Два года на кладбище царили покой и порядок. Каждое воскресенье Кабаныч с семьей посещал проповедь, а в часовенке ежевечерне возносились благодарственные молитвы за раба Божьего Андрея, коего и священник, и остальные прихожане почитали за благочинного и почтенного коммерсанта.
– И вдруг все это, блин, резко кончилось. – Садист побарабанил пальцами по кожаной оплетке спортивного руля «Момо». – Раз, блин, и нет спокойствия…
– А подробнее? – спросил Денис, стряхивая пепел в открытое боковое окно.
– Недели три назад, – Олег направил джип в образовавшийся промежуток между грузовиком и древним «саабом», крышу которого украшал ржавый решетчатый багажник с каким-то хламом, – батюшке дали в дыню, сняли крест и отобрали кадило…
– Гоп-стоп?
– Вроде того… Парочка обдолбанных отморозков. Попик – к Кабанычу. Тот, блин, расследование честь по чести устроил, всех местных бакланов* перетряс, но ни фига…
– Немудрено, – Рыбаков пожал плечами. – Уличный грабеж вообще редко раскрывают. Вы ж не менты, вам не обвиняемый нужен, а реальный исполнитель.
– То-то и оно, – согласился Садист. – Однако на гоп-стопе не закончилось… Через день кто-то двери в церковь краской измазал. Вроде, блин, поджечь хотели, даже тряпки обгоревшие рядом валялись, но что-то не срослось.
– Это уже серьезнее.
– Андрон тоже сообразил, чо не просто так на попика налетели. Стал копать. И вышел, блин, на секту. Сатанисты, мать их… Причем, прикинь, им разрешение на деятельность в нашем губернатории выдали! Православная страна, а такая лажа происходит!
– Ну, пожалуй, страна у нас не совсем православная, – Денис покачал головой. – Мусульман двадцать миллионов, буддистов почти столько же. Но и они к сатанистам плохо относятся… И что дальше?
– Кабаныч в Смольный съездил, с губером хотел побазарить. Того на месте не оказалось, в Москве прохлаждался, в Совете Федерации. Только с Саней Потехиным перетер тему.
– С вице-губернатором? – уточнил Рыбаков.
– Ага. А чо? Нормальный мужик, сразу всосал вопрос, обещал через свои каналы уточнить…
– Про Потехина я знаю, что он нормальный. Спец по информационным войнам, – Денис вспомнил рассказ Андрея Воробьева о том, как они на пару с вице-губернатором разгребали наследство, оставшееся от ушедшего в «непримиримую» оппозицию «фруктового» экономиста, повесившего на город долги в двести миллионов долларов и удравшего со своего поста за полгода до срока первых платежей по кредитам.
Экономист, как и большинство его товарищей по партии, оказался редкой сволочью, спелся со «светло-синим» демократом Русланом Пеньковым и даже попытался создать собственную партию, собрав под свое крыло отколовшиеся от других псевдолиберальных организаций фракции и группы неприкаянных монетаристов. Но погорел на нецелевом использовании спонсорских денег, истраченных на поездку в Израиль для лечения импотенции.
Главным виновником своего провала экономист-"реформатор" почему-то назвал именно Потехина, заодно инкриминировав вице-губернатору бытовой антисемитизм. Поводом к тому послужил глупый стишок, обнаруженный апологетом «фруктового» движения на стене подъезда, где проживала его матушка:
Хороша страна моя Израиль,
Много в ней пархатых человек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышат члены РЕК*.
Фотоснимки граффити с антисемитским содержанием обошли почти все демократические газеты, однако ярлык «жидоборца» к Потехину так и не прилип. Слишком уж абсурдным было обвинение вице-губернатора Санкт-Петербурга в том, что он темными ночами шляется по подъездам с пульверизатором в руке и горящими национал-патриотическим огнем глазами.
– Черные религии я не уважаю, – Денис покрутил в пальцах пульт дистанционного управления магнитолы. – Но что мешает нашему другу Кабанычу отрядить на борьбу с сатанистами пару-тройку ребят поотмороженнее?
– Не все просто, – значительно сказал Садист.
– А именно?
– Они, блин, не сами по себе… Кроме кучки дегенератов-малолеток, есть еще и барыга.
– Сатанизм с коммерческим уклоном? – удивился Рыбаков.
– Ага. Весь сыр-бор с попиком начался из-за того, что барыге нужен склад.
– Какой склад?
– Там рядом с кладбищем три ангара. Ничьи. Формально, блин, они находятся на территории погоста, – объяснил Садист. – И пока там действует церковь, склады нельзя приватизировать… К тому же в одном из ангаров Кабаныч держит свое барахло.
– Что за барахло?
– Катер, удочки, трал. – Олег крутанул руль. – Динамиту немного…
– И «левые» стволы, – утвердительно закончил Денис.
