он твой лучший друг. Льё! Ставить метку Фениксу — серьёзное преступление! Что вы задумали?
— Лично я ничего не задумал. А что касается метки — спроси у Дена напрямую.
— Зря ты мне не хочешь ничего говорить, — зашептал он. — Если что-то случится, я же не смогу помочь!
— С чего ты взял, что мне понадобится твоя помощь?
— Я обязан тебе…
— Не более, чем и я тебе.
— Льё. Меченый Феникс — любимая ученица Сёртуна. И он в бешенстве. Думаю, ты понимаешь, к чему это может привести? Ты в ответе за свою сущность. И теперь между тобой и Сёртуном два крайне важных существа!
— И что?
— Это же война… Не думай, что этот старик перестал искать повода для мести!
— Я сильнее, Саш. Не переживай, — примиряюще сказал я и тут же понял, как прокололся.
— Значит ты в курсе всего. Не удивлюсь, если ты ещё и одобрил Дена! — горько восторжествовал Саша.
— Он сам по себе действовал… — пришлось признать мне.
— Распустил ты его.
— Денеб не вещь и не домашнее животное. Он — сущность. Отдельная от меня.
— Ну-ну… С огнём вы играете, ребят…
— С Фениксом, — я даже чуть улыбнулся, вспомнив, как спокойно спала Ада у Дена дома.
— Ладно… Я сделал, что мог. Завтра к вам вечерком заглянет посыльный, для Дена дело есть.
— Хорошо.
— Бывай, Льё.
Я бросил телефон на стол, он чуть проехал вперед, шелестя бумагами, и я вспомнил, что давно не курил. Окно выходило в совершенно куцый и убогий внутренний двор, тем приятнее было выдыхать туда дым от сигарет, раскуренных через мундштук. Бережно и ласково поглаживая его, я дышал серым табачным туманом, вспоминая всё, что когда-то слышал и знал об Адочке, анализировал поведение Сёртуна, собирая в памяти все крошечные слухи, которые добирались до буфера. В целом, картина складывалась вполне логичная, но крайне неприятная. Мне было жаль Аду, подвергшуюся издевательствам собственного учителя. Как он вообще мог так методично и жестоко уничтожать её личность? Потерять такого Феникса — настоящее преступление, не говоря уже о насилии над подростком, да и над взрослой женщиной тоже.
Что будет с ней, когда она вспомнит? Боль. Её наверняка обессилит собственное ничтожное положение и унижение. Поэтому Ден должен быть рядом, должен помочь ей. Я быстро схватил телефон, параллельно закуривая очередную сигарету, и написал ему, что нужно делать, если Ада вспомнит прошлое, заодно попросил помочь с этим. Кто-то должен открыть ей глаза. И пусть лучше это будем мы — те, кто не желает зла.
Денеб не отвечал, даже не прочитал сообщение. Я позвонил ему пару раз — убедился, что он не собирается брать трубку и с тревогой внутри вернулся к своим делам. Но сосредоточиться не выходило, я постоянно возвращался к мыслям о влиянии и об Адочке. На почту упало письмо с неизвестного адреса — так я общался со своими осведомителями. Стоило это немалых средств, но я никогда не скупился, если дело касалось информации. Северо-восток тревожил, странные перемещения и скопление влияний стало слишком очевидным. Похоже, у нас не больше недели на всё про всё. Маловато. Нужно срочно переговорить с Деном, чтобы он как можно ловчее обставил свои отношения с Адой и не тянул.
Я было собрался поехать к Дену, чтобы обсудить всё с глазу на глаз, даже пальто накинул, но дела заставили остаться: со скрытой злобой я думал, что все мои подчиненные совершеннейшие бесполезные дураки, которые не могут ничего решить без моего веского слова. Такое ощущение, будто бы мы первый раз что-то организовываем, — от меня постоянно требовали подтвердить, объяснить, показать, подписать, уточнить, согласовать… Любимое клетчатое пальто валялось на стуле рядом с выходом из ресторана, а я сновал туда-сюда, периодически останавливаемый посетителями. которые спешили показать, как хорошо они обучены этикету — small talk, будь он неладен. В Москве! Бред.
Пожалуй всё, что я делал, было настолько автоматическим, что если бы меня попросили вспомнить и перечислить последовательность действий, я бы не смог. Каждая деталь, случайным образом попавшаяся на глаза, напоминала мне о Фениксе: вот женщина блеснула золотыми серьгами, похожими на огненные всполохи; девушка, сидящая у окна спиной ко мне, тряхнула длинными волнистыми волосами, совсем как у Ады, чей-то изящный жест, стук каблуков… Наваждение. Я нервничал всё больше, когда понимал, что время близилось к ночи, Ден не отвечал, а я никак не мог бросить дела и мчаться к нему.
Непривычно жить вот так — в полной зависимости от обстоятельств. Мне гораздо спокойнее, когда я тот, кто распоряжается своим временем и составляет планы. А жизнь обычных людей полнится случайностями, непредвиденными обстоятельствами и сотнями мелочей. Это всё как лишний шум мешает выделить цель и спокойно к ней двигаться.
Я чувствовал, как ужасно устал. Вымотался до предела, хотя ничего особенного не делал. Но бесконечное общение, погружение в человеческие заботы — угнетало больше, чем что-либо до этого. Обычно мне хватало Денеба и редких встреч с экзистенциалистами.
Наконец-то я сумел выбраться из ресторана, правда, забыв шарф. Но даже не стал возвращаться, ноги сами несли меня к дому Денеба. Почему я не взял такси или не поехал на своей машине? Кто бы знал… Московские улочки мне нравились, хотя в целом этот город я недолюбливал. Даже сейчас, почти ночью, тут полным-полно людей, и мне совершенно непонятно, чем они заняты — гуляют, идут домой, подталкивает ли их какое-то дело или они просто пытаются избавиться от праздности? Раздражение усиливал пронизывающий весенний ветер. Я устало кутался в пальто и жалел, что не вернулся за шарфом.
Остановившись у дома Денеба, чуть помедлил, закуривая. Присутствие Ады чувствовалось даже издалека. Она там. У него. С ним. Хуже того — они вместе. Затянулся пару раз так, что стало горько, попытался набрать Дену, но не смог. Зачем я вообще пришёл сюда? Знаю ответ, но признаться себе в этом, произнести даже мысленно, — слишком отвратительно. С остервенением бросил недокуренную сигарету на тротуар, затоптал её и поднялся к знакомой двери в квартиру.
Сердце колотилось, как ненормальное, впервые я себя чувствовал так растерянно и даже униженно, понимая, что врываюсь в совершенно личное пространство моей сущности, почти самого себя, существа более близкого и родного, чем родители и брат. Вспомнив о брате, я ощутил болезненный укол где-то в груди, и опустил руку, которую было занёс, чтобы постучать.
Кажется, я продолжаю совершать одни и те же ошибки. Не уследил за братом, теперь за Деном. Да и сам связался с человеческой девушкой. Что за напасть?
