Никого на месте не оказалось. Степаненко прождал до обеда, потом вытребовал у дежурного домашний телефон полковника ФСБ, который возглавлял региональное управление федеральной службы безопасности в этом городе. Домашний телефон полковника не отвечал. Тогда Степаненко раздобыл у все того же дежурного офицера домашний адрес.
Дверь квартиры полковника ФСБ Шмакова долго не открывали. Степаненко, прозвонив несколько раз подряд, прислушался. В глубине квартиры раздался едва различимый шорох — в квартире явно кто-то был Степаненко принялся терзать звонок, затем стучал, потом снова звонил, и, в конце концов, не выдержав, забарабанил в дверь кулаком. За дверью послышались шаги, она резко распахнулась.
На пороге стояла красивая и разодетая женщина. Из-за нее выглядывала другая женщина. Не менее красивая, похожая на фарфоровую куколку. Нет, пожалуй, на мраморную статуэтку.
— Чем обязана? — спросила женщина с вызовом.
— Могу ли я видеть господина Шмакова, Андрея Ильича?
Женщина оглянулась.
— Видишь, уже доложили, — сказала она «статуэтке». Точеное лицо последней осталось непроницаемым.
— Что ж, раз пришли, заходите, — сказала первая женщина.
— Тогда я пойду, — сказала та, к которой обратилась первая.
«Статуэтка» ушла, смерив Максима нескрываемым презрительным взглядом. Эдакие полцентнера мрамора и льда в лайкровых колготках.
Хозяйка квартиры с любопытством уставилась на него. Модное платье чудесно обрисовывало ее фигуру. Степаненко отметил белизну ее кожи, большие, словно у пугливой лани, азиатские, с легкой раскосинкой глаза, и решил, что от такой женщины лучше держаться подальше, если не хочешь пропасть со всеми потрохами.
— Насколько я понимаю, хозяина квартиры нет? — проговорил он.
Женщина неопределенно развела руками, но отступила в глубину прихожей. Степаненко не понял этих жестов, но на всякий случай вошел в квартиру. Хозяйка закрыла дверь, причем замок щелкнул дважды.
Степаненко взглянул в глубину комнат, негромко позвал:
— Андрей Ильич?
Женщина иронично хмыкнула, жестом пригласила Степаненко пройти в гостиную.
В большой комнате под ярко пылающей шестирожковой люстрой был накрыт стол. Было сильно накурено. Шторы на застекленный балкон открыты. На столе, отливающем белизной скатерти, Степаненко быстро насчитал четыре неиспользованных прибора, а возле крайних двух клочки серого пепла, распластанные апельсины, ломтики лимона…
— Где же… хозяин? — обернулся Максим к даме.
Женщина уперлась рукой о дверной косяк, уткнулась губами в сгиб локтя и уставилась на гостя.
Степаненко насторожило непонятное поведение хозяйки квартиры.
— Осмелюсь предположить, — проговорил он. — Вы… жена Шмакова.
— Садитесь, — устало махнула она рукой. — Муж скоро будет.
— Нет-нет, я подожду в машине… — Степаненко попытался войти в прихожую, но женщина преградила ему дорогу и едва ли не силой усадила на диван.
— Сидите! — категорическим тоном приказала она, усаживаясь в отодвинутое от торца стола кресло. — Угощайтесь. Я вам налью…
В рюмку, журча, полилась водка.
— Я за рулем, — произнес он, стараясь говорить так, чтобы голос его звучал как можно более бесстрастно. Но вместо этого голос его зазвучал низко, волнующе. Он подсознательно кадрил такую приятную на вид женщину, с вызывающим видом покачивавшей ногой с направленным в его сторону носком загнутой, татарского покроя, домашней туфельки.
«Вот чертовка!» — подумал Степаненко. Он не ожидал такого пристального внимания к собственной персоне. Тем более такой красавицы. Да еще жены Шмакова. Ведь она сама назвала последнего мужем.
— Андрея нет, — наконец определенно ответила женщина. — И будет он не скоро. Очень не скоро.
Женщина, решила усесться поближе. Для этого ей надо было обойти угол стола, что она и сделала, на ходу пошатываясь. Платье красиво подчеркивало покачивание крутых бедер. Вот она слегка споткнулась на ровном месте, затем не совсем изящно пришвартовалась рядом с Максимом.
— Простите, вы жена Андрея?
Женщина неодобрительно взглянула на Степаненко, но кивнула утвердительно, спросила:
— А вы по… работе?
«Хороший из нее конспиратор, — подумал Степаненко, также утвердительно кивая. — Спросила «не по службе», а именно «по работе».
