Подъехал к даче, велосипед прислонил к дереву и сам осторожно в сад. Калитка отворена была. Я вхожу на носочках, и мне кажется почему-то, как будто это все не на самом деле, а в кино. И такое чувство, что я — это не я, а кто-то другой. А настоящий «я» со стороны смотрит.
В одном окне в даче свет горит. И дверь в дом тоже открыта.
Я осторожно стал обходить их маленький бассейн, заглянул случайно туда… и остолбенел.
Под водой лежит в бассейне на дне Таня. Утопленная. Руки раскинуты, волосы разметались по дну.
Секунду я смотрел на нее и тут сам не знаю, что со мной сделалось. Испугался, закричал что-то, повернулся — и бежать. Выскочил из сада, метров сто, наверное, пробежал, потом вспомнил про велосипед. Вернулся, схватил его, в седло вскочил и думаю: куда, кого звать на помощь?… Конечно, милиционера.
Даже не помню, как я до него доехал. Просто сразу очутился на нашей улице возле его дома и стучу в дверь что есть силы.
Раз постучал, два. Там задвигались, открывается дверь, и выглядывает милиционер. «Что случилось?» Я сбивчиво объясняю: так, мол, и так. Утопили человека и ограбили дачу. А сам чуть не плачу от нетерпения и от волнения. Он меня выслушал и говорит: «Стой. Я сейчас». Ушел в дом — он в трусиках только одних был — и минуты три не возвращался. Слышу, что он там разговаривает с кем-то, по телефону звонит. Я прямо исстрадался, ожидая. И уже начало мне в голову приходить, что ведь Таню-то мне нужно было вытащить из воды, искусственное дыхание ей делать. Спасать, одним словом, а не ехать сюда.
Наконец милиционер поспешно выходит уже весь одетый, с наганом в кобуре. Бежит к сараю, выкатывает оттуда мотоцикл. «Садись!» Жена его тоже выбежала, открывает нам сразу калитку. Я и усесться не успел как следует, мотор зарычал, голова у меня назад дернулась, калитку проскочили и едем.
Минуты за три мы до дачи домчались. Въехали прямо в сад, мотоцикл поставили — и к бассейну.
Глядим туда, а там никого.
Меня оторопь взяла. Федор Степанович (милиционер) взглянул на меня — и в дом. Я за ним.
Входим и видим такую картину. Профессор Николай Григорьевич лежит в постели белый-белый. Возле него Таня, живая, и делает ему укол.
Я рот раскрыл и стою.
Таня на нас посмотрела, спокойно положила шприц на стул и начинает рассказывать. Спокойно так говорит, что только что здесь были два человека
— один незнакомый, а второй ее брат, — связали отца и похитили его записи об одном очень важном открытии. И что с этими записями они теперь пытаются перейти под водой границу и бежать в Турцию.
Милиционер Федор Степанович спрашивает:
— Как это — под водой?
Таня объясняет, что ее отец занимается проблемой дыхания под водой и создал такой состав, который, если его впрыснуть в кровь, исключает необходимость дышать легкими. Володя, то есть ее брат, знал об этом, и сейчас он и тот незнакомый мужчина впрыснули себе состав и ушли в море.
А профессор Николай Григорьевич в это время так и лежит без сознания.
Милиционер тогда подходит к профессору, берет его за руку, щупает пульс. Потом говорит Тане, что он у себя из дома уже вызвал «скорую помощь» из поселка и что они с минуты на минуту будут. Потом спрашивает, когда те люди ушли.
Таня отвечает, что часа два назад. Она лежала в воде, проснулась, потому что рядом кто-то крикнул, вошла в дом и увидела, что отец лежит связанный. Она его развязала. Отец ей только успел сказать, что был Володя с незнакомым человеком, и потерял сознание.
Федор Степанович подумал один миг, Тане сказал, чтобы она «скорую» ждала, и кивает мне:
— Пошли.
Выходим. Он говорит:
— Что это она насчет «под водой»? Бредит?
Я объясняю, что нет. Что она и сама под водой лежала и что неделю назад я видел, как мужчина тоже надолго-надолго нырял.
Милиционер покачал головой.
— Под водой, — говорит, — или над водой, но границу они не перейдут. Течение в эту сторону очень сильное. Тут двое рецидивистов в прошлом году тоже пробовали с аквалангами перейти. — Потом прищурился остро: — Они здесь где-нибудь поблизости должны выбраться обратно на берег. Идем!
Стали мы спускаться. Милиционер впереди. Спина у пего широкая, и он ловко-ловко идет по тропинке, будто видит в темноте. И вдруг у меня полная уверенность в сердце сделалась, что раз он здесь, то все-все будет в порядке: и Володю с часовщиком мы поймаем, и Танин отец поправится. Вспомнил и свои прежние мысли о нем, когда мы на автобусной станции на него смотрели, и так мне стыдно стало. И при этом же я все время думаю, что вот Володя-то, оказывается, Танин брат, и поэтому она, значит, его целовала…
Спустились к морю. Он говорит:
— Здесь останешься. Вот сюда спрячься. Увидишь кого, ни слова не говори, пропусти и беги за мной. А я там дальше буду встречать.
Положил меня за большой камень, а сам пошел по берегу.
Я лежу. Минут пять проходит. Еще сколько-то… Морг дышит впереди и чуть-чуть светится. Но темно. Почти ни чего не видно. Потом слышу какой-то новый звук. Вроде как галька стукнула где-то слева.
Глаза вытаращил, шею вытянул. И вижу: действительно две темные фигуры идут по берегу. Я прямо в камни вдавился и думаю: вот сейчас надо за милиционером бежать.
Вдруг за спиной шепот:
— Тихо… Лежи.
Оборачиваюсь, милиционер сзади.
Те двое скрылись за грудой больших камней. Милиционер за ними. Я тоже встал и тихонечко за милиционером. Он оглянулся, жестом показывает мне лечь. Злобно так. Сам сделал еще два шага и вдруг громко командует:
— Стой! Руки вверх!
Там камни зашумели. И — бац! — оттуда выстрел. Вспышка блеснула, и пуля вжикнула над нами. Милиционер ко мне обернулся и как бросит меня на камни!
А оттуда голос. Володин голос:
— Не надо! Мы не будем стрелять. Мы сдаемся!..
Голос жалобный, испуганный. Не такой, как всегда у Володи был. Потом возня какая-то. Опять Володин голос:
— Не надо!..
И еще выстрел. Кто-то охнул.
Милиционер как прыгнет вперед. Там еще выстрел. Потом тишина.
Я тогда вскочил и туда же, за милиционером. Перелез через камни, смотрю, кто-то лежит, и милиционер стоит на коленях. Поднял голову, потом опять склонился над тем, кто лежит.
И говорит:
— Ему уже не поможешь… Будь здесь.
Вскакивает и исчезает в темноте.
А я вижу, что это Володя лежит. И не понимаю, что с ним. Взял его руку, рука тяжелая.
Невдалеке опять выстрел раздался. Еще один, еще…
Я Володину руку опустил и все не могу догадаться, что же случилось. Я ведь никогда не видел, чтобы люди умирали. Минут пятнадцать так прошло. Все сижу и думаю: в обмороке Володя, что ли, ушибся? Глупо ужасно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
