Времени разглядеть пугливого всадника у меня не было, но одна его характерная особенность бросилась в глаза – волосы, горящие на солнце огнем. Узнай я, что Немо нарушил слово, нисколько бы не удивилась. В конце концов, он ведь всего-навсего слабый мужчина. Но если Немо – всего лишь слабый мужчина, нищий бродяга и наркоман, то как он умудрился оказаться у здания полиции? Да еще в костюме от первоклассного английского портного?
Глава шестая
I
Как моя лошадка ни старалась, звезды загорелись в небе до того, как я достигла Дахшура. Грани пирамид еще отражали свет канувшего за линию горизонта солнца, но пустыня уже погружалась в сумерки. До нашего дома вроде бы было еще изрядное расстояние, а до меня уже доносился зычный голос:
– Пибоди! Это ты, Пибоди? Отзовись, черт возьми!
Я перевела лошадь в галоп. Эмерсон мчался навстречу. Мгновение – и я очутилась в его жарких объятиях, грозивших мне смертью от удушья.
– Какого дьявола ты так задержалась? Я уже собирался выслать за тобой отряд.
– Перестань, Эмерсон. Если тебе охота покричать, хотя бы отодвинься от моего уха!
Но мое ухо не давало ему покоя: он промямлил прямо в него что-то невразумительное. Кобылка тоже потребовала внимания, вежливо ткнувшись в меня своим шелковистым носом. Я предложила Эмерсону проявлять нежные чувства в более подходящее время и там, где на нас не смотрит лошадь и прочие, кому это не положено.
– Хорошо, – согласился Эмерсон. – Пойдем, я покажу тебе нашу новую спальню.
– Неужели уже привезли палатки? Я действительно просила Али отправить их немедленно, но...
– Их доставили уже несколько часов назад. Я поручил Немо поставить для нас палатку...
– Немо?
– Ему самому. Он отлично справился. Ну, что скажешь?
Судя по тому, что удалось разглядеть в быстро сгущающей темноте, палатка не собиралась падать. Я приняла приглашение Эмерсона осмотреть ее изнутри. Времени на это потребовалось немало, так что с вопросом, который жег мне язык, пришлось подождать. Впрочем, я не возражала. Эмерсон галантно откинул край палатки, выпуская меня на волю, и мы рука об руку зашагали к дому.
– А когда уехал Немо? – наконец спросила я.
– Почему ты считаешь, что он куда-то уехал? Полчаса назад я оставил его с Рамсесом. Возможно, после этого он куда-то подевался, хотя не думаю... Что ты сказала, Пибоди?
– Ничего. Я чуть не споткнулась о камень. Как все-таки быстро здесь темнеет!
– На то и тропики, – благодушно отозвался Эмерсон. – Так о чем мы говорили?
– Я хотела напомнить, что мистер Немо должен был поставить обе палатки.
– Амелия, я не собираюсь переселять Рамсеса в палатку!
– Не Рамсеса, а мисс Маршалл.
– Проклятье, Амелия! Какого черта ты все время...
– По-моему, мы решили, что неприлично, когда...
Эмерсон, разумеется, не дал мне договорить. Спор продолжался до самого дома, где завершился, как всегда, трогательным примирением.
– Хорошо, что ты вернулась, моя дорогая Пибоди, – сказал Эмерсон как ни в чем не бывало. – Без тебя здесь пусто. Надеюсь, я не совершил ошибку, взяв к нам эту молодую особу? Представляешь, она весь день провела в своей конуре! Боюсь, работа ей не по плечу. Какая-то она болезненная. Если так, ей вреден ночной воздух, поэтому палатка ей не...
– Ночной воздух – как раз то, что нужно для полного исцеления. Вот увидишь, уже завтра она выйдет на работу как миленькая.
– Гм! – только и сказал Эмерсон на это.
Перед отъездом из Англии Рамсес сообщил мне, что решил написать вводный курс египетской грамматики, так как существующие толстые тома, по его мнению, никуда не годятся. Я согласилась с его оценкой, хотя поощрила бы наше чадо в любом случае, даже если бы души не чаяла в толстенных фолиантах, посвященных языку фараонов. Сидячая работа должна была отвлечь Рамсеса от более серьезных безобразий. Вот и в этот вечер я с удовлетворением застала его с ручкой и тетрадкой. Бастет сидела перед ним на столе, добровольно исполняя роль пресс-папье.
– Где мистер Немо? – спросила я, поздоровавшись.
– Вероятно, у себя. – Рамсес схватил ручку, которую отложил при моем появлении. – Наверное, опять курит опиум. Я просил дать мне попробовать, но он...
– Рамсес! – прикрикнула я. – Тебе запрещено курить опиум!
– Не помню, чтобы ты мне это запрещала, мама.
– Ты прав, я забыла. Но это же само собой разумеется! Считай, что запрет прозвучал. Откуда у тебя такие гнусные желания?
