— Я всего лишь старик…
— Знаю. Тебе спасло жить только то, что команда тебя слушает. Отныне будешь говорить им только то, что я скажу.
Пантоха кивнул. Что еще он мог сделать? Отныне весь корабль был во власти итальянцев. О бунте не могло быть и речи. Большинство моряков видело в захватчиках спасителей, остальные же, подобно ему, были запуганны. Где же святой Иаков, когда он так нужен? Вновь победила сила оружия, а Бог и все святые, как всегда, молчат.
— Увести его, — распорядился Синискалько и обратился уже к рыцарям, пытавшимся закрепить тяжелый доспех на стойке. — Осторожнее с панцирем, братья!
* * * Октябрь 1514 года, Сибола.
Таких ясных снов Альвар не видел давно. Кто-то большой и сильный с длинными косматыми волосами нес его через лес. Потом они пересекли реку по подвесному мосту. Снова непроходимый лес и пепельные тучи над кронами деревьев. Потом хижины, озаренные вспышками молний. Сотни и сотни хижин, над которыми возвышалась ступенчатая пирамида. Последнее, что запомнил Альвар — большая арка, зловонный тоннель и рокот движущихся камней.
Этот же рокот разбудил его и теперь. Тьму пронзил утолщающийся оранжевый луч. Лежа на кипе холщевых мешков, Альвар краем глаза заметил, как открылась массивная каменная плита. В помещение вошел высокий мужчина в плаще. В руке он держал факел.
— Где моя мать? — выговорил Альвар первое, что пришло в голову.
Идальго приподнялся, с удивлением обнаружив, что ему оставили шпагу и кинжал. Он не был связан. Тем не менее, во всем теле чувствовалась ужасная слабость. В горле пересохло. Живот сводило от голода.
— Я отведу вас к ней, — хриплым голосом произнес тюремщик.
— Диего де Вера? Почему последний месяц я вижу вас чаще, чем своих друзей?
— А у вас есть друзья? — насмешливо отозвался Диего, помогая Альвару встать. — Кто они? Кардинал Ломбарди? Антонио де Вентура? Этот растратчик — новоявленный папа римский или, может, Синискалько Бароци? Нет у вас друзей, сеньор Диас.
— Кто дал вам право так со мной разговаривать? Вы не знаете моих друзей.
— Не люблю фанатиков. Скольких людей вы убили за двадцать лет? Держу пари, даже мне за вами не угнаться.
— Эти люди были преступниками, язычниками, богохульниками и диктаторами! Я убивал их ради общего блага. А вы? Ради чего вы убили восемь ни в чем неповинных моряков?
— Всему свое время, — вкрадчиво молвил Диего.
Длинный, узкий коридор с множеством дверей привел их в зал с высоким потолком. Стены там были сложены из квадратных блоков, каждый из которых украшал причудливый барельеф, включавший солнце, луну и какое-нибудь животное.
— Это бестиарий. В память о прошлом, — пояснил Диего, заметив, что Альвар смотрит на стену. — Вы ведь знаете эту легенду? Всякой твари по паре.
Миновав зал, они подступили к высокой арке. Над проходом желтым кирпичом было выложено знакомое изображение длани с четырьмя растопыренными пальцами. Дальше наверх вела крутая лестница. Поднявшись по ней, они встретили необыкновенной красоты индианку. Из одежды на юной деве была только набедренная повязка. На шее золотой амулет. Поймав взгляд ее голубых глаз, идальго улыбнулся. Девушка сделала то же самое и вдруг потянула ему навстречу руки, как будто собиралась обнять. Диего де Вера прикрикнул на нее, и та в испуге убежала прочь.
— Запомните раз и навсегда, — прошептал андалусец, подтянув спутника к себе. — Не касайтесь никого. Здесь так не положено.
— Я касаюсь вас.
— Это другое.
Альвар промолчал. Он попал в логово льва. Неизвестно, что ждало его впереди. Нужно сохранить бдительность, запоминать и делать выводы. Главное, оружие осталось при нем, и он мог защищаться.
Продолжая подниматься наверх, они оставляли пролет за пролетом, арку за аркой, но лестница не кончалась. На пути им попадались коридоры и большие залы с колоннами, статуи звероподобных богов и внутренние террасы. Во время коротких привалов Альвар садился на массивные скамьи и всматривался в глубину залов, надеясь заметить там хоть какое-нибудь движение. Бесполезно. Гигантское сооружение казалось необитаемым. После встречи с индианкой и до последней ступени последнего пролета лестницы их спутником оставалось только эхо, гулявшее в пространстве пирамиды.
Альвар окончательно убедился в том, что это была пирамида, когда увидел дерево. Синискалько Бароци оказался прав. Это могло быть только оно. Lignum vitae. Ствол, толщиной с севильскую «Золотую башню», поднимался на высоту мавританского минарета, вонзаясь в раскидистую крону. Длинные ветви и лианы переплетались под открытым небом, образуя живую крышу, венчавшую верхушку пирамиды. Круглый зал вокруг дерева был усеян мшистыми островками, на которых лежали спелые яблоки. Альвар обратил внимание на корни, толщиной со ствол зрелого испанского тиса. Они наверняка пронзали пирамиду насквозь, устремляясь в недра земли в поисках живительной влаги. В этом месте ощущалась изначальная мощь природы и ее вечная красота, в сравнении с которой человеческое присутствие казалось мимолетной вспышкой молнии на небосводе.
Переступая через аккуратные моховые лужайки, разбросанные по залу, Альвар запрокинул голову, разглядывая красные точки, коими была усеяна крона дерева. Тысячи и тысячи яблок. Многие давно созрели. На глазах у идальго одно из них отделилось от ветви и сорвалось вниз, благозвучно погрузившись в кучку мха неподалеку. Он хотел его поднять, но рядом, словно из-под земли вырос громадный индеец со спутанными волосами. Положив спелый плод в большую корзину за плечами, гигант удалился, бросив на гостя недоверчивый взгляд. Тут только Альвар заметил, что в зале они не одни. Два индейца в набедренных повязках и один белый, судя по одежде — испанец, вышли из-за дерева. За плечами были корзины. В них они собирали плоды. Альвар спросил у Диего разрешения поговорить с соотечественником, но получил резкий отказ. Казалось, андалусца что-то тревожило, и Альвар вскоре понял, что именно.
Чем дальше он шли, тем полнее ему открывалась картина. У основания стоял древний каменный трон, обвитый плющом. На троне восседала красивая женщина с длинными каштановыми волосами. Незнакомка, облаченная в узкую одежду из звериной кожи, отороченную полосами рыжего меха, неотрывно следила за их приближением. Ее лицо и руки были белее снега. Глаза холодные, как сталь. Изящные пальчики заканчивались длинными ноготками, которыми та беспрестанно щелкала по подлокотникам. Глядя на нее, Альвар испытал тот беспомощный трепет, какой испытывает провинившийся ребенок, представший перед матерью. Женщина медленно кивнула андалусцу.
