Прекрасная незнакомка
Я тогда направлялся в штаб батальона. Пешком, естественно: лейтенанту, командиру взвода машины не полагается. А с попутками не везло – дорога была окольная, не особенно и оживленное движение. Обогнали меня два танка, санитарная машина, полковник на «Виллисе» – но никто из них на роль попутки не годился. А впрочем, путь был недальний, всего-то три с лишним километра. Погода стояла не морозная, градусов пять ниже нуля, не больше. Молодой, здоровый, бодрым шагом… По обе стороны – глубокие снега, березовые рощицы, но большак хорошо укатали танки, так что идти легко.
Солнышко светило, в полях нетронутый снег искрился, так что шагалось довольно весело, особенно если учесть, что в штабе мне предстояло получить «Боевые заслуги», вторую награду в моей жизни, вторую медаль. Это потом ордена прибавились, и звездочка Героя поманила, но в руки не далась…
Лес стал гуще, подступил к дороге вплотную, дорога сворачивала. За поворотом я и увидел, что навстречу чешет всадник. Ну и пусть себе чешет, у него свои дела. Опасаться не стоило: немцы откатились быстро, без «мешков» и «котлов», так что их окруженцы шляться тут никак не могли. В случае чего – всадник один-одинешенек, далеко видно, что дорога пустая, a у меня, кроме пистолета, и автомат при себе.
Так что я шел, не останавливаясь, а вот он словно бы сбавил аллюр и пошел не галопом, а рысью. Ну, это его дела, как там ему удобнее, может, хочет что-то спросить – мы все тут считаные дни и ориентируемся плохо… По себе знаю: пошлют разыскивать какое-нибудь «хозяйство Петрова», и блуждаешь иногда, особенно когда указателей развесить не успели.
Еще издали мне в нем почудилось что-то такое… нет, не угрожающее, а как бы неправильное. Какой-то у него не такой вид, ничуть не похож на кавалериста, вообще на солдата, одет странно, на коне сидит странно…
А потом она оказалась совсем близко – ага, не всадник, а всадница. С рыси перешла на шаг, так, шагом, ко мне и подъехала, натянула поводья, остановилась.
И как же много я успел рассмотреть за считаные секунды… Так и стоит перед глазами.
Понятно, почему издали показалось, что сидит она как-то странно – боком, ноги на левую сторону. Платье на ней синее, с белым кружевным воротничком и такими же манжетами, с пышной юбкой до пят – только носки туфелек и видно (а может, это сапожки). На голове шляпка наподобие цилиндра, только пониже, похожа на конус со срезанной верхушкой, черная, и на ней пышная такая, полупрозрачная вуаль из чего-то очень тонкого, наподобие кисеи. Очень легко одета для такой погоды, в одном платьице, да на коне, когда морозный ветер навстречу… Задубеешь. Но ей словно бы и ничего – щеки раскраснелись, сидит прямо, не похоже, что ей холодно.
Я стою. Она тоже. Стоим и смотрим друг на друга. Конь у нее великолепный: серый жеребец, грива пострижена коротко, наподобие щетки, ухоженный, косится на меня, грызет удила, ногой пару раз ударил. Сразу видно, что норовистый, но она его осаживает умело, поводья держит крепко, хотя ручки уж никак не мужские: ладони узкие, изящные, в кольцах, разноцветные камешки поблескивают. Не похоже, чтобы ей этими ручками приходилось делать тяжелую физическую работу. У меня в голове мелькнуло отчего-то: «Пианистка». Одна моя знакомая девочка, в десятом классе, занималась музыкой, играла на пианино, и у нее были такие же руки… хотя нет, все же не такие… изящные.
Смотрю я на нее… Красавица. Писаная. Совсем молоденькая, едва-едва должна была школу закончить. Но красотка… Глаза большущие, синие, светлые волосы уложены в какую-то странную прическу, никогда таких не видел. Губки розовые, в ушах сережки с прозрачными камушками. Личико… Очаровательное. И ужасно надменное, словно она жуткая гордячка и задирает нос перед любым парнем – почище, чем зенитка поднимает ствол. До войны мне такие попадались не так уж редко: знаете, идет какая-нибудь первая красавица класса, а то и школы, носик задрала – ноль внимания, фунт презрения – никого вокруг не видит, особенно тех, кто на нее глаза пялит, тут не то что познакомиться, близко подойти не решишься. Она была именно такая: красавица, очень много о себе понимающая. Видали…
Что-то во всем этом неправильное, но я в тот момент ни о чем и не думал, таращился на этакое чудо и попытался догадаться, откуда она взялась, такая. Никакого города поблизости нет, разве что пара деревенек – а уж на кого она меньше всего похожа, так это на деревенскую. Болтали, что у комдива есть… походно-полевая подруга, красивая и вроде бы синеглазая. Может, это она и выделывается? Но будь я на месте генерала, я бы ни за что подругу, да еще такую, не пустил бы носиться на коне по проселкам в одном платьице. Серьезно простудиться девушке – минутное дело. Ни за что не пустил бы, какая бы капризная гордячка ни была, заставил бы одеться по-зимнему, чтобы сидела на коне нормально – а то из такой позиции и кувыркнуься можно. Как она ухитряется боком сидеть? Я бы навернулся. Правда, и джигит из меня никудышный. А она сидит ловко…
Вот так мы какое-то время и смотрели друг на друга. Молча. Я, откровенно говоря, и не представлял, что тут можно сказать, и она рта не открывала. Потом словно бы хмыкнула, сделала высокомерную гримаску – в точности та самая первая красавица школы, – хлопнула коня поводьями по шее, он взял с места чуть ли не галопом.
