— Марк, ты же убьешь себя! — с негодованием воскликнула Фрэн.
— А ты на себя посмотри, Фрэнни, — с лукавой интонацией произнес Марк.
А Стэн Ноготни начал задумчиво поговаривать о путешествии на юг. Возможно, он остановится в Акапулько на несколько лет, а потом отправится в Перу.
— Вот что я тебе скажу, Стью, — сказал он. — Все эти люди раздражают меня до чертиков. Из дюжины я едва ли одного знаю в лицо. Люди запирают на ночь свои дома… не смотри на меня так, это факт! Я часто думаю об Акапулько. Если бы я только смог убедить Джени…
Не так уж будет плохо, — подумал Стью, наблюдая за тем, как Фрэн качает воду, — если Свободная Зона распадется. Глен Бэйтмен согласился бы с ним — он в этом абсолютно уверен. Свободная Зоны выполнила свое предназначение. Так что лучше разбежаться в разные стороны, пока…
Пока что?
На последнем заседании Комитета Свободной Зоны, когда Стью и Фрэн еще были в городе, Хью Петрелла попросил и получил право вооружить своих подчиненных. В начале июня один пьяный избил подчиненного Петреллы и швырнул его в окно бара на Перл Стрит. Пострадавшему пришлось наложить свыше тридцати швов и сделать переливание крови. Петрелла считал, что этого никогда бы не произошло, если бы блюститель порядка был вооружен. В городе вспыхнула полемика, к которой никто не остался равнодушен. Многие люди (и Стью среди них) считали, что если бы блюститель порядка был вооружен, то он бы, конечно, не был ранен, но пьяный был бы убит.
«Что происходит вслед за появлением вооруженной полиции? — спрашивал он себя. — Каково следствие?» И ему показалось, что в ответ на его вопрос зазвучал ученый, немного суховатый голос Глена Бэйтмена: «Вы вооружаете их более смертоносным оружием. Снабжаете их патрульными машинами. А когда где-нибудь в Чили или в Канаде обнаруживается еще одна Свободная Зона, вы назначаете Хью Петреллу министром обороны, просто на всякий случай, и, возможно, вы станете посылать шпионские отряды, потому что в конце-то концов…»
«ОРУЖИЕ ЛЕЖИТ ВОКРУГ И ТОЛЬКО И ЖДЕТ, ЧТОБЫ ЕГО ПОДОБРАЛИ».
— Давай уложим его, — сказала Фрэн, поднимаясь по ступенькам.
— О'кей.
— Что это ты тут сидишь с таким кислым видом, а?
— С кислым видом?
— Ну да.
Двумя пальцами он раздвинул уголки рта в улыбке.
— Так лучше?
— Гораздо. Помоги мне уложить его.
— С удовольствием.
Следуя за ней в дом Матушки Абагейл, он думал о том, насколько было бы лучше, если бы все просто разошлись в разные стороны. Отложили бы создание общества на возможно более долгий срок. Именно с созданием общества начинают возникать проблемы. Именно тогда клетки сходятся вместе и начинают наливаться темной силой. Нет нужды раздавать полицейским оружие, до тех пор, пока они не перестанут помнить имена… лица…
Фрэн зажгла керосиновую лампу, и вокруг распространилось мягкое желтое сияние. Питер сонно наблюдал за ними. Он наигрался вдоволь. Фрэн надела на него ночную рубашку.
«Чего у нас вдоволь, так это времени, — думал Стью. — Время жизни Питера, время жизни его детей, а может быть, даже внуков. Примерно до 2100 года, но не больше. За это время бедная старушка земля успеет немного оправиться. Сезон отдыха».
— Что? — спросила она, словно подслушав его мысли.
— Сезон отдыха, — повторил он.
— Что это значит? — спросила она.
— Все, — сказал он, взял ее за руку и посмотрел на Питера.
— Фрэнни, — сказал он после паузы и заглянул ей в глаза.
— Что, Стюарт?
— Как ты думаешь… Люди научатся чему-нибудь?
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, помедлила и так и не решилась заговорить. Керосиновая лампа мигала. Глаза ее казались невероятно голубыми.
— Я не знаю, — сказала она наконец. Казалось, она была недовольна своим ответом, ей хотелось добавить что-то еще, как-то пояснить свои слова, но она смогла лишь повторить снова: — Я НЕ ЗНАЮ.
Эпилог. Круг замыкается
Нам нужна помощь, считал Поэт.
Эдвард Дорн
Он проснулся рано, и был восход.
Высоко над ним голубел небосвод.
Тогда он сел, огляделся вокруг. Острый риф выступал из темнеющих вод. Он был на пляже, белом, как кость. Бирюзовое море вздымало странные лодки. Это были (каноэ, каноэ с выносными уключинами)…
Он знал это, но… откуда?
Он поднялся на ноги и чуть не упал. Его трясло с ног до головы. Он чувствовал похмелье.
Он обернулся. Зеленые джунгли прыгнули к нему в глаза, темная мешанина деревьев, лиан, широких листьев и цветов, которые были (розовыми, как сосок девочки из церковного хора)…
Он снова почувствовал изумление.
Кто такая девочка из церковного хора?
И, если уж на то пошло, то что такое сосок?
Попугай ара вскрикнул при виде его, слепо рванулся вперед, врезался в толстый ствол старой индийской смоковницы и упал мертвым у ее подножия, задрав лапки кверху.
Мангуста посмотрела в его обожженное, поросшее щетиной лицо и умерла от мозговой эмболии.
Жучок, деловито взбиравшийся по стволу пальмы, почернел и превратился в черный остов. На мгновение между двумя его антеннами зашипела молния голубого электричества.
«КТО Я?»
Он не знал.
«ГДЕ Я?»
Какая разница.
Он пошел — заковылял — к краю джунглей. В ушах у него зазвенело от голода. Его мозг был пуст, как мозг новорожденного ребенка.
Он был уже на полпути к темной зелени, когда из нее появилось трое человек. Четверо. Полдюжины.
Коричневые, гладкокожие.
Они уставились на него.
Он уставился на них.
Он начал вспоминать.
Шесть человек превратились в восемь. Восемь — в дюжину. Все они сжимали копья. Они стали угрожающе потрясать ими. Обросший щетиной человек посмотрел на них. На нем были джинсы и старые потрескавшиеся ковбойские ботинки. Больше ничего. Его торс был белым, как брюхо карпа, и очень худым.
Копья поднялись вверх. Один из коричневых людей — вождь — сдавленным голосом выкрикивал одно и то же слово, которое звучало примерно так:
«ЮН-НАХ!»
Да, он начал вспоминать.
Теперь он знал свое имя.
Он улыбнулся.
Улыбка появилась на его лице, словно красное солнце, вышедшее из-за облака. Обнажившись ослепительно белые зубы, глаза засверкали. Он протянул им свои лишенные линий ладони в универсальном жесте мира.
Перед мощью этой усмешки они спасовали. Копья упали на песок.
— Вы говорите по-английски?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