– Наверное. – Садист зевнул. – Я не интересовался… Ну, вот, барыга сговорился с сатанистами, чтоб те выжили попика с кладбища. Типа, после этого ему в местной администрации бумаги подмахнут. Подробнее сам Кабаныч расскажет…
Внедорожник остановился на бетонной подъездной дорожке. Водитель высунулся из окна, ткнул пальцем кнопку переговорного устройства, висящего возле ворот, и вступил в перепалку со слугой-филиппинцем, которого Кабаныч привез из своего последнего вояжа в Юго-Восточную Азию. Филиппинец говорил по-русски с жутким акцентом и почти ничего не понимал, так что любой диалог с узкоглазым сыном далеких островов занимал минимум пять минут.
«Почти бизнесмен» Николаев был в курсе проблем, возникающих у всех, кому выпадало счастье общаться со слугой, но филиппинца не выгонял и не отправлял на родину. Дело было в том, что маленького азиата пьяный вусмерть Кабаныч отбил у полицейского наряда, тащившего задержанного в участок, тайно пронес в ручной клади на борт авиалайнера и таким образом превратил в нелегального иммигранта. По причине скудного словарного запаса у филиппинца невозможно было даже выяснить, за что его пытались арестовать, кто он такой и есть ли у него родственники. Единственное, в чем Кабаныч был более-менее уверен, так это в том, что узкоглазого зовут Ху и что ему примерно двадцать лет.
Рыбаков заскучал, обнаружил в пределах досягаемости вывешенную на воротах фанерную табличку со словами «Осторожно! Злая собака!», взял из «бардачка» черный маркер, приписал «и беспринципная», удовлетворенно щелкнул пальцами и стал ждать, когда же Садист втолкует филиппинцу, что к хозяину дома явились гости, а не проверяющие из налоговой полиции.
* * *Очередной наезд на несчастного Нефедко следователь Панаренко совершила при поддержке младшего советника юстиции Ковальских-Дюжей.
Сначала Ирина Львовна долго гундосила о необходимости задержания племянника Саши-Носорога, получившего в собственность квартиру гражданина Печенкина, потом перешла к более общим проблемам.
– Я вообще не пойму, зачем рассматривать в суде вопрос о мере пресечения этому ужасному Клюгенштейну! – Панаренко шумно высморкалась в красно-синий клетчатый носовой платок. – Все и так ясно! Клюгенштейн – преступник и должен сидеть в тюрьме.
Надежда Борисовна Ковальских-Дюжая согласно покивала маленькой, чуть сплюснутой с боков головой.
– Кто такой этот Клюгенштейн? – не сообразил Нефедко, потерявший нить разговора еще полчаса назад.
– Подельник Печенкина, – разнылась Панаренко. – Вы должны помнить, из показаний Пылкина…
– Ах да! – Моисей Филимонович сделал вид, что вспомнил, хотя фамилия Клюгенштейн у него ни с чем не ассоциировалась.
– Надо отменить суд, – встряла Ковальских-Дюжая, с интересом разглядывая украшенное старыми и свежими фингалами лицо Нефедко.
– Не полупится, – буркнула Ирина Львовна. – Заседание уж назначено. На четырнадцатое число…
Нефедко решил-таки принять участие в беседе, посмотрел на календарь и удивился.
– Но четырнадцатое – воскресенье!
– Тогда – на пятнадцатое! – зло выдохнула Панаренко. – Буду я еще все помнить.
– А кто представляет обвинение? – осторожно поинтересовался Моисей.
– Вы…
– Я?!
– Конечно. Вы ж старший следственной бригады, – Ирина Львовна нахмурилась. – Я и так много что сделала. Собрала доказательства, дело пока спрятала…
– Зачем? – не понял Нефедко.
– Так надо! – отрезала следователь и грозно посмотрела на ежившегося Моисея.
– А в деле есть материалы по квартире? – спросила Ковальских-Дюжая.
– Есть, есть, – отмахнулась Панаренко. – Потом посмотришь… Сейчас другое главное – Клюгенштейн.
Моисей вновь услыхал ничего не говорящую ему фамилию, но промолчал, не желая демонстрировать собственную некомпетентность.
Более, чем все уголовные дела на свете, его интересовал возрос с поиском необходимой для ремонта залитой нижней квартиры суммы. Для этого он даже позаимствовал три тысячи долларов из вешдоков, напрочь забыв о том, что те прилагались к пухлым томам обвинения в изготовлении фальшивых денег. Нефедко радостно бросился менять на рубли пачку «вечнозеленых», однако в первом же отделении Сбербанка кассирша вызвала наряд милиции и следователя препроводили в отделение. Там он долго тряс удостоверением и настаивал на том, что решил провести следственный эксперимент по «выявлению каналов сбыта» фальшивых долларов. Уставшие от криков Нефедко милиционеры согласились с этим диким объяснением и вернули поддельную валюту.
