познакомиться, поэтому все же, как с бабушкой вашего крёстника.
— Глупости. Вы же знаете эту старую, как мир, поговорку, что женщина с годами становится только слаще, как хорошее вино.
— Максим. — Тихо, немного заговорщицки произнесла я, наклоняясь в сторону водительского кресла. — Примерно это же выражение прекрасно работает и в сторону мужчин. Понимаете, о чем я говорю?
Макс понимал.
Еще раз усмехнулся.
— Знаете, с возрастом у мужчин всякие болячки вылезают, проблемы. А я тот же самый дорогой коньяк, только без пыли на бутылке.
Я прикусила нижнюю губу и покачала головой. Это было достаточно интересно, это было достаточно весело рассуждать о крепости вин и качестве коньяка. Такая знаете, лёгкая седация после шока.
— После перекрёстка поворот налево будет. — Сказала я и снова перевела взгляд на окно. Максим замедлился, сбросил скорость, а потом, переведя взгляд на указатель, уточнил:
— Прайм виллэдж?
— Да. — Согласилась я понимая, что одно название говорило о нашем посёлке безумно много — премиальное жилье, закрытая территория и так далее.
Буквально через двадцать минут мы оказались возле ворот моего дома, и Максим заглушив двигатель, откинулся на спинку сиденья. И запрокинул руку мне за подголовник.
От Макса пахнуло горячим телом. Даже что-то мускусное проскользнуло.
Я улыбнулась, положила ладонь на ручку двери
— А как же кофе?
— Кофе в моём доме уже нет, как полгода. — Мягко произнесла я и все-таки открыла дверь. А Макс среагировал быстрее, его ладонь легла мне на колено. Как-то слишком демонстративно и откровенно пальцы сжали ткань платья, а под ней кожу.
— Ален... — Медленно сказал Макс. Я, склонив голову к плечу, улыбнулась.
— Максим. Есть восемнадцатилетние, двадцатилетние, которые чудесно справятся с ролью, отведённой мне на сегодняшнюю ночь.
А Макс наклонился и, глядя мне в глаза, произнёс тихо.
— Только о чем с ними трахаться? Они Кафку от гифки не отличают.
Я покачала головой. И дотронулась кончиками пальцев губ.
— Максим. Так в этом и дело, мне-то о чем с тобой трахаться?
Я все-таки убрала его руку со своего колена и вышла из машины, открыла калитку и исчезла за ней, а до дома шла, стянув туфли и держа их левой рукой. Правой приподнимала платье, чтобы не порвать.
Оказавшись в доме первое, что сделала, включила сигнализацию по периметру за закрыла дверь. Села на пол и тяжело задышала.
Хороший был праздник и конкурсы чудесные.
Спустя полчаса я пыталась прийти в себя лёжа в ванне. Не получалось, а выйдя, я выпила таблетку снотворного и, поднявшись в спальню вытащила беруши. Сегодня без них было не справиться.
Я честно уговаривала себя поспать, чтобы успокоиться и немного снизить уровень кортизола, но сон не шел, и мне казалось, что сегодняшнюю ночь я проклята. Но спустя какое-то время я словно бы оказалась плавающей в мягком тумане, и тело расслабилось, понимая, что сон наконец-таки пришёл.
Но длился он недолго.
Через беруши я никогда не слышала, как звонил телефон, но как орала на весь дом сигнализация, я бы услышала из того света.
Резко сев в кровати, я дезориентированно стала пытаться понять, что происходит.
А сигналка орала с такой громкостью, как будто бы происходил конец света.
Вытряхнув из ушей беруши я спустила ноги, попыталась нащупать рукой ночник, но промахнулась, плюнула, качнулась в сторону изножья, обошла кровать, подлетела к окну, пытаясь понять, что могло нарушить контур сигнализации.
И с ужасом увидела вынесенные к чертям воротные створки.
Одна из них качалась на нижней петле.
Вторая мятая лежала на дороге.
28.
Я отшатнулась от окна так, словно меня ударило током. Быстро в тёмной спальне попыталась найти мобильник, но по привычке и из-за того, что мне хотелось просто забыться и выспаться, я перевернула его экраном вниз. Дёрнулась в сторону тумбочки, задела ногой за угол кровати и выругалась. Все-таки добравшись до светильника, я ощупав все, включила его тусклый свет. Равнодушно жёлтая лампочка осветила пространство, я подхватила телефон.
Не глядя на то, кто мне звонил, кто мне что писал, я смахнула шторку и быстро набрала сто двенадцать.
— Здравствуйте. Здравствуйте. Помогите. У меня на участок кто-то ворвался.
Из-за сигнализации я себя-то с трудом слышала.
— Помогите, пожалуйста. Мне вынесли ворота.
Я говорила сбивчиво, адрес назвала дрожащим голосом, мне казалось, все это не улучшает ситуацию, а потом я услышала с первого этажа лютый грохот, как будто бы мне окно выставили.
По логике вещей, самое рациональное, что можно было сделать в этой ситуации, это запереться в спальне, но я зачем-то выскочила в коридор и, перегнувшись через перила, попыталась рассмотреть в полумраке, что происходило.
Не понимала, можно ли включать свет, но почему-то по инерции, чтобы спуститься я нажала на кнопки светильников. И побежала на первый этаж.
В дверь с грохотом долбились, и я даже не могла подойти к ней для того, чтобы рассмотреть в иконке домофона, кто был по ту сторону.
Заметавшись, я сообразила, что можно включить наружные камеры на телефоне, но руки так тряспись, и входящие вызовы от Зины мешали мне только этим заниматься.
Я постаралась прийти в себя, но в этот момент дверной замок щёлкнул, и дверь с гулом ударилась о стену.
— Ну что, голубка, — хрипло выдохнул Альберт, пьяным взглядом описывая пространство вокруг, — где, где твой засранец?
Я поняла, что у меня перед глазами пронёсся дикий ужас.
Я таким Альберта никогда не видела.
За все наши годы жизни я никогда не видела его вот в этой ипостаси какого-то чудовища, зверя самого настоящего. Мне казалось, у него даже волосы стояли торчком из-за того, что по коже постоянно проходила рябь.
Альберт резко дёрнулся, я постаралась заступить ему дорогу, чтобы образумить, но в последний момент он просто подхватил меня одной рукой за талию, другой под задницу, и переставил с места на место, очищая себе путь на второй этаж.
Он с грохотом нёсся наверх, а когда залетел в спальню, начал орать.
— Да где же он, где твою мать?
Он орал так, что тряслись стекла, я попыталась прийти в себя и снова смахнула экран, чтобы не раздражали ни звонки, ничего.
Господи, сейчас ещё и охранное агентство приедет, и менты, твою мать.
Быстрым шагом я полетела на второй этаж, заскочила в спальню в тот момент, когда Альберт как раз-таки распахнул дверцы гардеробной, чуть ли не срывая их с петель.
