Однако еще в Константинополе, не имея официального статуса, он продолжал некоторые из разработок одесской контрразведки, в частности по выявлению заграничной базы Иностранной коллегии подпольного большевистского обкома. Помогал Орлову его бывший заместитель полковник Томас.
Они выяснили, что в Константинополе активно разворачивает свою работу английская разведка, в структуре резидентуры которой создана специальная «русская секция» во главе с капитаном Хенкиным. Не имея до этих пор агентурной сети, капитан приступил к ее формированию, опираясь на офицеров и военных чиновников, эвакуированных из Одессы. Таким образом, в числе нанятых англичанами лиц оказался агент Одесского контрразведывательного отделения Дмитрий Петрович Вальтер, человек с интересной, но темной биографией.
Сын известного в Одессе профессора медицины, немца по происхождению, он рано окунулся в революционное движение. Вступив в партию социал-революционеров, Вальтер проявил себя в террористической группе, участвовал в организации покушения на коменданта Севастопольской крепости генерала Неплюева. Был арестован полицией, однако сумел бежать из-под стражи и эмигрировал. В Германии получил высшее техническое образование и возвратился в Россию только когда началась Первая мировая война. Эсеровское прошлое и длительное проживание в воюющей против России стране не остались без внимания контрразведки, поэтому Вальтеру пришлось проходить службу только в тыловых частях и на рядовых должностях, несмотря на хорошее образование.
Февральская революция вынесла его в верхи новых одесских властных структур. Взамен упраздненного и разогнанного охранного отделения создается Бюро общественной безопасности (БОБ), главой которого, а одновременно и членом Совета рабочих и солдатских депутатов, становится «товарищ Вальтер».
Контрразведывательное отделение Румынского фронта установило, что БОБ не дает информации о большевиках, хотя из Петрограда уже прислали оперативную ориентировку относительно связи их вождей с немецким Генеральным штабом. После оккупации Одессы германскими войсками шеф БОБ тайно сотрудничал с ними, по крайней мере, так доносила агентура белогвардейских подпольщиков.
Когда же части Добровольческой армии, опираясь на десант французов, взяли власть в городе, Вальтер выказал настойчивое желание устроиться в какой-либо из многочисленных контрразведывательных органов и в итоге оказался платным секретным осведомителем в КРО штаба генерала Гришина-Алмазова, заведовать которым вскоре пришлось Орлову.
Мы уже упоминали о подставленном большевистскому подполью агенте по кличке Барон. Этот агент, так же как и Вальтер, был немцем по национальности, соприкасался в период работы в аппарате комиссара Временного правительства в Одессе с Бюро общественной безопасности и, естественно, прежде всего, с его руководителем.
Орлов и Томас зафиксировали, что Вальтер конспиративно опрашивал других известных ему агентов и служащих КРО, пытаясь выяснить, кто выдал подпольный обком большевиков и конкретно его руководителя Ивана Смирнова (Ласточкина). В итоге он установил, что это, скорее всего, дело рук Барона.
То, что произошло дальше, описал в своих воспоминаниях один из руководителей подпольной контрразведки при Одесском обкоме Иосиф Южный-Горенюк: «Само собой, разумеется, была предпринята попытка с помощью Ройтмана установить местонахождение и освободить Николая (Ласточкина. — А. З.)… Ройтман заметно волновался. Он говорил — «Я понимаю, что подозрение не может не затронуть меня. Поэтому я должен себя реабилитировать. Я Ваню спасу, но это будет стоить денег тысяч 200–300». Такую сумму подпольщики ему и выдали, поскольку речь шла об освобождении крупного партийного работника, стоявшего на пороге смерти.
Однако дело не двигалось «…Ройтман рассчитывал соблазнить контрразведчиков крупным выкупом, — продолжает Южный-Горенюк, — что его очень устраивало. Ройтману были безразличны и подпольная организация и добровольческая контрразведка, его интересовали деньги, он готов был служить тому, кто больше заплатит. В данном случае он попал в положение между молотом и наковальней».
