что ли?
— Похоже, кто-то хорошо принял на грудь, — шепнул брат так, чтобы услышала только я. — Ничего, протрезвеет и извинится за такие выкрутасы.
— У тебя все хорошо, Сэтт? — Папа отступил от этого безумца на шаг. — Ты уж прости, столько лет не виделись, но… Не болен? Здоров?
Мне хотелось подленько хихикнуть, но я удержалась и приняла серьезный вид.
— Да, здоров... — Дядя запустил руку в волосы и, сжав кулак, слегка их дернул. — Конечно, здоров! Чего мне хворать? А теперь вообще счастлив! Что же я раньше тебя не приглашал? Что же сам к тебе не ездил? Ну, как так могло получиться? А ведь порывался, столько раз думал написать. Все же сыновья дружили наши…
— Никогда не дружили, — шепнул Ульви. — Так... Общались, потому как родня. Чего он придумывает? Точно пьян!
Я хмыкнула и покосилась на маман. Она принюхивалась, видимо, ее голову посетили те же мысли, что и сына. Женщина она опытная, сразу понимает, что к чему.
— Ой, как я вам рад, Захарий! — распинался чрезмерно радушный родственничек. — Да вы у меня теперь самые желанные гости! Все для вас...
— Э, как его прет-то! — не унимался брат. — Слышишь, Айла, так ты еще ни на кого не действовала. Раз взглянул и все к нашим ногам. Может, ты это... его избранная?
Ульви зашипел со смеху как змей. Оскалившись, я одарила его таким взглядом, что статую бы проняло. Но братец-то не статуя, он продолжал откровенно гоготать с меня.
— Я тебе припомню! — рявкнула я вполголоса. — И я видела, чем ты занимался за каретой. Все изыму и маме наябедничаю.
— Ну, так если я прав, то жениха мы тебе уже нашли, выходит, я свободен.
— Ульви, даже не шути так...
В этот момент во дворе заржали лошади. Наша карета тронулась и покатилась по дорожке. Слуги подняли чемоданы и, краснея от натуги, потащили их к дому. Все! Можно было заселяться. Хлопнув Ульви по шее, стряхнула мертвого комара и покосилась на родителей.
Как бы им намекнуть, что пора бы уже в тепло ближе к еде.
— А Хэил твой прибыл? Так давно его не видел...
Пока мы с Ульви зубоскалили, отец принялся расспрашивать братца за жизнь да за семью. Они вообще словно не замечали ни назойливых насекомых — я шарахнула себя по плечу — ни того, что темнеет и холодает.
— Прибыл, Захарий, — дядюшка тяжело вздохнул. — Вот буквально с вами одновременно. Злой! Как увидел сборище, так наверх. Ни "здравствуйте" никому, ни "как здоровье". Он с каждым годом все отдаляется от меня. Замкнутый, черствый, раздражительный.
— Так ты правда не сказал ему по поводу чего праздник? — вмешалась мама, отмахиваясь от пищащей кусающей нечисти, которой становилось все больше.
— Нет, — дядя поджал губы и зыркнул почему-то на меня. — Он как узнал по поводу чего слет гостей, так и посоветовал мне самому жениться.
— Не оценил?! — хмыкнула мама. — Ну, тут у нас схожие проблемы.
И она почему-то тоже покосилась на меня! Как будто здесь на крыльце и женить больше некого. Шумно втянув воздух через нос, я надулась и сложила руки на груди.
— Нет, Халима, не оценил. Но теперь-то он не отвертится. — Дядя продолжал открыто пялиться на меня не мигая. — Теперь все! Можно жить спокойно. Дышать полной грудью и наконец уснуть крепким сном. Камень с души упал. Будут в этом доме наследники!
— Конец тебе, — склонившись, прошептал Ульви. — Беги, Айла, беги... Кажись, дядя глаз на тебя положил.
Обернувшись, я, прищурившись, проводила взглядом свернувшую за угол карету.
Братец гоготнул. Схватив этого злыдня за руку, резво снова спряталась за его спину. Крепко так обхватила за талию и, встав на цыпочки, почти дотянулась до уха этого чешуйчатого весельчака.
— Твоя песенка спета, Ульви Уолш! Теперь твой скорый брак — дело моего выживания!
Дядя Сэтт, глядя на нас, нахмурился. Нехорошо так.
— Захарий, а девочка-то ваша, случайно, не истинная племяннику моему? Смотрю, близки они так.
— Мы еще не определились, дядюшка, — выдал брат и вытащил меня из-за спины. Крепко прижал к себе, нежно обнимая ладонью мою шею. — Айла у нас нарасхват. Столько женихов, столько поклонников. Красавица-то вон какая. И цвет волос необычный, и характер покладистый. И магия огня в крови бурлит. Кроткая как лань горная, скромная, никому никогда не перечит. Слова грубого не скажет. Рукодельница, мастерица. А как танцует, словно бабочка над цветком парит. Такая невеста каждому нужна.
Дядя, казалось, возрадовался еще больше. Я, может быть, и возмутилась, да рука на моей шее уж больно демонстративно сжималась.
— Сэтт, — мама кивком указала на дверь. — В дом пустишь или так и будем здесь комаров кормить? Мы с дороги, устали. Детям нужно освоиться. В себя прийти... — последнее она произнесла с явным нажимом.
Рука с моей шеи мгновенно исчезла.
Мама одарила нас предостерегающим взглядом и звонко хлопнула себя по щеке, убив назойливое насекомое.
Намек был понят и принят!
— О, конечно, конечно, — опомнился дядюшка. — Сейчас распоряжусь вам комнаты на нашем этаже подготовить. Это займет немного времени. Но у нас там и большая общая терраса, и потише будет.
Дверь открылась и мы наконец вошли внутрь.
В большом холле толпился народ. Десятки незнакомых лиц, все разной степени напыщенности. Сплошные драконистые драконы.
В комнате витал спертый дух высокомерия и чванливости, словно я на светский ужин не к драконам, а к магам попала.
Мне окончательно разонравился этот дом и его обитатели.
— Захарий, столько лет прошло. Пойдем в библиотеку. За семью не беспокойся. Марло! — Дядя Сэтт кому-то махнул и перед нами тут же возник слуга. — Это Ян Марло — управляющий, можете обращаться к нему по любому вопросу. Марло, это семья моего брата орина Захария Уолш. Засели на третьем ярусе рядом с моими комнатами.
— Да, орин, — управляющий кивнул и странно поджал губы.
— Говори, — дядя Сэтт прищурился.
— Ши Хэил немного не в духе, — выдал он. — Это не смутит наших гостей?
— Чем же меня может смутить племянник? — Папа добродушно похлопал брата по плечу. — Мой Ульви тоже бы буянил, закати я ему помолвку за спиной. А с Айлой все еще сложнее. Уперлась и
