Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Пришло время всему міру узнать о твоих подвигах. Ты должна сама возвестить о своих добродетелях, чтобы люди поучались и извлекали для себя духовную пользу», — нашептывал мне враг рода человеческого. Но я не догадывалась, от кого исходят сии речи. И даже не задумывалась о том, слышу ли я их от кого-то или же сама мысленно произношу. Так опутал мой разум нечистый дух, воспользовавшись моей самодовольной расслабленностью.
«Ты послужишь другим людям примером для подражания», — наставлял меня вкрадчивый голос. И я поверила, что действительно смогу. И более того — что это мой долг.
Я чувствовала, как во мне растет гордость. А смирение ослабевало, становилось меньше и незаметней, заглушаемое моим небрежением.
«Пора покинуть пустыню. Мір ждет тебя. Здесь же все твои усилия уже никому не нужны», — уверял меня лукавый.
И я едва не приняла к исполнению сии нечистые наставления. Уже готова была бесстыдно разгласить свои прежние подвиги. Но в то же время меня сильно смущала мысль, как мне уйти из пустыни.
Должно быть, нечистый почувствовал мои колебания, потому что тотчас же навалился на меня с удвоенной силой: «Довольно ты пожила здесь! Других подвижников мір прославляет. Составляет им тропари и молитвы. Народ ищет у них милости и благого заступничества. А ты? Чего ты добилась?»
«Не мір прославляет их, но Господь их прославил Своею волей и силою», — возразила я, не совсем уверенная в том, искренне ли вступаюсь за угодников Божиих и почитаю Господню волю или же завидую им и укоряю Господа.
«Ты тоже этого заслужила».
«Да. Но мои подвиги, быть может, должны остаться сокрыты от людей», — молвила я, невольно содрогнувшись от того, что показалось мне крайне несправедливым.
«Какая же это тогда правда Божия? — нечистый сыпал соль на рану моего самолюбия. — Почему именно твои подвиги должны быть преданы забвению? И кто о них в таком случае вообще узнает?»
«Господь знает о них», — ответила я. Скорее по привычке, чем действительно следуя позыву собственного сердца.
«Господь? А тебе-то что с того? Какая тебе корысть от того, что Пастушок знает еще про одну овечку, блеющую у него под ногами?» — разъярился богоненавистник. Или не мог он вынести похвалы Господу, или поверил, что уже полностью подчинил меня своей воле. Не знаю. Однако сии богохульные речи выдали его с головой. А я? Я словно очнулась от сонного оцепенения и высвободилась из тенет, опутавших мой разум.
«Господь никогда бы не стал говорить так!» — мелькнула внезапная мысль, ожегшая меня, словно удар бича.
«Напрасно ты томишься и пропадаешь здесь. Ты вся высохла, словно финик. Сухие финики не зря напоминают верблюжий помет. Все это годно лишь для костра. Очнись же, несчастная! Не юродствуй и ступай в мір — и он узнает тебя!»
Так может говорить только нечистый. Я узнаю его по подлым речам. Это он, губитель человеческих душ, желающий насильно навязать мне свою волю! Господь же всегда дает человеку возможность выбора. Ибо Он хочет, чтобы мы сами — своею волею — избрали путь веры, любви и надежды. Посему и сказано в Евангелии: «Толкущему — отверзется».
В эту минуту Господь словно сорвал пелену с моих очей и с сердца — и я увидела, в какое страшное и нечистое болото греха я едва не угодила. Только теперь осознала я бездну своего падения! И вспомнила предостережение святого Антония о том, что все грехи суть мерзость пред лицом Бога, но самый мерзкий и отвратительный из всех — это грех гордыни. Из глаз моих хлынули горячие слезы раскаяния. Стыд, вызванный чудовищной обидой, нанесенной Господу, нарастал во мне с каждым мгновением. Овладевал всем моим существом и всеми моими силами и чувствами. У меня подкашивались ноги. И перехватывало дыхание.
В отчаянии пала я наземь и, содрогаясь в рыданиях, повторяла имя Господне, моля Спасителя о прощении.
«Ведь и губитель душ человеческих был свергнут с небес за свою гордыню! Уверовал в собственную силу и могущество, независимо от Бога, и пал с позором. Вечный мятежник, всегда терпящий поражение. Все гордецы служат ему. А я хочу служить Господу», — твердила я, жестоко коря себя за страшное ослепление.
Самоуничижением и суровым осуждением заменила я недавнее самовосхваление. Но мне казалось, что уже поздно. Словно я уже сорвалась в пропасть. Все было так, как поучают святые отцы. Ибо когда нами завладеет гордыня, славолюбие и себялюбие, тотчас же пропадают все наши духовные сокровища, собранные великими трудами. Гордость не только мешает нам возрастать и дальше, но еще и свергает нас с уже достигнутой высоты. Отнимает у нас все наши прежние богатства и обращает их в прах.