Вероятно, в эти дни Вальтер сообщил подпольщикам о невозможности спасти Ласточкина и о принадлежности Ройтмана к контрразведке Орлова. Ройтман был подпольщиками приговорен, а террористическая подпольная группа во главе с Самуилом Зехцером привела приговор в исполнение. Незадолго до эвакуации французов и белогвардейцев из Одессы «Барона» демонстративно застрелили — в дневное время, прямо на улице.
Подозрения в отношении Вальтера резко усилились, и не избежать бы ему участи Ройтмана, с той лишь разницей, что застрелили бы его подчиненные Орлова, если бы он не сумел заранее перебраться в Константинополь.
Конечно, мы не можем однозначно утверждать, что внедрение Вальтера в «русскую секцию английской резидентуры — результат реализации продуманного замысла чекистов или разведки Красной Армии. Но факт имел место, пусть и в результате стихийного стечения обстоятельств.
Капитан Хенкин не сразу поверил Орлову и Томасу и в итоге просчитался. Вальтер успел «навербовать» для англичан нескольких «ярых антибольшевиков» и фактически стал руководителем группы, концентрируя свои усилия на разведке в красной Одессе. Таким образом, Хенкин своими руками создал канал связи для Коминтерна, что выяснилось уже после ареста Вальтера и его сотрудников. В Константинополе был обнаружен большой склад большевистской литературы на английском языке. Дальше следы повели к подпольной коммунистической группе и ее руководителю, некоему Арно — бывшему представителю Иностранной коллегии, разгромленной контрразведкой Орлова и французами в начале 1919 года…
Как видим, Владимир Орлов не расслаблялся и в Турции. Он еще раз попытался на примере Вальтера убедить союзников в необходимости координации, а в идеале — и объединения усилий европейских спецслужб для борьбы с Коминтерном, а также заграничной активностью ВЧК и Разведупра Красной Армии.
Положительного ответа он так и не услышал.
В штабе Деникина и Врангеля
В начале мая 1919 года Владимир Орлов прибыл в Новороссийск, а оттуда прямиком в Екатеринодар, где дислоцировался штаб Антона Ивановича Деникина.
В штабе Добровольческой армии конкретной должности ему поначалу не подыскали, а может стали наводить справки о предыдущей деятельности, включая подпольную работу в Петрограде. В документах Орлова сохранилось несколько его отчетов, представленных командованию, с описанием всех его действий по линии разведки на территории Советской России и в оккупированной французами Одессе. И в каждом документе содержалось предложение иcпользовать его опыт и накопленные знания для противодействия большевистским спецслужбам.
Наконец Орлову предложили поучаствовать в работе комиссии по реформе органов контрразведки в Добровольческой армии, состояние которой нельзя было определить другим эпитетом, кроме как плачевное.
Российский исследователь истории спецслужб белых армий Виктор Бортневский даже утверждал, что в первый год существования Добровольческой армии специального органа контрразведки вообще не имелось, вся конспиративная работа проводилась на базе так называемых политических центров, созданных в крупных городах на юге России и на Украине.
Формальный приказ о создании центров и положение о них были подписаны только 10 октября 1918 года. В соответствии с приказом учреждались должности начальников контрразведывательных отделений и штатных агентов. Фактически же КРО политических центров не образовывались, так как начали функционировать штабы частей и соединений Добровольческой армии, при которых, по аналогии с царской, создавались контрразведывательные структуры.
Начальник всех армейских контрразведчиков Генерального штаба полковник Александр Титович Гаевский пытался ввести «самостоятельные» организации в единое русло работы, выстроить систему вертикального подчинения, но это давалось ему с большим трудом. Отсюда неразбериха, серьезнейшие изъяны в подборе кадров, многочисленные преступления по должности и просто уголовные деяния под флагом борьбы с большевиками. И это не идеологический штамп, придуманный в советские времена. Вот, к примеру, что говорил о своей контрразведке Антон Деникин: «За войсками следом шла контрразведка. Никогда еще этот институт не получал такого широкого применения, как в минувший период гражданской войны. Его создавали у себя не только высшие штабы, военные губернаторы, почти каждая воинская часть, политические организации, донское, кубанское или терское правительство, даже (…) отдел пропаганды… Это было какое-то поветрие, болезненная мания, созданная разлитым по стране взаимным недоверием и подозрительностью.
