Элия попыталась высвободиться из его объятий, но ей не хватило сил. Тогда он поднял жену и отнес на диванчик у окна с видом на море. Бережно усадив ее, он опустился на колени перед ней.
По-прежнему не глядя на него, она наконец прошептала:
– Перестань так на меня смотреть. Я не наброшусь на тебя под воздействием наркотиков, если тебя это беспокоит. Я действительно принимала мультивитамины.
Тогда он коснулся дрожащими пальцами ее мокрого от слез лица, умоляя посмотреть на него.
– Единственное, о чем я думаю, это о том, как тебе помочь.
Наконец она посмотрела на мужа, и он с радостью принял боль, которая пронзила его при виде ее страданий.
– Так же, как хотел помочь тогда? Ты проделал огромную работу. Как мои родители до тебя. Благодарю, но мне не нужна ни твоя помощь, ни еще чья-либо. Кстати, те таблетки, которые ты нашел моей квартире, когда меня там не было…
– Элия, дорогая… Я клянусь тебе…
Но она неумолимо продолжала:
– Я их спрятала, потому что стыдилась своей грязной маленькой тайны, но это не то, о чем ты подумал. Мои родители заставляли меня их принимать с шести лет, думая, что у меня синдром повышенной активности. Вскоре они поняли, что либо врачи поставили неправильный диагноз, либо лекарства совершенно не подходили мне. Перед ними стоял выбор: либо продолжать давать мне таблетки, и я была бы как зомби, либо прекратить, и я была бы на грани самоубийства. Они выбрали второе и заперлись вместе со мной в четырех стенах.
Застонав как от боли, Камал склонился над ней, но Элия выставила вперед ладонь.
– Тогда я поняла, почему мне всегда казалось, будто я наблюдаю за миром через забор. Клянусь, что больше никогда не употребляла этих таблеток. Борьба была длительной и трудной, но я победила, и родители меня отпустили. Первые месяцы своей самостоятельной жизни я прожила словно в аду. Я отчаянно боролась с депрессией, чтобы не сорваться снова. Отвыкание проходило очень болезненно. У меня были все симптомы «ломки». Я терпела изо всех сил, но люди сторонились меня. Но мне было все равно, что думали обо мне люди. Я была решительно настроена продержаться до конца. Но период отвыкания затянулся надолго, и я уже начала думать, что зависимость от таблеток и их ужасный побочный эффект лучше, чем «ломка». Затем я встретила тебя, и у меня появилась надежда. Теперь мне было что терять. Во мне забурлила энергия, и я испугалась, что она может перелиться через край, как в детстве. Мне нужна была психологическая поддержка. Поэтому я купила таблетки и спрятала их лишь для того, чтобы мне было спокойнее. Клянусь, что никогда их не принимала. Но когда ты спросил меня, не употребляла ли я в юности наркотики, я запаниковала. Мне было так стыдно осознавать, особенно перед тобой, таким уверенным в себе и лучшим во всех отношениях, что я большую часть своей жизни находилась в зависимости от таблеток, а оставшуюся – в «ломке». Я думала, ты начнешь испытывать ко мне отвращение. Именно поэтому я и сказала «нет». Но это не было ложью. Я никогда не принимала наркотиков добровольно. Затем ты меня бросил, и в беспросветном отчаянии, которое за этим последовало, я нуждалась в притуплении чувств, которое давали таблетки. Боль была такой невыносимой, что я чуть было не сдалась. Но все же выстояла. За два года я научилась смотреть в глаза реальности и твердо стоять на ногах. Я начала рисовать, научилась ездить верхом и сражаться на мечах. И вот теперь, когда я думала, что нашла свой жизненный путь, мой мир снова перевернулся и уже ничего не будет как прежде…
Камал чувствовал мучительную боль, которая простиралась в бесконечность без надежды на исцеление. Ту, которая побуждает людей сводить счеты с жизнью.
Но собственные чувства не имели для него значения. Только ее. Он должен дать ей объяснение. Не оправдывать себя, а показать, что в своих поступках руководствовался фактами, хоть и ошибочными. Надеяться, что когда-нибудь Элия сможет его простить.
Тогда он впервые попытался выразить словами свою первую боль, которая таилась в его душе все эти годы.
– Когда мне было двадцать два, мой кузен и друг детства Хоссам умер от передозировки. Но душевную рану мне нанесла не его смерть, а то, что происходило в предшествующие годы. Он стал наркоманом в пятнадцать, и происходящие с ним перемены медленно подтачивали меня изнутри. Его родители и я пытались сделать все возможное, чтобы его спасти, а он в ответ обрушивал на нас свою ярость и ненависть. Затем поддерживающая терапия начала приносить положительные результаты, он стал потихоньку выкарабкиваться, и мы боялись нарушить этот хрупкий баланс. Но ему все же удалось выскользнуть из-под нашего наблюдения и взяться за старое. Его ложь, вспышки ярости и наши неоправдавшиеся надежды опустошили нас. Затем он умер, оставив нам еще одну причину для угрызений совести – наше облегчение от того, что все наконец кончилось.
Воцарилось тяжелое молчание. Элия заговорила первой.
– Так вот почему ты меня бросил. Думал, что из-за меня тебе придется пройти через тот же ад. – Ее шепот отзывался болью у него внутри.
– У меня были такие мысли, но я не поэтому.
Язык и губы еле шевелились, словно его парализовало. Камал знал, что наступил момент истины. Он должен быть честен перед ней и самим собой. – Нет, ты права. Я еще недостаточно тебя любил и потому искал причину не бороться за тебя, чтобы избежать повторения ужасных мук. Я обвинил тебя по всем статьям, даже не выслушав.
– По всем статьям? – удивилась она. – Я была виновата перед тобой в чем-то еще?
Сгорая от стыда, Камал, не в силах смотреть жене в глаза, опустил голову ей на колено и признался в остальном. Когда Элия наконец нарушила молчание, последовавшее за этим признанием, ее голос был полон горечи:
– Шейн… Я никогда даже не подозревала… Я поверила всему, что он мне сказал… Шейн был так добр ко мне, как брат, которого у меня никогда не было, и он воспользовался моим доверием. О боже… Когда ты меня бросил, со мной случилась истерика прямо у него на глазах. Я искала объяснение нашему разрыву, и Шейн рассказал мне о твоем визите. О том, как он пытался тебя убедить, что между нами ничего нет, но ты якобы сказал, что тебе это безразлично, потому что я тебе не нужна. И твое поведение во время нашей последней встречи подтверждало его слова. Это Шейн во всем виноват. Это он настроил нас друг против друга…
Камал поймал ее дрожащие руки.
– И поплатился за то, что сделал с тобой, обернув свою ненависть против самого себя и разрушив свою жизнь, как почти разрушил твою. Но я единственный, кто во всем виноват. Не имеет значения, что он сделал. Это я обвинил тебя во всех смертных грехах, нанес тебе сокрушительный удар, причинил боль.
