— Но ведь это невозможно, абсурд какой-то. Не можете вы заставить меня… — Но Бегин уже повесил трубку.
Я возвращался в пансионат с камнем на сердце. Если во всей этой истории кто и ведет себя глупее моего, так это Бегин. Но ему нечего терять, кроме шпиона.
11
Две фотопленки
С горькой основательностью я приступил к имитации взлома. Уж если Бегину нужно было ограбление, мрачно решил я, пусть все выглядит как можно более убедительно.
Я вытащил чемодан и запер его на ключ. Затем огляделся, подыскивая, чем бы взломать замок. Сначала попробовал маникюрными ножницами. Замки были довольно хилые, но поддеть их ножницами оказалось довольно трудно. Я без толку провозился пять минут и только сломал одно из лезвий. Еще несколько минут я потратил на бессмысленные поиски какого-нибудь инструмента покрепче. В полном отчаянии я взял ключ от двери в спальню и попытался использовать кольцо как отмычку. Замок в конце концов поддался, но зато я погнул ключ и потратил изрядно времени, чтобы выпрямить его. Затем откинул крышку, перерыл содержимое чемодана и, приняв вид оскорбленной невинности, отправился вниз на поиски Кохе.
В кабинете его не было, и к тому времени, когда я нашел его на пляже лениво растянувшимся на песке в купальном костюме, оскорбленная невинность превратилась в нечто среднее между подавленностью и тревогой. С ним были Скелтоны, французская пара и месье Дюкло. Сначала я подумал, что надо выждать более удобный момент, но потом отказался от этой мысли. Следует помнить, говорил я себе, что произошло ограбление. Из моего номера украдены ценные вещи. Надо вести себя так, как в подобной ситуации поступил бы любой нормальный человек, — сообщить управляющему, даже если на нем сейчас одни только купальные трусы. Лощеный, обходительный управляющий во фраке, конечно, подходил бы больше, но мне оставалось лишь извлечь максимум из того что имеется в наличии — Кохе.
Я сбежал по ступенькам на пляж и направился прямо к нему. Но тут возникло непредвиденное препятствие. Услышав шаги на лестнице, Скелтон выглянул из-под тента и увидел меня.
— А! Это вы! — воскликнул он. — Все утро вас не видел. Искупаетесь перед обедом?
Я заколебался было, но, сообразив, что встречи не миновать, направился к американцам. Мэри Скелтон, лежавшая на песке лицом вниз, повернула голову и искоса посмотрела на меня.
— А я уж думала, вы нас оставили, мистер Водоши. Нельзя так играть с чувствами людей. Облачайтесь в купальный костюм и выкладывайте последние сплетни по делу Клэндона-Хартли. Мы видели, как вы после завтрака разговаривали с ним в читальне.
— Не надо так грубо, Мэри! — оборвал ее брат. — Я хотел постепенно подобраться к делу. Так что там, мистер Водоши?
— Если не возражаете, мне надо сказать пару слов Кохе, — поспешно откликнулся я. — Подойду чуть позже.
— Договорились, — кивнул он.
Кохе разговаривал о чем-то с Ру и Дюкло. Вчерашняя стычка между двумя последними явно была забыта. Я прервал управляющего в тот момент, когда он расписывал красоты Гренобля. Произносил слова сквозь зубы, отрывисто.
— Прошу прощения, месье, но мне надо поговорить с вами наедине. Дело срочное.
Он вопросительно приподнял брови и извинился перед присутствующими. Мы отошли немного в сторону.
— Чем могу быть полезен, месье? — В тоне его прозвучала легкая нотка нетерпения.
— Жаль, что приходится беспокоить, но, боюсь, я должен попросить вас пройти ко мне в номер. Пока я ходил утром на почту, кто-то вскрыл мой чемодан. Пропало несколько ценных предметов.
Брови снова взлетели вверх. Кохе присвистнул сквозь зубы и бросил на меня быстрый взгляд. Затем, пробормотав нечто похожее на «извините», зашагал по песку, подобрал купальное полотенце и сандалии, надел их на ноги и вернулся ко мне.
— К вашим услугам, месье.
Провожаемые любопытствующими взглядами, мы пошли наверх. По дороге он спросил меня, что пропало. Я перечислил ему все предметы по дурацкому списку Бегина, а в конце, как бы между делом, упомянул про пленки. Он кивнул и погрузился в молчание. Меня понемногу начала охватывать тревога. Да, конечно, он не сможет обнаружить, что все это театр, и, однако, начиная игру, я чувствовал себя немного не в своей тарелке. При всей флегматической расслабленности, Кохе был далеко не дурак, а к тому же я не мог исключать того, что пленки похитил он сам и он же напал на меня в саду накануне ночью. А в таком случае он не может не понимать, что я лгу. Последствия могут обернуться для меня весьма неприятным образом. Я снова яростно обругал про себя Бегина.
