Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Можно мне пойти с вами?
Никто не возражал против этого. Презрение, которое питал Синяя Птица к мальчику — ленапу, исчезло после болезни.
— Я только сбегаю домой и сейчас же вернусь, — сказал Косой Лис и выбежал за дверь. В один миг он вернулся и с довольным видом показал кусок стали, кремень и трут.
— Хорошо, очень хорошо! — похвалил его Дикий Козленок. — Об этом я совсем не подумал.
Дружно они сбежали к ручью. С нетерпением уставились в воду. Плавающая раньше верша погрузилась. Между ее стенками трепетала темная с розовыми пятнами рыба.
Быстро были сброшены мокасины и легины. Мальчики даже не почувствовали холодной воды. Дикий Козленок взволнованно командовал:
— Срезайте лыко! Теперь шаг назад! Поднимайте вверх!
С трудом шла из воды тяжелая как камень верша. Синяя Птица хотел ухватиться получше, но промахнулся, и край верши упал в воду.
— Ты, енот, осторожнее! — закричал на него Дикий Козленок и поспешно закрыл отверстие руками, однако пять или шесть рыб успело выскочить.
Снова, дружно ухватившись, они на этот раз благополучно вытащили добычу на берег.
Затаив дыхание уставился Синяя Птица на трепещущую чешуйчатую массу. Он дрожал от нахлынувшего Охотничьего азарта. Теперь Дикий Козленок немного приоткрыл плетенку, и из нее на прошлогоднюю сухую траву посыпалась рыба. Рыба била хвостом и, подпрыгивая, отскакивала в разные стороны. Косой Лис, однако, был хладнокровен. Он вытащил из разбросанных на берегу коряг короткую, но увесистую палку, наклонился, ухватил одну из рыб за плавники и ударил ее палкой по голове. Рыба перестала биться. Синяя Птица хотел сделать то же, но сырая, покрытая слизью пленница выскользнула из рук, как кусок подогретого медвежьего сала, и, прыгая, устремилась к реке.
Козленок пришел на помощь раньше, чем рыба добралась до воды.
Вскоре восемь огромных оглушенных рыбин неподвижно лежали на траве. Синяя Птица рассматривал их с интересом: поднимал жабры и плавники, трогал пятнистые спинки. От добычи шел какой-то особенный запах свежей воды. Оба его спутника продолжали усердно работать; было видно, что они понимали толк в рыбной ловле.
Рыба была очищена. Мальчики оделись.
Косой Лис побежал по берегу, туда, где стояли старые прошлогодние камыши. Он вернулся, неся целую охапку, но, как ни высекал огонь, камыш не хотел гореть. Лис снова пошел за камышом. Через несколько минут он вернулся, неся в руке пучок горящей сухой травы и бросил ее в кучу тростника, который без этого не разгорался. Наконец затрещал веселый огонь. И вскоре на ивовых прутьях, наклоненных над костром, уже поджаривались две рыбины. Косой Лис явно знал дело. Он легко управлялся с прутьями, ножом и всей рыболовной снастью, как старый, испытанный рыбак, ухмыляясь при этом во все свое грязное лицо, на котором зола и копоть, перемешиваясь, образовывали темный слой, соперничающий со старой раскраской. Жадно посматривали мальчики на поджаривающуюся рыбу. Все трое неожиданно почувствовали нестерпимый голод.
Громкое потрескивание и шум заставили их оглянуться. Синяя Птица вздрогнул. Горел тростник, из которого Косой Лис только что принес горящую траву. Темное облако поднималось от Совиного ручья к лесу, и длинные языки пламени то появлялись, то исчезали в дыму.
— Что ты сделал? — испуганно закричал он на Лиса.
— Может быть, туда попала искра, или я обронил горящий листок, — хладнокровно ответил Лис.
— Мы ведь достаточно далеко от домов. Ничего не Может случиться, — пробурчал Дикий Козленок.
Синяя Птица с трудом поборол волнение. Он снова вздрогнул, когда совсем рядом раздался спокойный голой Малого Медведя:
— Могу я с вами поесть?
Тут еще отец! Этого не хватало! Мальчик опустил голову: вот будет гроза! Но Малый Медведь спокойно подсел к костру.
— Я думаю, что пришел вовремя. Вы огромный огонь разожгли, — сказал он, кивнув в сторону потрескивающего в камышах пламени.
