Он не мог не заметить, что все служащие бросают на Мелиссу восхищенные взгляды, и подумал, что, возможно, она была права, настояв на своем.
С трудом сдерживая нарастающее желание, Казимиро через силу проглотил предложенное лакомство и, выскочив из-за стола, повел жену в спальню. Там он быстро раздел ее и, не скрывая нетерпения, сразу же окунулся в тепло ее тела.
— Ты заставила меня ждать, — укоризненно произнес он.
— А ты не привык ждать, Казимиро?
— Нет.
Он подумал, что Мелисса весьма успешно научилась сопротивляться его воле, и это добавляло немало изящества ее капитуляции. Сегодня она словно была создана из меда и шелка.
Казимиро казалось, что он никогда еще не исследовал женское тело так подробно и полно. Ее тихие постанывания только усиливали его наслаждение. Она будто раздела его донага, сняла многочисленные защитные барьеры. На всех уровнях. Потом они просто лежали, и лунный свет лился в окно и серебрил их тела, а Казимиро лениво перебирал пряди ее волос.
Он почувствовал, как Мелисса шевельнулась.
— Ты спишь? — тихо спросила она.
— М-м-м-м…
— Ты просто великолепно ладишь с Беном, — заметила она.
— Правда?
— Да. — Мелисса повернулась на бок, посмотрела ему в лицо и легко коснулась пальцами щетины у него на подбородке. Она твердо решила, что сегодня они поговорят, возможно, лучше узнают друг друга в этот час успокоения после любовных услад. — Казимиро?
— Да?
— А какие у тебя были отношения с твоим отцом?
Последовала пауза. То ли из-за действия шампанского, которое пил за обедом, то ли из-за близости ее шелковой плоти, он ответил, не взвесив предварительно своих слов:
— Чисто деловые.
— Странно.
— На самом деле нет. В те дни все было гораздо более формально. Нам, Ксавьеро и мне, не рекомендовалось демонстрировать какую-либо привязанность. По крайней мере, к отцу.
Глаза Мелиссы расширились.
— Никакой ласки?
— Никакой. Ласка считалась слабостью. Отец учил нас. Ласкала мать.
— А потом ее не стало?
Казимиро сжал зубы — какого черта она допрашивает его?
— Да.
— Ох, милый.
Его встревожило то, как она произнесла это. Затем она легко дотронулась до его лица, и ему стало еще больше не по себе. Неужели она сочувствует ему? Казимиро не хотел жалости к себе, никогда не принимал ее ни от кого.
Сначала эта распутница искушала его своим обнаженным соблазнительным телом, а теперь вдруг вздумала проявить понимание?! Казимиро не был готов становиться объектом глубокого психоанализа всякий раз, когда они занимались сексом. Мелисса словно сдирала с него кожу и причиняла жуткую боль. Он не хотел вспоминать прошлое, но перед его мысленным взором возникали одни и те же картины: мать, бледная, словно полотно, лежит в кровати, не в силах даже приподнять руку, суровое лицо отца, его крепко стиснутые губы и грубый голос, тихий плач Ксавьеро в темноте… Образы детства были еще слишком живучи и приносили боль.
— Я устал. Ты, наверное, тоже. Спи, — произнес он почти грубо.
Эта ночь была для Мелиссы неспокойной, полной смутных и страшных сновидений. А когда она утром проснулась, увидела, что Казимиро стоит у окна, уже одетый в потертые джинсы, обтягивавшие его сильные ноги, и футболку, которая не скрывала мощную мускулатуру его спины.
Какое-то мрачное, незнакомое выражение его лица заставило ее засомневаться, все ли она сделала правильно. Она села и откинула волосы с лица.
— Ты встал очень рано.
Казимиро кивнул.
Ее губы набухли от поцелуев, глаза светились зеленью, словно трава под яркими солнечными лучами. Блестящие каштановые пряди спадали на обнаженные груди, чьи вершинки призывно розовели.
Казимиро с трудом нашел в себе силы отвернуться. Он все еще злился по поводу вчерашних расспросов — как она посмела нарушить его уединение и подступиться к нему? Мелисса должна понять — он не допустит ее к себе так близко и не позволит копаться в его мыслях и анализировать поступки. Прошлое ушло, и не стоит ворошить его.
— Мне нужно разобраться с некоторыми делами до завтрака, — произнес он ровным голосом.
— Какими делами? — Мелисса удивленно посмотрела на него.
— Они важны для государства.
Его губы скривились в насмешливой ухмылке. Мелисса почувствовала, что он все больше отдаляется, закрывается. Он снова стал чужаком.
Она откинулась на подушки и приняла откровенную позу, убеждая себя, что во время медового месяца женщина имеет право прибегнуть к маленькой провокации.
— Они могут подождать? — спросила она, состроив невинное выражение лица.
Искушение нахлынуло на Казимиро с неистовой силой, но он устоял. Ему необходимо было удержаться, подчинить свои чувства, иначе он забудет обо всем на свете. В данный момент он не мог поддаться искушению — дела государства намного важнее. Он поднес пальцы к губам и послал ей воздушный поцелуй.
— Позже, — пообещал он.
Он ушел, а Мелисса осталась лежать на пуховых подушках. Она была не только разочарована, но и чувствовала себя немного глупо. К тому же ее пронзали волны страха, что их отношения на этом и закончатся — огонь потух, и больше ничто не сможет зажечь его.
Позже Казимиро присоединился к ним с Беном за поздним завтраком, а потом предложил прогуляться по холмам за домом, и глаза Мелиссы загорелись надеждой.
— А как же Бен? Он выдержит такую долгую прогулку?
— Я понесу его.
Именно так он и поступил, хотя Мелисса сомневалась, что мальчику достанет терпения сидеть на руках у Казимиро.
Они прекрасно провели день — так, словно были обычными людьми, не связанными обязательствами перед целым народом. У Мелиссы даже появилось ощущение, что все их недомолвки разом рассеялись, а лед в сердце короля немного оттаял, приоткрыв его истинную сущность. На какое-то мгновение она увидела того самого страстного любовника из прошлой жизни, когда они безоглядно предавались наслаждению и между ними не было никаких преград. Конечно, это была лишь иллюзия — ничего не изменилось.
Так проходил их медовый месяц. Казимиро уделял много времени жене и сыну, всячески баловал их и старался проявлять заботу. Перед глазами у Мелиссы постоянно мелькали их счастливые мгновения: король держит на руках смеющегося малыша и пытается накормить его, король, страстно целующий ее в ночной тишине, король…
Со стороны могло показаться, что все хорошо, по крайней мере, Мелисса пыталась себя в этом убедить. Но в глубине души она чувствовала, что, несмотря на внешнюю доброту, сердце Казимиро так и не оттаяло.
