Жрец мне меньше понравился. Но все-таки – отпустить…
Добрый фараон еще раз прокашлялся, а потом заявил:
– Оба вы не правы, мои мудрые советники. Мы поступим так: отнесемся к незнакомцам с почтением и посадим их в лучшую темницу. Ту, что для моих строптивых родственников. Будем кормить их мясом и поить пивом, а послезавтра, в день моей свадьбы с прекрасной Хайлине, сожжем обоих на шикарном костре из сандалового дерева. Осирис не пожалеет для меня двух своих слуг. Тем более таких нерадивых, что не уберегли его сандалии.
И величавым жестом фараон дал понять, что аудиенция окончена.
– …Это ты виноват, – бубнил Стас, сидя на куче соломы в лучшей темнице фараона, – ты старший. Должен был что-то придумать и спасти нас.
– Ты пел плохо, – огрызнулся я, – а у фараона слух музыкальный. Вот он и рассердился.
Стас примолк и подошел к решетчатой двери, за которой в маленькой комнатке сидели наши стражи: Ергей с Уликом. Схватился за решетку, как павиан в зоопарке, и замер.
Стражники не обращали на него внимания. Ергей чертил дротиком на мокром глиняном полу иероглифы и смеялся от радости, если получалось. Улик, подперев голову ладонью, негромко пел.
Стас немного повнимал песне, а затем крикнул:
– Эй!
Улик, прекратив мурлыкать мелодию, повернул голову:
– Чего тебе, слуга Осириса?
– Пить хочу! – заявил Стас.
– Пиво? – спросил Улик.
– А хоть бы и пиво, – ответил Стас.
Улик подал ему через решетку маленький кувшинчик.
– Алкоголик, – подтвердил я прежний диагноз.
Стас смутился:
– Ну, в будущем же пили, надо теперь в прошлом попробовать…
Он понюхал пиво, опустил туда палец, осмотрел его и брезгливо сказал:
– А может, и не надо.
Ергей, у которого получился сложный иероглиф «воин», разразился веселым смехом. Улик посмотрел на него, потом шепотом спросил:
– Эй, слуги Осириса, хотите свежих сладких фиников? И чистой воды из колодца?
– Когда Осирис придет за нами, тебе зачтется твоя доброта, – сказал оживившийся Стас.
– Да Сет с ним, с Осирисом. Меня тут просят закон нарушить… ну, пропустить одну дамочку поглазеть на вас. Она мне за это денежку даст. А я вас не обижу. Только никому не говорите, ладно?
– Мы не в зоопарке! – возмутился Стас и затряс руками решетку. – Не фига водить всяких! За горсть фиников Осириса продаешь!
– Да остынь, – прикрикнул я на него. – Фиников свежих хочешь?
– Хочу, – молниеносно сменил тон Стас. – Ладно, Улик. Только вначале финики, потом дамочка.
– А можно наоборот? Дамочка вечером, а финики утром?
– Можно. Только финики вперед, – ответил начитанный Стас. Улик задумался.
– Эй, слуги Осириса, как по-древнеегипетски будет «сорок»? – крикнул нам Ергей. Он, видно, начал тренироваться в счете.
– Перумга, – буркнул Стас. – Ну что, Улик?
– Темно уже, как я финики рвать буду? – пробовал сопротивляться Улик.
– Твои проблемы, – отрезал Стас.
Улик вздохнул и удалился за финиками. Ергей разулся и загибал пальцы на ногах. Наверное, отмечал десятки. Как на счетах. Стас тоже это понял, потому что спросил:
– Интересно, а чем он первую сотню отметит?
– Молчать, – вяло приказал я. – Тоже мне Ржевский нашелся.
– Скучно, как на необитаемом острове, – пожаловался Стас. Но тут вернулся Улик с гроздью фиников.
– На базар пришлось бегать, – пожаловался он нам.
– Дорого? – участливым тоном поинтересовался Стас, уплетая финики.
– Как вам сказать… – вытирая куском папируса дротик, уклончиво ответил Улик.
Я подавился фиником, а толстокожий Стас лишь пожал плечами и произнес:
– Не могу сказать, что мне такой товарообмен совсем уж не нравится.
Я подумал и тоже продолжил пожирание фиников. И тут в дверь тихо постучали. Улик сбегал к двери, отпер засов, выглянул и принялся часто кланяться, говоря:
– Входите, молодая госпожа, входите, слуги Осириса лежат у ваших ног.
Мы уставились на дверь. И увидели девчонку лет двенадцати, смуглую и тонколицую, закутанную в разноцветные накидки. В ее волосы был воткнут стебелек зеленого папируса. Мне она сразу понравилась.
– Ха, соплячка какая-то, – грубо сказал Стас. Хорошо хоть по-русски сказал. Я дал ему подзатыльник. За непочтительность.
– Ты чего? – обиделся Стас. Но потом глянул на меня внимательно, прищурился и ехидно бросил: – Все ясно. Влюбился, братик.
Тут девчонка подошла к самой решетке и ласково на очень мелодичном древнеегипетском сказала:
– Мальчики, бедные, вас тут хоть кормят?
