меня снова выбрасывает из реальности. В омут, наполненный теплой вязкой субстанцией. Закручивает в воронку, погружая все глубже и глубже.
В какой-то миг мне кажется, что этот, поглощающий омут, это сам Макс. Что я стала его частью, что мы слились в единое целое и проросли друг в друга корнями.
Ни стыда, ни смущения, никаких рамок больше нет. Я это он, а он — это я. Себя ведь не стесняются.
Максимально расслабив колени, послушно развожу их в стороны и чувствую, как он припадает ртом к моему естеству. Резко прогнувшись в пояснице, хватаю воздух губами.
Ощущения на грани фантастики.
— Господи!..
Он лижет.
Поначалу медленно и неспешно, словно смакуя меня. Ласкает губами и языком каждый миллиметр моей плоти. А затем, введя в меня два пальца, концентрирует внимание на самой чувствительной моей точке и до пика доводит за позорную минуту.
Оргазм смывает громадной волной, выбрасывая из теплого омута, в котором я бултыхалась до этого, и швыряет в плотный вакуум. Внешние раздражители уходят на задний план, я наполнена чистейшим кайфом. Я, кажется, умерла.
В себя прихожу, когда взяв меня на руки, Максим куда-то идет.
Разлепив глаза, вижу его напряженное лицо.
Молчит, сцепив зубы.
Укладывает на кровать, снимает боксеры и, вытянувшись рядом, переворачивает меня на живот.
— Подними бедра.
Тело ватное, непослушное, каждая мышца наполнена негой, но я делаю, как он просит и чувствую, как под живот проталкивается подушка.
В следующее мгновение Макс накрывает меня сзади и входит одним плавным движением.
Идеально. Мне так идеально.
Данилов тихо ругается в мое ухо. Ему очень хорошо.
Без ненужных прелюдий и раскачки сразу берет в диком темпе. Долбит так, что мне приходится упираться руками в изголовье. Кончает бурно и долго, заливая спермой мои поясницу и ягодицы.
Следующие десять минут мы, вцепившись друг в друга, просто лежим. Макс приходит в себя первым — идет за полотенцем, чтобы стереть с меня свои следы, а затем выходит в лоджию покурить.
Я залезаю под одеяло и заматываюсь в него как в кокон. Клонит в сон. Тревожные мысли тоже спят, они тоже устали.
— Пустишь? — проникает в сознание еле слышный насмешливый шепот.
— Угу…
Скользнувший под одеяло прохладный воздух тут сменяется на жар от его тела. Закинув на него ногу и устроив голову на плече, тянусь губами к вкусной шее.
Целую, вбирая в себя ставший для меня наркотиком, запах.
— Можно попросить?..
— Проси, — отвечает он.
— Не бросай меня, ладно?..
Глава 24
Максим
— Явился! — всплескивает руками Нина, едва я переступаю порог отчего дома.
В нос ударяет запах выпечки и еле уловимый — кубинской сигары.
— Опоздал?.. — заключаю ее в объятия и смачно целую в пухлую щеку.
— Нет, еще не садились, — шепчет доверительно, — отец твой не в духе… в кабинете курит.
— Он всегда не в духе.
— Степан и Агния в гостиной. Ждут еще сестру Агнии… должна подъехать с минуты на минуту.
— Ясно, я тогда пока зайду к отцу за пиздюлями.
— Иди, — смеется, хлопая меня по плечу.
Отец курит, стоя у открытого окна, но под потолком все равно сизая дымка. В кабинете холодно и неуютно.
— Привет, — останавливаюсь рядом и протягиваю руку.
— Здорово, — покосившись на меня, здоровается и сразу закрывает окно.
Разворачивается к столу и, положив сигару на специальную подставку, устало садится в кресло.
Я падаю на диван и располагаю лодыжку правой ноги на колене левой.
— Что-то случилось?
— Володя в реанимации.
— Оллсон?.. Что с ним?
— Он все с гастритом мучился…
— Я помню, — жаловался мне при каждой нашей встрече.
— А недавно приступ схватил… — продолжает говорить негромко, — вызвали скорую, думали язва… а оказалось, рак!
— Твою мать! — вырывается у меня.
Его, бесспорно, жалко, но, осознав за мгновения всю степень ответственности за его бизнес и дочь, я просто застываю в шоке.
— Четвертая стадия… Делают с ним что-то, но… — машет рукой, — уже поздно.
— В Израиле хорошо рак лечат.
— Четвертую стадию?! Ее даже не оперируют, потому что метастазы везде!
Проведя ладонью по холодному, покрывшемуся испариной лбу, безуспешно пытаюсь надышаться. Воздуха не хватает.
— Стефа знает?
— Нет еще, — касается головой, — Володя просил не говорить, пока семестр не закончится.
— А если он не доживет?
— Доживет. Пару месяцев еще точно есть.
Поднявшись на ноги, наполняю стакан водой и выпиваю залпом. В горле все равно першит.
— Все, Макс, погулял и хватит, — произносит, наблюдая за моими метаниями, — пора браться за ум, сын. Благо, мозги у тебя имеются, было бы желание.
— Он подготовил приемника?
— Сука!.. — взрывается отец, — какого, нахрен, приемника?! Ты его приемник! Ты и я! Мы с тобой его приемники! И потом, он не собирался помирать!..
Да понимаю я все! Понимаю!.. Они оба, Оллсон и мой отец, планировали стоять у руля еще как минимум лет двадцать, а затем передать дела мне и нашим со Стефой детям.
Блядь!.. Но кто же думал, что тесть соберется на тот Свет так рано!..
— А если завтра со мной что-то случится?! — продолжает орать отец, — что делать будешь?.. Ты думал об этом?
— Нет.
— Я теперь постоянно думаю! Инфаркт, инсульт, ебаный тромб!.. Что ты делать станешь, Максимка?!
— Ладно, успокойся! — повышаю голос, — будешь так орать, точно инфаркт заработаешь!
Отец, резко выдохнув, замолкает. Откинувшись на спинку кресла, обеими руками растирает лицо.
— Если сольешься, я бегать за тобой не стану, — произносит вдруг, — введу в правление Степана. Он только этого и ждет.
— Не сольюсь.
За дверью раздаются женские голоса, а затем слышится деликатный стук.
— Юра, Ангелина приехала. Идем за стол, — тихо говорит Агния, переводит на меня взгляд и добавляет, — здравствуй, Максим.
— Добрый вечер.
При желании ее можно было бы обвинить в том, что она мечтает заменить меня своим сыном в качестве наследника отца. Возможно, мысли у нее такие есть, но по факту она никогда ничего для этого не делала.
Или достаточно умна, чтобы понимать, что с отцом это бесполезно, или очень хитра и терпеливо ждет, когда я сам выйду из игры.
Иду в гостиную, чтобы поздороваться с братцем. Отец задерживается в холле, чтобы поприветствовать сестру Агнии, которая бывает здесь нечасто.
— Стив…
Степан, отвлекшись от разговора по телефону, здоровается со мной кивком головы. Все тот же незаинтересованный взгляд и эмоциональный минимализм.
Обмениваемся рукопожатиями и расходимся в разные стороны.
Я помню, как часто твердили родители, что отныне мы братья, что должны подружиться, всегда и во всем друг друга поддерживать. Мы оба быстро поняли, что никому ничего мы не должны и попыток