— Кэгэбисты хреновы, — вдруг сказала женщина, глядя перед собой. — Рыцари плаща и кинжала…
Степаненко пропустил ее слова мимо ушей. Кажется, она не в духе. Вероятно, какой-то испорченный праздник. Скорее всего, неудавшийся день рождения. Интересно, что за женщина была та, которая ушла, похожая на фарфоровую статуэтку в лайкровых колготках. Почему они так долго не открывали дверь? Чем, интересно, они тут занимались? Что выпивали, ясно…
Вот женщина сконцентрировала слегка плавающий взгляд на нем.
— Я слышала, что кэгэбисты становятся особенно смелыми, когда остаются с женщинами наедине. Профессиональное умение, так сказать, да? Или вы по политическим, из второго отделения? Вы же из Москвы?!
— Второе отделение ловило шпионов, — ответил, решив не особо таиться Степаненко. — Политическими занималось пятое.
— Так хоть занималось. А нынешние защитники секретов родины чрезвычайно распутны, умеренно интеллигентны и постоянно подшофе, да?
— Вам не нравится профессия мужа? Вы его не воспринимаете? — поинтересовался Степаненко, поднимаясь и, обойдя весь стол по кругу, направился к двери. Он понял, что от этой женщины можно ожидать все что угодно, кроме информации, где можно разыскать ее мужа.
— Положительно любой эфэсбэшник может восприниматься только в том случае, когда он борется не против своего народа: «своих» бандитов, «своих» наркодельцов, «своих» взяточников, но против чужеродного элемента — иностранцев, — сказала женщина, медленно вставая и тоже направляясь к двери. — А вы?! Вы… Ладно, мне думается, вам и в самом деле пора уйти. Но прежде скажите, вы москвич?
— Москвич, — холодно ответил Степаненко. Слишком холодно. Казалось, тон его ответа несколько отрезвил женщину, и она решила больше не разговаривать с ним.
Женщина повернулась к двери, стала сражаться с замками, беспомощно оглянулась. Максим посмотрел ей в глаза и прочитал в них затаенное страдание. Страдание от одиночества, от какой-то непонятной безысходности. Если он сейчас уйдет, то навсегда останется врагом красивой и изящной, хотя и крупноватой женщины. Она готовилась к празднеству, к шуму, к веселью, возможно, к любви, но на ее праздник никто не пришел. Разве что одна из подружек…
Степаненко шумно втянул воздух, в нос ударил запах ее волос, тонкий аромат духов, скрытый, далекий запах ее тела. Ему почему-то стало не по себе.
— Помогите, — прошептала женщина. — Тут столько замков, что я…
Он кивнул, слегка отстранил ее, стал щелкать рычажками замков и, покосившись, еле устоял на ногах, так закружилась голова. В разрезе платья он увидел, как спелый налив, ее грудь.
Замки были побеждены. Женщина распахнула перед ним дверь и холодно пожелала всего хорошего.
Дверь медленно закрывалась за спиной Степаненко, но до конца так не захлопнулась — он услышал тихий голос женщины:
— Вы не представились?
— Максим, Максим Степаненко, — поспешно, полушепотом произнес майор.
— Если он появится, я сообщу ему… — сказала она, открывая дверь пошире и опираясь на косяк.
О, какая дивная поза!
— Но все-таки, как мне его найти?! — почему-то тоже прошептал Степаненко.
Женщина поманила пальчиком Максима внутрь квартиры. «Определенно, я стал пользоваться успехом у женщин, — подумал Степаненко, отважно шагая в квартиру, — вчера Ира, теперь вот эта…»
Он шагнул внутрь квартиры, прикрыл дверь за собой. Ее руки внезапно обвили его шею. Он было отпрянул, но уперся спиной в дверь. Женщина прижималась к нему всем телом, поймала его взгляд. В ее глазах была, как выразился бы поэт, бездна. Их губы слились в поцелуе. Рефлекторно, сам того не желая, Степаненко положил руку пониже ее спины. Через тонкую ткань не прощупывалось белье.
— Идем, — с трудом владея собой, произнесла женщина. При этом ее рука безошибочно, дважды, щелкнула замком, надежно запирая дверь.
Степаненко на ходу сбросил пиджак, но едва наклонился над страстной хозяйкой квартиры, как она неожиданно вскрикнула… и изо всех сил, наотмашь, влепила Максиму звонкую пощечину. Оплеухи, следовавшие одна за другой, ошеломили на минуту Степаненко.
— Ах ты… — вскричал опешивший Степаненко. — Блядь благородных кровей! — выругался он, держа хозяйку квартиры за руки. Она вырвалась из его рук, хотела броситься к двери, но он сильно толкнул ее, заступил дорогу своим телом и стоял, остолбеневший, с налитым кровью лицом. Ему нужно было забрать собственный пиджак, но таким образом, чтобы не выпустить женщину из квартиры. Чего доброго, эта дура начнет кричать, что ее изнасиловали!
