Пораженный столь непривычным проявлением чувств, Аксель присел обнять ее и даже глазом не моргнул на желтое пятно, сразу украсившее его новые брюки от Перри Эллиса. Майя протянула ему бумажное полотенце, которое он рассеянно принял.
– Пап, ты останешься? Я с Мэтти рисовали.
Раньше если уж Констанс говорила, то говорила правильно. Первые последствия жизни под одной крышей с учительницей! Аксель адресовал Майе возмущенный взгляд.
– Покажи папе свой рисунок, моя шоколадная, – сказала та, не поднимаясь с места.
В этом, должно быть, и была причина звонка. У нее схватки! Преждевременные роды на полу его кухни! Иначе с чего бы ей сидеть, вместо того чтобы носиться вокруг стола наперегонки с детьми? Разве не так она ведет себя, когда все в порядке? Надо звонить в «скорую», и срочно!
Потом Аксель обратил внимание на дочь. Казалось, она не в восторге от перспективы демонстрировать ему свое творение. Тогда он сам увлек ее к холодильнику. Рисунки Мэтти нельзя было перепутать – это был фейерверк красочных мазков. Констанс рисовала тщательно, в деталях, и все же Аксель не сразу понял, что именно видит. На первый взгляд казалось, что она изобразила забитую мебелью комнату.
Кот спрыгнул у Майи с колен и начал с громким мяуканьем тереться у ног. Аксель рассеянно почесал его за ухом, снял рисунок и постарался всмотреться:
– Ну и что же это? Дочь стиснула губы добела.
– Не хочешь объяснить? Она яростно помотала головой.
– Это детская, – сказала Майя. Детская. Сердце у Акселя ухнуло куда-то очень глубоко. Он отвел взгляд, не замечая, что комкает рисунок. Детская, что же еще. Вот колыбель, которую он сделал своими руками и из которой Констанс давно выросла. Вот манеж с грудой игрушек, к которой они каждый выходной добавляли по штуке, заботливо выбрав.
Боль расцвела в груди ядовитым цветком. Каким-то чудом он выдержал это.
Чуткий кот быстро скрылся за холодильником.
– Очень красиво, Констанс, – произнес Аксель медленной, как ему показалось, с поразительным самообладанием.– А теперь мне нужно поговорить с твоей учительницей. Мисс Элайсем! – Он повел головой в сторону жилой комнаты.
– Вам нужно поговорить с дочерью, – возразила Майя, не двигаясь с места.
За неподчинение приказу можно уволить служащего, но никак не гостя. Аксель скрипнул зубами. Перед глазами мелькали цветные сполохи, кровь бешено ревела в ушах. Хотя Констанс уже прилежно рисовала у стола, отцовский опыт говорил, что она жадно ловит каждое слово. Два года он убеждал себя, что она забывает, что уже забыла. Он не мог больше играть в эту игру.
Аксель прошагал в жилую комнату. Если Майя надеется подтолкнуть его к разговору с дочерью, пусть сначала соизволит поговорить с ним сама. Пусть хотя бы намекнет, с чего начать.
Он не сводил взгляда с рисунка. Констанс изобразила то, что должно было стать детской для его сына. После аварии, стоившей Анджеле жизни, ребенок был извлечен из тела матери мертвым. Аксель ощутил во рту едкий вкус желчи.
Пару секунд спустя Майя стояла перед ним. Он не слышал, как она вошла. Поверх купленного им легкого свободного платья на ней был теплый свитер. В самом деле, вечер выдался холодным. Аксель подумал, что стоило бы включить отопление. Сам он никогда не мерз, но эта хрупкая женщина, конечно же, продрогла до костей.
Ну вот, опять начинается! Она не ребенок, вполне способна сама о себе позаботиться. Ему хватает забот с разбросанной детской обувью! Мыском ботинка Аксель вытолкнул из-под дивана шлепанец.
– У вашей дочери повышенный интерес к детским комнатам. Почему – я поняла лишь отчасти, ее комментарии были весьма лаконичны. Я думала, вам захочется объясниться в первую очередь с ней, а уж потом...
– Какие еще комментарии? – грубо перебил Аксель, бросил рисунок на стол и нацелился на сандалию в углу.
Майя медлила, как если бы не могла подобрать нужных слов. Выпихнув сандалию, Аксель указал на диван:
– Сядьте!
Майя села, переплела руки на коленях и начала нервно поигрывать большими пальцами. Она упорно избегала его взгляда. Раздраженный возглас заставил ее вздохнуть.
– Я не желаю быть втянутой в чужие семейные проблемы.
– Неужели? – спросил Аксель со злобой. Он не мог сейчас владеть собой и до тех пор пинал сандалию, пока та не приземлилась вверх подошвой.
– Я хочу все знать! Будет кстати рассказать друг другу историю своей жизни!
– – Не получится, – серьезно ответила Майя. – Я по натуре не драматическая актриса. – Она кивнула на мятый рисунок на столе: – По словам Констанс, она изобразила не куклу, а настоящего младенца. Того, который мог бы родиться у ее мамы.
Аксель пошатнулся и рухнул на колени. Удар был так силен, словно ему выстрелили прямо в лицо. На этот раз боль взорвалась позади глаз, в висках и затылке. Он был не в силах справиться с ней. Все, что он мог, – это сделать вид, что наклонился в поисках обуви.
– Я думал, она забыла...– пробормотал он. – Сразу после похорон детская была полностью обставлена заново, переделана в комнату для гостей. Так было проще всего.
– Ничего странного, что дочь перестала с вами разговаривать.
Выпрямляясь, Аксель ударился головой и устремил на Майю обвиняющий взгляд, словно это было ее рук дело. Лицо ее осталось невозмутимым. Это привело его в себя, и он швырнул кожаный башмак в общую кучу.
– Констанс берет пример с вас, – безжалостно продолжала Майя. – Если взрослый не откровенничает, что остается делать ребенку?
Поежившись, Аксель возобновил блуждания по комнате.
– В ту пору она была слишком мала, – мрачно возразил он. – Как вы представляете себе этот разговор? Разве не довольно того, что мама умерла, обязательно нужно вдаваться в детали? – Он заметил вторую сандалию и ринулся к ней. – Что я мог сказать шестилетнему ребенку? Что мы с Анджелой не ладили? Мы и ребенка завели в надежде, что это поможет нам ужиться... – Сандалия увенчала груду обуви с первого же пинка. – Но беременность все только усложнила. В то утро у нас вышла особенно бурная ссора. Должно быть, Анджела решила, что не все еще высказано, потому что, когда я уехал на работу, последовала за мной.
Слова лились сами собой, без усилия, – слова, которых он никогда еще не произносил. Изливаясь, они терзали душу, так что на глаза наворачивались слезы. Аксель напомнил себе, что настоящий мужчина не плачет, и выразил свои чувства иначе, рванув в сторону кукольный домик. Под ним оказался второй кожаный башмак. Ощутив на щеке влагу, Аксель пнул башмак так, что он отлетел к противоположной стене.
