— Как и я.
— Когда происходят вещи, которые угрожают этому, я встревожен. Прости, что я слишком остро отреагировал. Гильдия — это мое все. Я владею ею, я лелею ее, я заставляю ее развиваться. Итак, я понимаю тебя, Кейт. Этот город — он твое все.
— Он не принадлежит мне.
— И я рад, что ты все еще придерживаешься этого, но факты таковы: ты охраняешь его, ты защищаешь его ценой своей жизни и чувствуешь ответственность за него. Ты хочешь, чтобы он процветал, и ты не хочешь, чтобы твой отец претендовал на него. Отбросив законность и моральные угрызения совести, ты владеешь им, Кейт, и когда твой отец тянет к нему руки, ты бесишься.
— Он не имеет на него права.
— Важно помнить, что ты тоже.
Я почувствовала зуд под челюстью, неприятную потребность стиснуть зубы.
Он очень внимательно наблюдал за мной.
— Трудно с этим смириться?
— Да. — Мне следовало солгать.
— Я думаю, что так, должно быть, начинал твой отец. Я понимаю, что это древняя история, тысячелетия назад, но у него, должно быть, было королевство.
А чего терять? В любом случае, мне больше не нужно хранить секреты.
— Под названием Шинар. Оно образовалось с городов Аккад, Эрех и Калне. Весь этот регион представлял собой серию небольших королевств, все магически могущественные и более или менее равные, управляемые семейными династиями. Они знали о существовании других сил, расположенных на севере Франции и на юге Конго, но были довольны тем, что остались в Месопотамии. Тогда все было по-другому. Там было две реки, климат был мягким, а Месопотамия представляла собой прекрасный сад.
— Как в Эдеме. — Барабас кивнул.
— Не похоже. У реки Эдем было четыре притока — Пизон, Гихон, Евфрат и Хиддекель, которые соединялись в единую реку, прежде чем впасть в море. Евфрат до сих пор никуда не делся. Хиддекель теперь называется Тигр. Пизон был рекой, которая протекала по всей северной Аравии, в месте, известном библейским евреям как Хавила. С тех пор она пересохла. Гихон — это река Карум, которая сейчас намного меньше, чем была раньше. Эти четыре реки соединялись в одну огромную реку, которая текла через долину Эдема в Персидский залив, пока Эдемская равнина не ушла под воду. Королевства были могущественны, но даже они не смогли остановить Фландрскую трансгрессию[3], когда растаяли ледники и затопили океаны.
Барабас уставился на меня так, словно у меня выросла вторая голова.
— Кейт. Ты пытаешься сказать мне, что твоя семья происходит из Эдема?
— Из того района.
— Значит, Роланд, я имею в виду Нимрод, на самом деле внук Адама? Настоящего Адама?
Я вздохнула.
— Адам не был человеком. Адам — это город.
Он уставился на меня.
— На языке убейдов, которые были там первыми, Эдем означает — плодородная равнина, а Адам — город равнин. Каин, кстати, существовал, но он не убивал своего биологического брата. Он предпочитал сельское хозяйство и был вытеснен охотниками и скотоводами, которые считали, что его методы оказывают слишком большое влияние на их земли.
Барабас молчал.
— Ты спросил, как мой отец стал тем, кто он есть. Я не знаю всех деталей, но в начале он с моей тетей были освободителями. Они несли свободу, цивилизацию и просвещение, но они никогда не останавливались. Они продолжали наступать, захватывая город за городом, а затем подавляли восстания, когда их империя становилась слишком большой.
— Они были героями, — тихо сказал Барабас.
— Пока не стали тиранами. — И я точно поняла, как это произошло.
— Как думаешь, люди пытались их остановить?
— Вероятно. Должно быть, были люди, которые говорили им, что они заходят слишком далеко, но я сомневаюсь, что они долго продержались. Моему отцу не нравится слово «нет».
— Я буду там, чтобы сказать тебе «нет», — сказал он.
— История моей семьи совсем не вдохновляет. Возможно, однажды я убью тебя, Барабас.
— Я воспользуюсь шансом. Кейт, я верю в тебя.
Кэрран спустился по лестнице. Он должен был услышать последнюю фразу. Этот мужчина мог услышать, как открывается дверца духовки на протяжении всего пути по пастбищу, особенно если он ждал пирог.