Потом с удовольствием посмотрел на жареную рыбу, которую ему по очереди охотно подавали мальчики, немного поел и ушел. У Синей Птицы с сердца свалился камень. Он ел с аппетитом, срывая с костей белые, нежные куски рыбы. Она попахивала дымом, а с одной стороны немного обуглилась; но что могло быть вкуснее, чем рыба, которую сами поймали и сами поджарили на костре.
— Скажите, — спросил он, продолжая жевать, — будет нам сегодня взбучка? Нас не поколотят?
Два его спутника посмотрели на него так, точно он говорил на чужом языке.
— За что нас должны побить?
— Я думаю, за то, что мы раньше времени принялись за еду, или за то, что были непослушными.
— Наказать? Нет. Самое большое — нам сегодня целый день не дадут есть.
Косой Лис даже ухмыльнулся; ему все это было, видимо, достаточно знакомо.
— Мой отец окунает меня в воду, если я что-нибудь натворю, — объяснил он. — Это неприятно, особенно зимой. Летом все равно, пусть окунает, — на жаре ведь быстро высохнешь. Зимой лучше его слушаться.
До Синей Птицы не дошло мудрое поучение Лиса. Он невольно подумал о том, что здесь, у индейцев, никогда не бьют детей. Нет, он еще ни разу не видел отца, бьющего сына, или мать, которая кому-нибудь дала оплеуху; но он видел ребят, сидящих в каморках с печальным видом. Ему говорили про них: «Они соблюдают пост». Он никогда не спрашивал, почему дети с такими печальными лицами должны соблюдать пост и ничего не есть, и вот только теперь понял.
В один момент в его голове все перемешалось. Он подумал о Рейстоуне, родительском доме с его бесконечным криком братьев и сестер, частыми наказаниями и побоями, и тут же подумал о Длинном Доме Черепах, где детей было в три раза больше, но где обходились без побоев и никогда не было криков.
Мальчики снова опустили вершу в воду.
Задумчиво брел он со своими спутниками домой. Его глаза невольно пробегали по длинным коричневым крышам домов, и казалось, что он увидел что-то новое, чего раньше не замечал.
Когда они подходили к дому, дедушка сидел у двери; мальчики показали ему улов, и он их похвалил.
— Это занятие подходит мужчинам и будущим охотникам больше, чем полевые работы. В мое время на полях работали только женщины. Теперь и некоторых мужчин увидишь с мотыгой. Но ведь это было принято только у белых, да и у нас стало приживаться. А наши предки учили нас: ни один мужчина не должен делать женской работы, и мой дедушка…
Когда старик вспоминал своего дедушку, он уже долго не мог остановиться. Дикий Козленок и Косой Лис прошмыгнули за дверь и исчезли, и поэтому старик говорил все это одному Синей Птице. Терпеливо слушал его мальчик; в рассказах старых людей было много интересного и поучительного.
В это время вышла мать, поставила на циновку миску с горячей маисовой кашей и поправила накидку, наброшенную на плечи старца.
Старик не прерывал своих воспоминаний.
— И ты, мои внучек, должен помнить, что принят на место мужчины и непристойно тебе работать на полях вместе с женщинами.
Мальчик жалобно посмотрел на мать. Она ему уже подарила легкую мотыгу и обещала взять с собой, как только начнутся работы на маисовых полях, доставляющие, как ему казалось, радость. В ответ на свой жалобный взгляд он поймал в глазах и на уголках губ Лучистого Полуденного Солнца едва приметную усмешку, рассеявшую все его сомнения.
Несколько смущенный, он посмотрел на дедушку. Это уже не был величественный старец, со своей странной воркотней: перед ним был старый, трясущийся человек, черпающий дрожащей рукой маисовую кашу. Дедушка много значил в его жизни, но родители больше, особенно мать. Невольно Синяя Птица старался крепче ухватиться за длинную желтую блузу-рубашку Лучистого Полуденного Солнца, входя в дом, совершенно так же, как впервые входил в темный коридор Длинного Дома, позади тетки Круглого Облака.
На следующее утро Синяя Птица не мог пойти к рыбной заводи, потому что должен был оставаться у южного входа и ухаживать за дедушкой. Старик сидел на своей циновке на солнышке и грелся. Он все время что-нибудь требовал: то немного табака, то второе одеяло, то просил натянуть старую заячью шкуру на его спину, и мальчик должен был все это делать.
- Изгой - Дональд Портер - Приключения про индейцев
- Токей Ито - Лизелотта Вельскопф-Генрих - Приключения про индейцев