Смотрю я ей вслед, и снова вспоминаю о чем-то неправильном. В голове мысль: кино, что ли, здесь снимают? Из старорежимной жизни? Но кто бы им позволил в прифронтовой полосе? Смысл какой? Да и откуда тут кинематографисты, в глуши? Все наши киностудии в Ташкент эвакуированы…
И вот тут, когда она еще не успела скрыться за поворотом, до меня наконец дошло!
Только теперь сообразил, что все происходило абсолютно бесшумно. По такой дороге конские копыта, в общем, особенно грохотать и не должны – но ведь не слышно было ни малейшего звука: и когда она ко мне приближалась, и когда конь копытом оземь бил, снег взрывал…
Взрывал? На дороге ни единого следочка от копыт, а это уж ни в какие ворота не лезет. И главное, тени от нее нет. Солнце уже низковато, от деревьев тени протянулись в мою сторону, от меня тень падает, от нее должна точно так же падать влево – но тени нет!
И вот так, совершенно беззвучно, не отбрасывая тени, она скрывается за поворотом, и я ее уже не вижу. Стою, смотрю вслед, таращусь, как идиот, кажется, рот разинул… Но ведь была! Не могло мне привидеться!
Тут из-за поворота, с той стороны, куда она уехала, выехал «доджик» с двумя артиллеристами. Я как-то сразу собрался весь, вспомнил о насущных заботах, махнул им. Остановились. Им в ту же сторону, даже дальше, так что повезло. Полпути не на своих двоих.
Но удивление во мне сидело крепко. Едва тронулись, я спросил:
– Славяне, вам навстречу никто на коне не попадался?
– Да нет, – говорит тот, что сидел рядом с водителем. – Не было ни конных, ни пеших. А что?
– Да так, – говорю я, опомнившись. – Ротный наш должен был этой же дорогой возвращаться, но что-то я его так и не встретил…
– Ни одной живой души, точно, – говорит он. – Как проехали чье-то хозяйство – палатки там разбиты и самоходка стоит – так никого и не видели, ни встречных, ни попутных.
Ага, соображаю я, палатки и самоходка – это как раз наше хозяйство и есть. И деваться с дороги этой синеглазой ну совершенно некуда: по обочинам снег такой, что коню по брюхо, если не глубже, в березняке синее платье и серого коня издали было бы видно. Значит, свернула она за поворот, а там… А там ее не стало, надо полагать. Тени нет. И все происходило совершенно бесшумно. Сижу я и думаю: ну как такое может быть?
Когда я вернулся в часть, ни о чем, понятно, рассказывать не стал. Пошли бы, как водится, солдатские шуточки: приперло нашего лейтенанта, девки мерещатся… И так далее.
Объяснить это я не могу до сих пор. Привидение? Так привидениям вроде бы положено ночью являться, или там… в старинных замках. А вот чтобы средь бела дня, в прифронтовой полосе, на обычном большаке, укатанном танками… Что-то я про такое даже и не слышал, а уж от стариков чего только не наслушаешься…
Привидений я в жизни не видел, но в том-то и дело, что она ничуть не похожа на привидение, как их описывают. И деревья сквозь нее не просвечивали, и вся она была такая… живая, самая натуральная, вот только не отбрасывала тени, и все было абсолютно бесшумно. И она ведь меня тоже видела, разглядывала, разве что носик задирала надменнее некуда.
И перед глазами стоит до сих пор. Была – и точка. Жаль, не умею рисовать, я бы ее изобразил, каждую черточку помню…
Двое раненых
Стукнуло меня неожиданно. Чаще всего именно так и бывает. Пехота пошла хорошо, не залегая и не медля, немцы на этом участке не успели окопаться и помаленьку отходили, отстреливаясь, пулемет мой подавили, второго не было. Их артиллерия била откуда-то слева, но редко, с длинными промежутками, похоже, одно-единственное орудие, и не на дистанции прямой видимости, откуда-то с закрытой позиции, без корректировщика. Один разрыв пришелся в порядках атакующих, потери, конечно, были, но остальные пока что взметались в стороне. Наобум они палили, в белый свет как в копеечку. Я примерно прикидывал, откуда они могли гвоздить, и как раз выдвинул приданную минометную батарею с приказом лупить по тому квадрату. Могли не накрыть, а могли и накрыть, тут уж как повезет.