— Ладно, тогда, — сказал Барабас. — Я пришел поговорить о Саймане. Проблема, как я вижу, в том, что Роланд, по его собственному признанию, похитил Саймана, когда тот оказался за пределами твоих земель. Технически, он не нарушил договор, который вы двое подписали.
— Да, но если он, расположившись неподалеку… — от моей, нет, неправильно… — от нашей земли, захватывает граждан, когда они выезжают за пределы территории, то тогда город получается в осаде. Осада — это акт войны, поэтому он нарушил, о чем я тогда ему и сказала. Он не обращался к этому, потому что знает, что находится в серой зоне.
Барабас остановился на мгновение.
— Кейт, иногда ты действительно удивляешь меня. Да, ты права, но это все еще косвенное действие. Ты с отцом находишься в состоянии холодной войны. Если ты в ответ попытаешься вернуть Саймана силой, разгорится конфликт.
— Ей нужна правдоподобная отмазка, — сказал Кэрран. — Мы должны вернуть дегенерата обратно, но она не может быть непосредственно вовлечена.
— Каковы шансы, что твой отец нанесет прямой ответный удар, если ты не будешь вовлечена? — спросил Барабас.
— Ничтожно малы, — ответила я.
Кэрран кивнул.
— Согласен. Роланд сохраняет внешний вид человека слова. Он намерен править. Слово правителя обязывает.
— Если он будет недоволен чем-то, что сделали «мои люди», он обсудит это со мной.
— Таковы были и мои рассуждения, — сказал Барабас. — Из фотографических доказательств совершенно ясно, что Саймана похитили против его воли. Вряд ли он там с приятным визитом. Если бы ему дали шанс, он, вероятно, сделал бы почти все, чтобы выбраться.
— Включая наем Гильдии для своего спасения, — сказал Кэрран.
Барабас обнажил зубы в быстрой вспышке.
— Действительно.
— Чтобы это произошло, нам надо как-то связаться с Сайманом, — сказала я.
— И вот тут все резко стопорится, — сказал Барабас.
— Но, по крайней мере, это конкретная проблема, над которой мы можем поработать, — сказал Кэрран. — Нам нужно порыскать среди наемников и посмотреть, есть ли у кого-нибудь какие-нибудь таланты, которые могли бы позволить нам общаться с Сайманом внутри комплекса Роланда.
— Это проблема номер один. Проблема номер два — Роланд знает, что мы придем, — сказал Барабас. — У нас нет элемента неожиданности.
— Возможно, я смогу с этим помочь, — сказала я.
— Как? — спросил Кэрран.
Говорить ему или не говорить?
— Хорошо, помнишь ту глупую безрассудную вещь, о которой я не могу тебе рассказать?
Его глаза засияли. О, да, он вспомнил.
— Она включает в себя возвращение в Мишмар.
Барабас уронил чашку и поймал ее в дюйме над столом. Рефлексы у оборотней что надо.
— Зачем? — спросил Кэрран.
— Я не могу тебе сказать.
Из горла Кэррана вырвался рык. Барабас немного отодвинулся.
Я вздрогнула.
— Так страшно. Все еще не могу тебе сказать.
Он открыл рот.
— Лорелея, — сказала я.
Кэрран выругался.
Барабас ухмыльнулся.
— Не стоит, — предупредил его Кэрран.
— Отец сказал мне, что у него в Мишмаре установлена система оповещения. В тот момент, когда я войду туда, он бросит все и помчится в ту сторону каким-то таинственным магическим способом. Он не сказал мне как, но я думаю, какой бы метод он ни использовал, это будет чертовски быстро.
— Почему? — спросил Барабас.
— Потому что он не хочет, чтобы я разговаривала с бабушкой.
Барабас посмотрел на Кэррана.
Кэрран пожал плечами.
— Семейное дело. Когда твой отец оставляет твою полубезумную бабушку в действительно плохом положении и стыдится этого.
— Ааа, — сказал Барабас. — Мы все там были.
— Вы двое — бунтарщики, — сказала я им. — Я не думаю, что папочка будет телепортироваться, потому что телепортация сопряжена с риском. Если магическая волна закончится, пока он будет в пути, он умрет, поэтому его путешествие займет, по крайней мере, некоторое время. Если мы правильно рассчитаем время, я открою Мишмар, он уйдет, а вы получите шанс связаться с Сайманом, но вам все равно придется пройти через людей моего отца.