О, как страшно вопияла пустота, образовавшаяся в моем сердце! Как опустошена и жалка была душа моя! Я была тогда так несчастна, что уже не надеялась выбраться из этого кошмара. Оступившись, я пала так низко, что, казалось, погружаюсь на самое дно ужасной трясины. Снова, как и в давнишнем цареградском сне, вокруг меня были скользкие и холодные змеи. А в сердце — ледяной страх.
«Едва человек восстанет, как падает снова»,— сказано святыми отцами. Поэтому Господь-сердцеведец часто скрывает от нашего взора даже те добродетели, которыми мы обладаем.
«Возвышающий себя сам — будет унижен», — сказано также. Воистину, воистину так!
Суета и гордость приходят сами собой. Легко и незаметно.
Смирение же рождается из боли. Из слез. Из молитвы.
И я тоже плакала. И молилась.
Я стыдилась гордости собственного сердца. Понимая, что в том, что я называла своими подвигами, на самом деле не было ничего моего. Всю силу для победы над супостатом дал мне Господь. Сколько раз я была на краю пропасти и погибели вечной. Не будь Его великой милости, разве смогла бы я противостоять искушениям?
Я размышляла о страхе Божием. О священном трепете. И о плаче пред лицом Господа во время моей келейной молитвы. О множестве вещей, о которых, как выяснилось, знала очень немного.
«И как я могу быть уверена, что то, что я делаю, угодно Господу? Что я, собственно, знаю о других подвижниках? Об их муках. О том, какие скорби приходилось им претерпевать и с какими искушениями бороться ради праведной жизни. И о том, каковы были их пути ко спасению. Кто может знать, близка ли я ко спасению? Кто, кроме Господа?» — вопрошала я с трепетом.
Я не переставала и дальше сравнивать себя с великими светильниками веры Христовой. Размышляла о дивных и непобедимых подвижниках, которым Господь даровал силу посрамлять и попирать бесов. Но теперь я вспоминала прежде всего свои поражения в битве с лукавым духом, о том, как нечистый часто подчинял меня своей воле. И видела, сколь жалки и ничтожны были мои подвиги в сравнении с подвигами этих угодников Божиих. А чистые и непорочные девы, мученицы и невесты Христовы? Разве можно сравнить мои страдания с их страданиями? А ведь я и этого бы не смогла, если б не всемилостивый Господь!
А сколько кротости и смирения было в Нем Самом! Агнец Божий! Он всем был Слугой.
Так, непрестанно укоряя себя пред Господом, мучимая стыдом и раскаянием, продолжала я мою тяжкую брань против козней и прелести бесовской.
То была самая долгая и тяжелая битва. Ибо зло уже успело пустить корни в моей душе. И, вопреки моим усилиям, нечистые всходы разрастались буйной порослью, угрожая заглушить все доброе, что мне удалось вернуть ценой страшного прозрения. Стоило мне хоть сколько-то очистить мое сердце бдением, самоуничижением, покаянием и богоугодными мыслями, как гнусный и подлый диавол шептал мне: «Всё! Ты победила!» Ия снова скатывалась в пропасть и пустоту богооставленности.
Так продолжалось много лет. Пока однажды я не сказала ему: «Господь мой одержал и эту победу! Он спас меня. И каждый раз Он будет брать верх над тобой, отравителем міра. Ныне и присно, и во веки веков. Аминь».
Пав на колени, я в умилении воздела руки к Нему, моему Спасителю. Сердце мое было исполнено самоосуждения и самоуничижения. И горячей, искренней любви ко Вседержителю.
Тогда отступил мрак міра. Исчез. Рассеялся. Перед дивным сиянием имени Господня.
* * *Когда сыновья Зейнебы стали воинами, Господь ослабил натиск мерзопакостного на мою душу. И я начала словно новую жизнь — в бесстрашии и смиренномудрии. Но все равно не теряла бдительности, помня, что повелитель тьмы никогда не уходит совсем. Он только отступает. И, затаившись, дожидается своего часа, будучи всегда готов к любой подлости и пакости.
Однажды прямо перед моей пещерой распустился цветок. Необычайно красивый. Как будто из райского сада. Никогда прежде я не видела здесь ничего подобного. Но я слышала от Зейнебы, что в пустыне есть растения, которые цветут всего лишь один раз на людском веку. В таком цветке Всевышний являет человеку всю красоту міра. «Может быть, сейчас Господь послал его мне?» — подумала я с благодарностью. Я подошла к цветку, желая коснуться лицом его дивных лепестков. Как сладко он благоухал! Чересчур сладко... «Если ты от Бога — добро пожаловать. Но если от нечистого — исчезни!» — промолвила я, осенив его крестным знаменьем. В то же мгновение прекрасный цветок растаял в воздухе. А я поспешила вознести хвалу Создателю, оградившему меня от бесовских козней.
- Тринадцать писем (ценз. Сороковой день) - Владимир Крупин - Проза
- Божественная комедия. Чистилище - Данте Алигьери - Проза
- Проклятые короли: Железный король. Узница Шато-Гайара. Яд и корона - Морис Дрюон - Историческая проза / Проза
- Золотая пучина - Владислав Ляхницкий - Проза