– Какой у тебя номер? – спросил он, когда Ольга подняла сумочку, собираясь вставать.
Она показала.
– Ясно. Я встану посреди вестибюля. Не смей удрать, – тихо предупредил он.
– А в чем дело? – она ощетинилась.
– Ты сама сказала. Что я задушу тебя только в объятиях.
– Ты… маньяк?
– Нет, я честный человек. А ты соврала, да?
– Да нет. – Она пожала плечами. – Только не до смерти, ладно? – Она засмеялась так свободно, как не смеялась никогда с чужими. Она удивилась: значит, ей не показалось, что после происшедшего между ней и Юркой она стала другой? Она росла, росла и выросла?
– К тебе или ко мне? – спросил он, преградив Ольге, уже одетой в черную куртку, путь.
– Выйдем и подумаем, – ответила она.
Ольга надеялась, что сосед освежится и отстанет сам. «Болеро» Равеля, которым закончился концерт, услышал даже он. Хлопал как оглашенный, до звона в ушах.
– А тебе понравилось «Болеро»? – спросила она.
– Ага, – сказал он. – Я вообще-то тут в первый раз. Меня девушка привела. – Они медленно шли в сторону Старого Арбата. – Говори, когда и где?
– Ты про что? – Ольга остановилась, нащупала в кармане баллончик.
– Про душить и про объятия.
Она остановилась.
– В пятак хочешь схлопотать? – тихо предложила она.
– От тебя, что ли? – Он протянул к ней руки.- Я тебя сейчас…
Ольга уже вынимала баллончик из кармана, а потом разжала пальцы, он упал на дно, а она добавила:
– Нет, от моего морпеха.
Она увидела круглые глаза, по цвету они напомнили крыжовник в июне.
– Спасибо за компанию. – Он вежливо поклонился. Повернулся и исчез за углом.
Морпех – магическое слово даже для этого рыжего?
Ольга захохотала.
Приездов Юрия она ждала, и он появлялся на пороге. Но однажды весной получила письмо. Открыла его и похолодела: Юра бросает нестерпимую учебу в сельхозинституте и уходит в армию. Ему «подфартило» – он написал пять восклицательных знаков после этого емкого слова. Ольга сосчитала, когда на ночь перечитывала письмо. Его берут в морскую пехоту.
Ольга училась на третьем курсе, когда отец вернулся из командировки. Она оказалась удачной настолько, что летом дочь переехала в свою собственную квартиру. Однокомнатную, с большой кухней, в двенадцатиэтажном доме на улице Авангардной. Пять минут пешком от метро «Водный стадион».
Юра писал ей письма, не часто, отпусков не давали. Когда она спрашивала отца, почему их нет у морпехов, он отвечал, что Юрий Орлов попал в особую часть.
Юрка объявился, когда Ольга уже работала в том скучном институте. Он приехал без звонка, без телеграммы. Позвонил в дверь в воскресенье утром.
Ольга не кинулась к нему на шею, она густо покраснела, а губы разъехались в улыбке. Она ждала этого мига. Он наступил.
– Привет, – сказал Юрий, переступая через порог. Большой, сильный, с лицом взрослого мужчины. Но он смотрел на нее так, что она узнала бы его всегда.
– Привет. Ты… пешком? – спросила она, стараясь быть как можно насмешливее, чтобы скрыть свои чувства. Сердце билось так сильно… – А где же парус? – Она встала на цыпочки, вытягивая шею, делая вид, что пытается выглянуть в окно. – Оранжевый парус у подъезда? В лифт не вошел? – Сердце билось быстро и подпрыгивало.
– Я тебе сказал, что оранжевый парус – за тобой. А я приехал к тебе. – Он шагнул к ней и обнял. – Чувствуешь разницу?
Но она чувствовала только его…
Когда он лег на спину и положил ее голову себе на плечо, ей показалось, что под головой камень. Но горячий. Нагретый солнцем.
– Оранжевый парус ты увидишь, обещаю… Когда поведу тебя под венец, – сказал он.
Ольга услышала в его голосе что-то… Она не знала, как это назвать. Беспокойство?
– Я пока не спешу идти под венец, – поспешила она ответить.
– Я уведу тебя под венец, – настаивал он. – Я хочу быть с тобой – сейчас, потом, всегда…
– Все поняла. – Она засмеялась, приподнимаясь на локте и смахивая волосы с лица. – Оранжевый парус – это после.
– Ага, – отозвался он, засыпая.
Начиналась их вторая жизнь вместе. Взрослая жизнь.
Назвать их отношения медовым месяцем было бы неправильно. Медовый год – точнее. Они дорвались друг до друга. Они и сами не подозревали, что так страстно желали этого…
10
Значит, что Юры больше нет? Ольга подняла голову от коленей. Это значит, что больше нет его… тела?
Его сильной шеи, за которую она цеплялась, а он ходил, как говорил, «с отягощением», не дрогнув ни единым мускулом?
Его груди, поросшей темными кудряшками, в которую она колотила кулачками, пытаясь опрокинуть Юрку на пол.
Его коленей… Он сгибал их, она ложилась животом на них и вытягивалась в струнку. Он смеялся и говорил, что они вполне могли бы выступать в цирке.
Его… бедер, которые обнимали ее…
Его плоти, которая делилась с ней чем-то таким, что заставляло забывать, кто она, где она…
Вот этого всего нет?
Даже тогда, когда она уже не понимала его слов, его действий, его реакции, тела их понимали друг друга. Всегда.
А если нет больше его тела, значит, его нет на самом деле.
Ольга опустила голову на подушку и снова закрыла глаза. Под опущенными веками снова ожили они с Юркой.
…Она уходила на работу каждый день. Он долго спал, приходя в себя после армии. Ему снились кошмары. Он продолжал в них участвовать. Ольга не расспрашивала ни о чем – все равно не расскажет. Как не рассказывал отец, вернувшись из Африки. А если бы согласился, то на полуправду вроде той, что отец охотился на львов или на крокодилов с утра до вечера.
Но Ольга могла себе представить кое-что из жизни морского пехотинца, в конце концов, не только в Америке есть Рэмбо. И если ее предположения не соответствовали реальности, то от истины отстояли не слишком далеко.
Как бы она хотела, чтобы Юрка все забыл и спал спокойно. Однажды вместе с коллегой Мариной Ивановной она зашла в аптеку.
– Куплю-ка я себе чаю, – поморщилась Марина Ивановна. – Так плохо спит муж, ужас. И мне не дает. Ворочается, вскакивает. Этот его собачий бизнес. – Она покачала головой. Ольга знала, чем занимается ее муж – его фирма продает корм для собак.
– А что вы купите? – быстро спросила Ольга.
– «Спокойный сон», видишь? Травяной чай. Это сбор.
– Может, мне тоже купить, – в раздумье проговорила Ольга.