– Откуда ты знаешь, что мы мальчики? Мы ростом со взрослых! – с подозрением посмотрел на нее Стас.
– Ну и что? Это взрослые боятся поверить, что вы можете быть детьми, но с них ростом. Ведь тогда ваши родители – великаны. А я-то вижу – у вас лица глупенькие.
Я взглянул на Стаса, ожидая услышать от него поток встречных оскорблений. Но мой вздорный братец смотрел на девчонку и жмурился, как наевшийся сгущенки котенок. Да уж, если кто у нас влюбился – так это он.
– Как ты смеешь так нагло говорить со слугами Осириса? – неуверенно возмутился я.
– Так и смею! – девчонка надула губки. – Я – Хайлине, невеста фараона. Вот! Что хочу, то и ворочу!
– Тогда… Может, ты нас спасешь? – неуверенно спросил Стас. Хайлине покраснела и опустила глаза.
– Ой, ребята… Нет, не смогу. Я же только невеста, а не жена. А когда стану женой – вас уже сожгут.
Мы подавленно молчали.
– Я прикажу, чтобы вам дрова маслом облили, – попробовала утешить нас Хайлине. – Вы тогда быстро сгорите, раз – и готово!
Но нас это не утешило. Тут к Лине (мы со Стасом не сговариваясь так ее стали звать) подошел Улик и грустно сказал:
– Сейчас будет проверка караула, молодая госпожа. Уходите. Посмотрели – и будет.
Лина взглянула на наши печальные лица и спросила стражника:
– А можно завтра еще подойти?
– Завтра? Да мы хотели смениться…
– Полталанта серебра дам, – прошептала Лина.
Улик клацнул зубами и сказал торопливо:
– Можно завтра. Можно послезавтра. Все можно.
Лина помахала нам рукой и вышла.
А мы с братом начали устраиваться на ночь: разгребли солому на две кучи и улеглись на них.
– А дома сейчас ужин, – мечтательно сказал я, глядя на решетку. – Макароны с мясом.
– Уймись, чревоугодник, – замогильным голосом отозвался Стас. А через минуту, когда я уже стал засыпать, добавил:
– Такую девчонку встретили – и вдруг умирать надо. Обидно…
Мне тоже было обидно. Поэтому я стал придумывать, как бы нам все-таки отсюда выбраться. И уже почти придумал, но заснул.
Глава третья,
трагическая
Хайлине пришла утром.
– Мальчики, расскажите что-нибудь, – попросила она, – о землях, откуда вы пришли, о том, как там люди живут… Здесь у нас так скучно, просто ужас. Ничего не происходит.
– Но как-то вы все-таки развлекаетесь, – неуверенно возразил я.
– Да, – задумчиво ответила она, – иногда какого-нибудь пленника-нубийца крокодилам скармливают. Только мне это уже давно надоело.
Я опасливо глянул на нее и поспешно сменил тему:
– А я читал, у вас, в Древнем Египте, театр очень развит.
– Театр? – удивилась Лина. – А что это такое?
– Ну, это когда мужчины и женщины переодеваются и играют разные сценки.
– Сценки? – снова переспросила она.
Вот как ей объяснить?
– Они изображают из себя других людей, – выручил меня Стас.
– Они врут, – поняла Лина. – Да, это, наверное, очень интересно. Только у нас за вранье тоже крокодилам скармливают.
– Да-а, – протянул Стас, – весело вы тут живете.
– Вот я и говорю, – вздохнув, сказала Лина. А потом спросила с надеждой: – Слушайте, а если я вам сбежать помогу, вы мне театр покажете?
Ответить утвердительно у меня язык не повернулся: не люблю я врать людям, которые мне нравятся. Но все-таки поинтересовался:
– А что, ты правда можешь нам помочь?
– Вообще-то нет, – грустно призналась она. – Если бы могла, я бы сама давно сбежала.
– Тебе-то зачем? – удивился Стас. – Ты же невеста фараона. Завтра свадьбу сыграешь, станешь фараоншей. У тебя куча слуг будет, куча рабов, наряды там всякие, сокровища… – Он, распаляясь, говорил так, словно собственные слова причиняли ему боль, а Лина, слушая его, хмурилась и становилась все мрачнее. Заметив это, Стас продолжил с каким-то жестоким злорадством: – И фараон у тебя симпатичный. Молоденький такой. Любить тебя будет. Тебе же интересно, да ведь?
Вот гад! Меня аж перекосило от его наглости. И еще я понял: он ревнует отчаянно, вот и психует. А Лина ударила кулачком по решетке и закричала:
– Замолчи, дурак! Какой же ты дурак! – И сразу же заплакала навзрыд.
Стас оторопело замолк, а Улик, до тех пор не вмешивавшийся в беседу, на этот раз заметил:
– Ну все, хана вам, слуги Осириса.
Я не очень понимал, чего Лина расплакалась. Ну, нахамил ей Стас, тем же и ответила бы. Ее, во всяком случае, на костре сжигать не собираются. Наверное, ей просто фараон не нравится. Я попытался успокоить ее:
