно в переносицу, пробила голову, разворотила бар и застряла в спинке сиденья водителя. Выстрела не услышал никто.
Когда охрана опомнилась и открыла огонь по кустам и деревьям с двух сторон дороги, было уже поздно. Сбежал и водитель гаишной «волги», взявшийся проводить колонну, но вместо этого пригнавший ее в идеальное место для засады.
Листок со стандартным текстом: «Привет из „Чистилища“ – нашли позже на сиденье машины ГАИ примчавшиеся буквально через полчаса оперативники Федеральной службы безопасности. Кроме них, здесь же объявились и другие спецслужбы: „Анальгин“ из Министерства обороны и „Принцип“ из Министерства внутренних дел, но помочь делу уже не смогли. Генеральный прокурор был мертв.
ПОСЛЕДНИЙ СОН
Горы со всех сторон блистали серебром и ультрамарином, золотом и платиной, чистыми тонами радужных высверков – от обнажившихся рудных жил и россыпей драгоценных камней. Горы были высокими, крутыми, изломанными стихией новообразований, молодыми, и не были обременены вершины их шапками ледников и шубами снежного покрова. Космы облаков необычного платинового оттенка вились вокруг отдельных, самых высоких, пиков, размывая их глыбистые очертания. Небо здесь тоже было не чисто-голубым и не синим, а жемчужно-серым, с каким-то даже седым оттенком. Солнце, низко висящее над зубчатым профилем гор, казалось огромной каплей расплавленного золота. Оно не слепило, но ощутимо грело.
Матвей перевел взгляд в другую сторону и увидел движущийся над склоном ближайшей горы какой-то бросающий зеркальные зайчики предмет. Через минуту стало ясно, что это один из летающих городов Инсектов, не то пчел, не то чешуекрылых.
– Дом Веспидов [144], – сказал чей-то голос сзади. Матвей оглянулся. На него смотрел закованный в пластинчатые доспехи и укутанный в меха монстр на знакомом шестиногом «коне», но голос его явно принадлежал Тарасу Горшину.
Где-то прозвучала труба, породив множество лающих отголосков. Внизу, в ущелье, на обрыве которого стояли Матвей и его спутник, началось движение. Около сотни всадников, в таких же точно доспехах, что и на спутнике Соболева, в сложных шлемах, напоминающих головы насекомых, но с единственным горизонтальным узким светящимся глазом, двинулись к выходу из ущелья, устремив к небу длинные жала копий.
– Кажется, тебе повезло, – снова раздался в голове Матвея голос Горшина.
– Это летит зоэрекс – живой город-улей Веспидов. Изменение было глобальным, но все же кое-где по неизвестным причинам остались островки «недоделанных Инсектов», уменьшившихся не в сто раз, как остальные, а всего в пять – десять. Они были уже не в состоянии возродить былую мощь рода, но еще имели возможность некоторое время поддерживать жизнь в «аулах». Кое-где остались даже целые семьи. Как правило, эти мини-Инсекты были очень агрессивны и продолжали воевать с Первыми Людьми, еще шестилапыми, полульвами-полунасекомыми-полулюдьми. Тебе транслируется встреча одного из кланов Перволюдей с «ульем» ос разумных.
Летающий «замок» Веспидов приблизился. Он был похож на геометрически идеальный обломок горной кристаллической породы, на гигантский самородок золота или платины и сверкал на солнце так, что было больно глядеть. С тихим гулом он настиг отряд Перволюдей, завис над ним, гул усилился, и тут же вниз посыпались сверкающие, как драгоценные камни, огромные, со стопу человека, осы!
Они спикировали на плотно сбившийся отряд и были встречены залпом из арбалетов, стрелы которых, вонзившись в тело жертвы, загорались злым зеленым пламенем. С десяток оставшихся в живых ос метнулись назад, но их догнал новый залп – из копий, за которыми тянулись тонкие дымные хвосты. Казалось, в небо взметнулось около полусотни ракет…
До своего летающего дома добралась лишь одна оса. «Улей» в ту же секунду дрогнул и с прежним гулом двинулся, набирая скорость, в сторону солнца, скрылся за горой. Отряд соотечественников монстра, стоящего рядом с Матвеем, втянулся обратно в ущелье, спешился и рассредоточился по пещерам в отвесных стенах ущелья; это был их пещерный город или, скорее, пограничная застава.
– Почему осы… Веспиды… не применили оружия, из-за которого Аморфы пошли на Изменение? – спросил Матвей.
– Какое именно оружие ты имеешь в виду? Каждый род Инсектов имел собственное, специализированное, подогнанное под специфические особенности формы особи и ее деятельности. Осы-Веспиды, кстати, имели «биологические арбалеты», метающие жала наподобие тех, чем встретили их Перволюди.
– Что же они не воспользовались ими?
– Ты просто не заметил – воспользовались. Но эти Веспиды, во-первых, все-таки уже претерпели Изменение, уменьшившись раз в пять, и жала их соответственно потеряли прежнюю пробивную способность. Во-вторых, Веспиды вели бой не просто с Перволюдьми, а с… назовем их пограничниками, стерегущими границы государства. Недаром все они закованы в броню.
– Понял. И все же было создано какое-то универсальное оружие…
– «Игла Парабрахмы», излучатель некоего поля, вызывающего «короткое замыкание» всех реальных планов бытия, попутно искажающего форму предметов, способного уменьшать или увеличивать любые объекты, в том числе и биологические. Именно им и воспользовались Аморфы, изменив мир Инсектов и не затронув физической реальности