Серьезно глядя на меня широко распахнутыми глазами, Рамсес ответил:
– Это был бы научный эксперимент. Исследователь не должен полагаться на чужой опыт. Чтобы иметь полное представление о явлении, надо самому с ним познакомиться, поэтому я...
– Прекрати. Напрасно я задала Тебе этот вопрос. Заруби себе на носу, Рамсес: если ты вздумаешь... В общем, я категорически запрещаю... Господи, нет у меня времени опровергать твои макиавеллевские доводы! Пора проведать мисс Маршалл. А ты не забывай, что я тебе ска... Эмерсон, оставляю тебя с сыном. Поговори с ним.
Правильнее было бы сказать: «Выслушай его». Рамсес тут же завернул длиннейшую тираду. Слабые попытки Эмерсона вставить «Но, сынок...» напоминали щепки, затягиваемые в водоворот. Одно радовало: пока длилась эта дискуссия, я могла разговаривать с Энид, не опасаясь, что нас услышат.
Девушку я застала лежащей на койке, лицом к стене. Но стоило ей увидеть, кто пожаловал, как в ней проснулась энергия тигрицы. Да и грациозностью она тоже напоминала дикую кошку, и вот это меня устраивало гораздо меньше.
– С ума схожу от скуки! – прошипела Энид. – Лучше уж тюремная камера, чем одиночество и полная неизвестность. А тут еще ваш вундеркинд с нелепыми вопросами о гробницах какой-то Четвертой династии...
– Надеюсь, вы не пытались на них отвечать?
– Как можно! Из его десяти слов я понимаю одно...
Но долго злиться девушка не смогла. Упав на тощий тюфяк, она посмотрела на меня глазами испуганного ребенка.
– Простите, миссис Эмерсон! Я вам так обязана... Но бездействие и неизвестность лишают меня рассудка.
– В вашем положении это неудивительно. Ничего, бездействию скоро придет конец. Завтра вы присоединитесь к нам на раскопках. Будете моей ассистенткой. Я постараюсь, чтобы вы не попали впросак. Если Эмерсон задаст вам вопрос, на который у вас не найдется ответа, скажите просто: «Мистер Питри придерживается мнения...» Продолжать вам не придется: Эмерсон либо перебьет вас, либо убежит без оглядки. Если с вопросами полезет Рамсес – а этого не избежать, – спросите о его собственном мнении. После этого у вас будет одна трудность: как заставить его замолчать. Вам что-нибудь не ясно?
– Почти все. – Ее глаза сверкнули. – Вы побывали в Каире. Что там происходит? Нашла ли полиция?..
– Полиция – сборище болванов. Вам придется оставаться здесь до тех пор, пока я сама не раскрою дело.
– Вы говорили, что знаете, кто...
– Да, я сказала, что знаю, кто убийца Каленищеффа. Это чистая правда, мисс Маршалл. Но беда в том, что я не знаю, кто он та... Нет, лучше выразиться по-другому. Я знаю, кто он, но не знаю... Господи, все это сложнее, чем я предполагала! Словом, убийца – главарь банды, в которой состоял и Каленищефф. Следите за моей мыслью? Отлично! Я встречалась с этим субъектом, но не знаю, кто он такой на самом деле. Он редкий мастер менять внешность.
Энид смотрела на меня с большим сомнением.
– Правильно ли я вас поняла, миссис Эмерсон? Вы хотите сказать, что убийца – настоящий Гений Преступлений?
– Великолепно! – воскликнула я. – Аплодисменты вашему уму, мисс Маршалл. Я с самого начала знала, что мы с вами найдем общий язык.
– Благодарю вас. Но особого воодушевления я не испытываю, вы уж простите. Насколько я понимаю, таких людей потому и именуют гениями, что их очень непросто вывести на чистую воду.
– Совершенно верно. Но этот Гений Преступлений, можете быть уверены, предстанет перед судом, и только благодаря мне. Правда, это займет время, так что вам придется потерпеть. Держите, я купила вам кое-что в Каире. – Я протянула ей пакет. – Не обессудьте, если качество готовой одежды оставляет желать лучшего. Не могла же я забрать из «Шепарда» ваш багаж!
– Как вы добры! – пробормотала девушка.
– Ничего подобного. Я сохранила счет. Заплатите, как только сможете.
Энид подняла глаза. Чтобы описать ее благодарный взгляд, потребовался бы опытный мастер изящной словесности. В следующее мгновение она бросилась мне на шею и прижалась лицом к моему плечу.
– Теперь я начинаю понимать, почему о вас так восторженно отзываются! – пробормотала она. – Даже от родной матери я не ожидала бы такой чуткости...
При всей искренней симпатии к ней я побоялась выразить свои чувства вслух, чтобы не утонуть в слезах, которые она едва сдерживала. Настал момент прибегнуть к шутке – моему испытанному оружию. Похлопав ее по руке, я сказала с улыбкой:
