Али, однако, ее слова отнюдь не успокоили. Ведь он успел разглядеть моток веревки в руках Эззати… Не успокоилась и мама. Женщины быстро оценивают ситуацию. И она поняла, что что-то произошло, хотя не могла пока догадаться, в чем именно дело. И вдруг ее осенило: «Никак сегодняшняя пташка по вчерашнему делу явилась? Дети-то этого не поймут, но… Ведь он же – не будем забывать – холостяк! И он не будем забывать – не бестолковый! Но свататься в такую рань?! И вообще, счесть себя достойной партией? До чего же мы докатились… Я надеюсь, дедушка вправит ему мозги… Этот деревенский холостяк со своей матушкой ни на что не может рассчитывать…»
* * *
Дед, открыв дверь, увидел Эззати, в одной руке державшего свою синюю шапку, а в другой – моток веревки. Голову он наклонил к плечу. Увидев деда, сказал:
– Салям, господин! Я действительно не хотел в такое раннее время вас беспокоить. Говорю: лучше днем на фабрику зайду. Это будет не так назойливо. Но господин пристав настоял, чтобы я прямо сейчас побеспокоил вашу милость…
Дед кивнул и просил продолжать.
– Эта веревка действительно ваша собственность?
Дед взял веревку и внимательно осмотрел ее. Веревка показалась ему знакомой, и он вспомнил, как вчера вечером Карим зачем-то отдал ее Али.
– Может, и наша. В сарае такого добра навалом…
Эззати кивнул:
– Совершенно верно, эта веревка ваша. И Дарьяни ее вчера видел в руках уважаемого внука. Факт тот, что сегодня очень рано, еще до восхода солнца, к нам, в полицейскую часть, явился уважаемый потомок шахов Каджаров. Они живут на улице рядом с господином Кавамом эс-Салтане. А сыночек, Каджар, вместе с вашим уважаемым внуком учится… Действительно, они вчера вечером вместе с задорожным нашалили там и, хочешь не хочешь, но семейству Каджаров причинили неудобства. Вопрос не стоящий и ломаного гроша. Детские игры, одним словом. Привязали веревку к дверному молотку, ну и… Другое еще сделали, тоже пустяк… Сказали смотрителю водоемов, чтобы в домашнее водохранилище Каджаров – а оно и так полное – воды добавил, в результате чего утром немного перелилось и обрушилось, но это не важно… Я так и сказал уважаемому шахскому потомку. Говорю, для господина Фаттаха это исправить выеденного яйца не стоит. Пришлет завтра с фабрики двух рабочих, те заделают лучше прежнего… Но я хочу доложить, что не для этого прибыл…
Дед, кивнув, ответил:
– Отца его нет, но я эту парочку проучу, чтобы им впредь неповадно было.
Эззати махнул шапкой, останавливая деда:
– Осмелюсь доложить, я не для этого прибыл. Как уже сказал вам, эти детские игры и выеденного яйца не стоят. В полицейской части в сто раз серьезнее каждый день бывает. Я, осмелюсь доложить, прибыл для другого… как вы сказали, что отца его нет, поэтому вот прямо сейчас, ранним утром…
Дед, опустив голову, слушал, размышляя: «Действительно, с какой стати явился в такую рань? Ну, мальчишки нашкодили, дело ясное. Но сам же говорит, что не из-за этого… Неужто снова этот злосчастный циркуляр насчет головных платков? Опять наглец будет на чай выпрашивать. Это бы еще ладно, но, как он сам все время намекает…»
– Прямо-таки с цепи сорвались, – проворчал дед, а полицейский так резко махнул своей нелепой шапкой, что выронил ее и нагнулся чтобы поднять с земли.
Снизу вверх он посмотрел на серьезное лицо деда, подумав: «Никак уже прознал что-то? Почему говорит о том, что с цепи сорвались?» И Эззати схватил руку деда:
– Нет, господин. Я молчу, будто язык проглотил. Если кто-то донес, то не я, клянусь Аллахом. Чьих рук дело – неизвестно, но государство здесь ни при чем. Мне вот до сих пор не приходилось плохие вести передавать, но господин пристав заставил. Приказал доложить вам, что тело покойного сейчас в Казвине, возле казачьих казарм[44]. Факт тот, что никто еще об этом не знает. Господин пристав сегодня рано утром, как узнал, дал приказ обложить тело льдом и связаться с автодепо, чтобы доставили на дом. Говорит, накладная будет выписана на доставку. Дело в том, что те самые грузовики бельгийские, по доставке сахарного песка из России, куда-то пропали, иначе на них бы и привезли тело сюда. Но удивительное дело! Ни одной машины нет, а ведь было пятнадцать грузовиков «Джеймс», новенькие как с иголочки! Мое подозрение, ваша милость, что эти-то грузовики и стали причиной убийства. Аллах Всевышний! Но господин пристав, предъявив мне телеграмму об убийстве, насчет транспортной накладной также изволил выразиться, что для семьи Фаттах оплатить доставку – это как коробок спичек купить…
Полицейский Эззати не поверил своим глазам: дверь захлопнулась, и никого перед ним больше не было. Только валялась на земле шерстяная аба кофейного цвета. Он в сокрушении покачал головой, нагнулся, поднял абу. И аккуратно повесил ее на дверной косяк. Надел свою смешную синюю шапку и зашагал прочь от двери, а к нему уже подходил Дарьяни, узнать, в чем дело.
– …Говорю же, печальную новость пришлось принести… Ничего не поделаешь, Аллах Всемогущий всем правит…
* * *
Может, и странно, но до этой минуты дед серьезно не задумывался о старости и не очень знал или не хотел знать, что это такое. Но вот эти десять шагов по коридору объяснили ему, что такое старость… Спину не выпрямить было. Из коридора ему был виден двор, и этот двор, раскачивался как на качелях. Приближался и удалялся. И гранатовые деревья сгибались до земли и выпрямлялись. Он своими глазами видел, как вода выплескивается из бассейна. В бассейне плачут красные рыбки, и слезы их так обильны, что восполняют убыль выплеснутой воды. Но вот он перевел взгляд себе под ноги, и мощенный кирпичом пол коридора поплыл вниз. И не на малое расстояние, а весь как ухнул в пропасть. Словно дед поднялся по железной лестнице на высокую трубу своей фабрики и смотрит вниз на землю и по сторонам. Люди превратились в муравьев, и далеко видно вокруг: степи, пустыня, и вон там вдали пятнадцать грузовиков «Джеймс» с грузом сахара из Баку. И он высматривает где-то в цепочке грузовиков своего сына… «Господин пристав сегодня рано утром, как узнал, дал приказ обложить тело льдом и связаться с автодепо, чтобы доставили на дом…»
И вот ступенька лестницы словно выскочила из-под его ног, и он летит вниз, на кирпичи коридорного пола. Но он смотрит на них и видит, что они страшно далеко. Словно целые месяцы он висит в воздухе и все не может долететь до земли и разбиться. Хотел опереться рукой о стену и не смог. Зашатался. До того, как упасть, все-таки схватился за стенку. И пока прошел этот десятиметровый коридор, он несколько раз упал. Кости словно все перемолоты были. И спину было не выпрямить. Словно целая гора на плечи ему давила. Это было невыносимо. Даже лицо сына не мог представить себе. «Какого мерзавца рук дело?.. Какого ублюдка? Для него это выеденного яйца не стоит… Сила есть, а ответить некому. Назови имя, последует ответ. Кому он плохо сделал? О, Аллах! Проверяешь нас? Я не Якуб, не Закария, не предводитель шахидов, я Фаттах! Вот какое дело… Я тот, у которого нет больше сил собственное тело передвигать, а теперь тело сына на его руках… Разве испытывают тех, кто уже в могилу смотрит? Я этот груз не выдержу, такая выносливость молодым нужна… Он ведь чист был, ни в чем не замешан… В отличие от меня, не занимался обманом в делах… Но молчи! Я знаю, что Яхйа был чист, что Али Акбар был чист… Но я – Фаттах…»
– Деда! А где твоя аба?
Фаттах пришел в себя. Перед ним стояла Марьям. Цветущие щечки и веселое лицо – она уже улыбалась и готова была захохотать. Но он взглянул на нее внимательно и увидел, что перед ним стоит девочка-сирота. А рядом еще один сирота – мальчик. Вон та женщина, что сидит у самовара, вдова. Хотя все они еще не знают о себе этого, они еще полны надежд. У них есть опора. Есть где укрыться. И тот, кто дает им надежду, опору и укрытие, этот человек должен стоять прямо. Надежда, опора и укрытие не имеет права горбиться. И эту свою опору, надежду и укрытие они зовут дедом.
– Дед! Еще раз спрашиваю твою милость: где аба?
Он опомнился. Смотрел на Марьям и не знал, что ответить.
– У двери… Подожди… Я принесу.
Дед со двора опять ушел в крытый коридор. Открыл дверь и взял абу, висевшую на притолоке. И быстро вновь захлопнул дверь, чтобы его не увидели те люди, которые поодаль в переулке окружили Эззати и слушали его. Но сам дед не знал, что сказать детям. Завтра привезут их мертвого отца, но сегодня с чего и как начать разговор? Опять послышался голос Марьям:
– Деда! Абу не унесли?
– Нет, внученька… Вот она.
Марьям подхватила деда под руку, ввела его в угловую комнату, усадила завтракать. И начала своим девчоночьим голосом подражать манерам стража порядка Эззати:
– Действительно, сегодня ситуация сложная… Мамаша моя сегодняшних правил не признает, а завтрашние признает! На посиделках ей не понравилось, а мне в полицейскую часть пора спешить. Так, дедушка, дайте мне на чаек…