Кохе с мрачным интересом осмотрел замок чемодана. Затем распрямился и встретился со мной взглядом.
— Из номера, говорите, вышли около девяти?
— Да.
— И чемодан был на месте?
— Да. Как раз перед тем как идти, я запер его и сунул под кровать.
Он взглянул на часы.
— Сейчас половина двенадцатого. Вернулись в номер давно?
— Примерно четверть часа назад. Но на чемодан я посмотрел не сразу. А как только увидел, что случилось, сразу пошел искать вас. Безобразие, — неловко добавил я.
Он кивнул и испытующе посмотрел на меня.
— Может быть, спустимся ко мне в кабинет, месье? Мне хотелось бы получить подробное описание пропавших вещей.
— Разумеется. Но должен предупредить вас, месье, — быстро проговорил я, — что ответственность за пропажу несете вы, и я ожидаю, что похищенное будет немедленно возвращено, а похититель наказан.
— Естественно, — вежливо сказал он. — Не сомневаюсь, что мне в самое ближайшее время удастся вернуть ваши вещи. У вас нет оснований для беспокойства.
Чувствуя себя актером-любителем, забывшим слова роли, я последовал за Кохе в его кабинет. Он тщательно закрыл дверь, предложил мне стул и взял ручку.
— Итак, месье. Начнем, если не возражаете, с портсигара. По-моему, вы сказали, что он золотой?
Я метнул на него быстрый взгляд. Он что-то записывал на листе бумаги. Я занервничал. Разве я сказал по дороге с пляжа, что портсигар был золотой? Хоть убей — не помню. Или он подлавливает меня? И тут меня осенило.
— Нет, портсигар серебряный, но с надписью золотом, — сказал я, выдумывая на ходу подробности. — В углу, снаружи, выгравированы мои инициалы: «Й.В.». Он вмещает десять сигарет, резинки нет.
— Спасибо. Теперь цепочка.
Я вспомнил подержанную цепочку, которую заметил как-то в витрине ювелирной лавки около вокзала Монпарнас.
— Восемнадцать каратов, массивная, тяжелая, со старомодными звеньями. На ней небольшой золотой медальон в память о Брюссельской выставке 1901 года.
Он все записал.
— Ну и, наконец, булавка, месье.
Не так-то легко.
— Булавка как булавка, месье. Булавка для галстука длиною шесть сантиметров, с маленьким, три миллиметра диаметром, бриллиантом в головке. Собственно, это не бриллиант, а страз, — добавил я, подчиняясь мгновенному импульсу.
— Но сама булавка золотая?
— Витое золото.
— А что насчет шкатулки, в которой все это лежало?
— Оловянная шкатулка. Ящичек для сигарет. Немецкий ящичек для сигарет. Марки не помню. Да, и еще две фотопленки, «Контакс».
— А у вас есть «Контакс»?
— Да.
Он снова смерил меня взглядом.
— Надо полагать, фотоаппарат вы спрятали надежно, месье. Грабитель получил бы за него приличные деньги.
У меня замерло сердце.
— Аппарат? — сильно запинаясь, повторил я. — Даже не посмотрел. Я оставил его в ящике.
— В таком случае, месье, — Кохе поднялся со стула, — я считаю, что мы немедленно должны это выяснить.
— Разумеется. — Я почувствовал, что краснею.
Мы снова поднялись ко мне в номер. Я приготовился к тому, чтобы издать приличествующий ситуации крик изумления и ярости.
Я бросился к комоду, рванул на себя верхний ящик и принялся лихорадочно рыться в нем. Затем медленно, по-театральному повернулся к Кохе.
— Пусто! — мрачно объявил я. — Это уж слишком. Аппарат стоит около пяти тысяч франков. Грабителя следует найти немедленно. Месье, я требую срочных мер.
К моему удивлению и смущению, Кохе слабо усмехнулся.
— Меры, разумеется, будут приняты, месье, — спокойно сказал он, — но коль скоро речь идет о фотоаппарате, в них нет нужды. Посмотрите-ка.
Я повернулся в сторону, куда он кивнул. На стуле рядом с кроватью лежал «Контакс» в футляре.
— Должно быть, — глуповато заметил я, вновь спускаясь с Кохе по лестнице, — я забыл, что переложил его на стул.
— Или, — кивнул он, — это сделал грабитель, а прихватить с собой забыл. — Легкую иронию, что улавливалась в его голосе, я отнес за счет своей больной совести.
— В любом случае, — с непритворной радостью заметил я, — аппарат при мне.
— Хотелось бы верить, — мрачно сказал Кохе, — что и все остальное отыщется так же быстро.
