почти шепотом. Неловко слышать такое и видеть. Человек, который сдался. Внутри все сжимается в комок. Напряжение между нами повисает такое страшное, что хочется немедленно провалиться сквозь землю. Это значит все? Игра окончена?
— Что значит «снова», — делаю я жалкую попытку отшутиться. — Мы с вами впервые видимся, мистер Билл.
Он горько усмехается.
— Тебе нравится со мной играть, да?
— Ого, даже так? — Выхожу я из себя. — Разве тебе со мной играть не нравится? Разве не ты устроил целый цирк со сменой личности и дорогущими подарками на свадьбу? Знаешь, выглядит так, будто ты только и думаешь о том, чтобы выдать меня замуж за другого. Цветы, вино… что на счет кольца? Его мне тоже ты подаришь? — Я говорю и чувствую, что всерьез перегибаю, но остановиться не могу. Меня прорвало. — Я просто не понимаю, что происходит. Понятия не имею, что вообще здесь делаю. Я…
— Протестуешь, — перебивает он меня.
— Против чего?
— Против отца, против свадьбы, против того, что тебя заставляют действовать против твоей воли, — тем же раздраженным тоном, что и у меня, перечисляет он, словно передразнивает. — Обычно люди проходят это в подростковом возрасте, но ты явно задержалась. Прости, но я слишком взрослый, чтобы встречаться с незрелой девушкой. У нас ничего не выйдет.
— Извини? — переспрашиваю я. В голове снова все взрывается, и я окончательно теряюсь. Я ему сто раз говорила, что не могу с ним встречаться. Мне скоро замуж. Я вообще ничего не планировала, это он ко мне прицепился. А теперь… — Ты что, бросаешь меня?
Глава 22
Джонни-Билл поджимает губы, поднимается с места и выдает:
— Похоже на то, да, — потом протягивает мне руку и добавляет:
— Всего хорошего.
Я кидаю взгляд на его ладонь и снова поднимаю на него, непонимающе хмурясь. Очень смахивает на шутку. Мы находимся в нескольких милях за городом, я на каблуках, в коротком платье и шанс, что сюда приедет такси, не такой уж и большой. Не самое подходящее время, чтобы проститься.
— Не пожмешь? Ну, ладно, — говорит Джонни-Билл. — У меня только один вопрос: рестораны твоего отца того стоят?
Я молчу, не знаю, что на это ответить. Под кожу забирается липкий страх. Пока все было хорошо, маяк меня совсем не пугал, но теперь, понимая, что могу остаться здесь одна, прихожу в ужас. Чего именно стоят рестораны моего отца? Жизни?
Я не боюсь призраков, я реалистка. Но здесь поблизости могут быть и другие люди, как хорошие, так и плохие.
— Не ответишь? — говорит Джонни-Билл, — ладно.
Он быстро тушит все свечи, включает фонарь и направляется к лестнице, замирает у выхода и оборачивается.
— Куртку можно?
И тут я выхожу из себя. Срываю с плеч его кожанку, швыряю в него, скидываю босоножки, и шлепаю босыми ногами на выход, не говоря ни слова. Страх, как рукой снимает. Я спускаюсь по бесконечной лестнице вниз в кромешной тьме. Фонарик я с собой не взяла, а его остался в кармане куртки. Холодно, но я так зла, что внутри все горит.
И вдруг тонкий лучик света догоняет меня.
— Адель, — зовет Джонни-Билл, — куда ты так стартанула?
— Домой, — холодно отвечаю я.
— И как ты собралась туда добираться?
Ох ты, вспомнил!
— Не твоего ума дела. Ты со мной уже попрощался.
— Да, но потом вспомнил, что ты без машины, — говорит он, догоняет меня и хватает за руку. Заставляет остановиться. — Я подвезу.
— Обойдусь, — говорю я, вырываю руку и шагаю вниз дальше.
— Да какая же ты упрямая. Тут водятся степные волки.
— Степные волки водятся в степях средней Азии.
— Значит, койоты.
— Койоты не спускаются к морю.
— Тогда маньяки.
— Справлюсь как-нибудь.
— С маньяком? — удивляется он.
Я останавливаюсь и поднимаю вверх снятые с ног босоножки.
— Воткну ему в глаз шпильку.
Он усмехается, в глазах отражается озорной блеск.
— Опасная ты женщина.
Я хмыкаю и разворачиваюсь. Спуск оказывается и легче, и быстрее, чем подъем. Пара минут и мы оказываемся на улице. Ветер бушует, шум волн усилился, от собравшихся туч на небе не видно ни звездочки. Я моментально замерзаю, обхватываю себя руками и отвергаю предложенную Джонни-Биллом куртку.
— Нет, спасибо.
— Да ладно тебе, — досадно тянет он.
Я прохожу через мост все также босяком и только после надеваю на ноги босоножки на высоченной шпильке. Как далеко я смогу на них уйти сейчас меня волнует меньше всего. Главное доковылять до дороги, а там снова разуюсь. Я выхожу на тропинку и бодро шагаю прочь от маяка. Слышу, как за спиной заводится двигатель мотоцикла. Свет фары освещает проселочную дорожку, и страх совсем отпускает. Но не ярость.
— Адель! — кричит за спиной Джонни-Билл, перекрывая шум мотора. — Постой. Ты хоть знаешь, в какую сторону идти?
— Разберусь, — зло бросаю я, достаю из сумочки мобильник и на ходу забиваю в навигаторе адрес родителей. Навигатор показывает восемнадцать миль. Черт!
— Да на этих каблуках ты и к утру не дойдешь, — отговаривает меня Джонни. — Хватит упрямиться, я тебя подвезу.
— Обойдусь!
— Ты ведешь себя, как ребенок. Мы же взрослые люди. Давай серьезнее, — раздраженно выпаливает Джон, и я встаю на тропинке, как вкопанная. Он едва успевает затормозить, неприлично ругается и обращает на меня полный ярости взгляд. — Ну, ты…
Не договаривает, теперь моя очередь говорить. И я говорю:
— Да. Я веду себя, как ребенок. Но и чувствую себя так же. Все свое детство я только и делала, что училась управлять этими чертовыми ресторанами. Я не ходила на вечеринки, не встречалась с мальчиками, не сбегала из дома и никогда не делала ничего против воли родителей. Я не ходила на летнюю подработку и не ездила в летние лагеря. Не пробовала наркотики и не напивалась до встречи с твоим «другом» Рэми. Не курила. Никогда. Все, что я знаю — это школа, дом, папины рестораны и бойфренд по переписке, которого я никогда не видела. Так что да, я незрелая. И ты прав, мне нравилось играть с тобой, потому что только так я чувствую, что в моей жизни хоть что-то происходит. Мне двадцать два года, а я все еще чертов ребенок. Не было у меня шанса повзрослеть. Я никогда не была самостоятельной и понятия не имею, как жить. Я думала…
— И не целовалась никогда? — прерывает Джонни мою нескончаемую речь отчаяния.
— Ты об этом теперь думаешь? О, Господи, конечно, нет. С кем, по-твоему, я должна была целоваться? С соседкой по комнате?
Он слезает с железного коня, быстрым шагом подходит ко мне и говорит:
— Иди ко
