— Где я? — Глеб открыл глаза и тут же зажмурился от нестерпимо яркого света.
— Чёрт! Отключите его от капельницы.
Звуки шагов приблизились, щёлкнул фиксатор катетера.
— Не понимаю, — растеряно произнёс второй голос. — Он не должен был…
Глеб схватил медика за запястье и приподнялся на локте.
— Меня не комиссуют?! Ответьте!
— Назови себя, солдат, — потребовал Архангел, игнорируя вопрос.
— Ефрейтор Глеб Глен, штурмовая рота двадцать два, взвод три, отделение один. Командир взвода — лейтенант Морозов. Командир роты — капитан Грубер.
— Хм, похоже, контузия большого вреда не нанесла.
— Что со мной?
— Это нам ещё предстоит выяснить. Отпусти моего ассистента, сынок.
Чуть привыкшие к свету ртутных ламп глаза различили силуэт скорчившегося от боли человека возле больничной койки.
Глеб разжал пальцы и упал на подушку.
— Неплохая хватка для только что очнувшегося, — усмехнулся «алый мундир», растирая запястье.
— А где Преклов? — обвёл Глеб взглядом небольшую палату с единственной, как оказалось, койкой.
— Твой пулемётчик? — уточнил Архангел — могучий старик с седой головой и морщинистым лицом, обрамлённым небольшой бородкой.
— Да. Он жив?
— Жив, но это не назовёшь хорошей новостью. Парню здорово досталось.
— Где он? мне нужно…, - Глеб сделал попытку подняться, но тяжеленная рука Архангела прижала его к койке.
— Позже.
— Ему пока не до посетителей, — добавил ассистент в чине лейтенанта, габаритами чуть скромнее своего командира, и значительно моложе.
Давление на грудь спровоцировало у Глеба приступ мучительного кашля.
— Увидишь его завтра, — пообещал Архангел, направляясь к выходу. — А сейчас отдыхай, — он остановился в дверях, и обернулся. — Лейтенант, кодеин.
— Слушаюсь, — ответил тот и, достав из шкафа капельницу, приладил её на штатив, после чего подсоединил иглу к катетеру трясущегося в спазмах пациента.
Раствор потёк по венам. Кашель быстро унялся, и Глеба сморил сон.
— К тебе посетители, — громко объявил медбрат, вырвав больного из объятий Морфея.
— Кто? — Глеб, морщась, кое-как перевёл тело в полусидячее положение.
— Офицеры, — пожал плечами медик и направился к двери.
— Погоди, — окликнул Глеб, укладывая пятернёй отросшие не по Уставу волосы и безуспешно пытаясь застегнуть воротничок больничного балахона.
Но «алый мундир» просьбу не услышал. В палату вошли лейтенант Морозов и сверкающий лысой головой мужик лет сорока с капитанскими лычками.
— Как самочувствие, солдат? — осведомился капитан.
— Готов вернуться в строй! — отчеканил Глеб, далеко не так бодро как хотелось бы, и едва сдержал кашель.
— Похвально, — кивнул Морозов. — Но с этим повременим, а пока… — он вынул из-за спины небольшой чёрный футляр, раскрыл его и вручил Глебу вместе с сопроводительным документом, после чего сделал шаг назад и вытянулся по стойке смирно.
— За проявленную доблесть, — торжественно начал капитан, — в деле уничтожения врагов Отечества, награждаю вас Стальной Звездой второй степени! Так держать, солдат! — он, печатая шаг, подошёл к изголовью койки и протянул руку.
Глеб замешкался, секунды на три, не решаясь прикоснуться к офицеру, но всё же пересилил себя.
— Служу Отечеству! — почти прошептал он, пожимая ладонь капитана.
— Выздоравливай, солдат. Страна в тебе нуждается.
Капитан приложил кулак к орденским планкам в приветствии и вышел. Его примеру последовал и Морозов, обронив напоследок:
— Похвастай друзьям. Ты заслужил.
Как только спина лейтенанта скрылась за дверью, в палату влетели Ульрих, Димидов и Волкова.
— Ты как? — спросил Карл, едва перешагнув порог, и радостная улыбка на его лице дрогнула.
— Мать твою… — не сдержался Димидов, глядя прямо на Глеба.
— Что? — напрягся тот.
— Охрененно смотришься, — поделился мнением Ульрих.
— Как… штурмовик, — добавила Волкова, мило улыбнувшись.
Глеб невольно поднял руку и коснулся ладонью свой щеки. На ощупь та оказалась бугристой и почти не отзывалась на прикосновение, будто неживая.
— Глянь, — завистливо цокнув языком, Димидов поднёс Глебу к глазам выключенный тактический планшет.
Чёрный прямоугольник экрана отражал плохо, но столь разительные изменения трудно было не заметить: ожог покрывал почти всю правую сторону лица и часть головы, лишив её волос от виска до макушки, повреждённый нерв навсегда сковал лицевые мышцы в кривом оскале, правое ухо превратилось в куцый шмат морщинистой кожи, глаз смотрел с прищуром из-за спёкшихся у внешнего угла век.
Глеб подвигал челюстью, артикулируя, прикрыл левый глаз, оценивая чёткость картинки.
— Командовать и целиться смогу, — заключил он с улыбкой.
— Ты ещё легко отделался, — хмыкнул Ульрих. — Там так ёбнуло! Башня подлетела метров на пять! Прикинь! Шестнадцатитонная дура! Видать, заранее готовились, минировали боеукладку, она вся разом и рванула, как только вы их зрения лишили.
— Покажи, — кивнула Волкова на футляр.
Глеб откинул пластиковую крышку и вынул награду — пятиконечную звезду из нержавеющей стали, на чёрной ленте с белой полосой по центру, — перевернул и прочёл надпись с оборотной стороны:
— За боевые заслуги. Две тысячи сто тридцать девять.
— Круто, — выдохнул Димидов.
— А почему сто тридцать девять? — поинтересовался Ульрих, разглядывая Звезду.
— Год учреждения, — пояснила Волкова.
Глеб вернул награду в футляр и захлопнул крышку.
— Что с Прекловым?
Жизнерадостные улыбки на лицах визитёров разом сгладились.
— Ему повезло меньше, — ответила Наташа.
Глеб молча обвёл звено вопрошающим взглядом.
— Ну… — начал Ульрих нерешительно, — Мы его не видели с тех пор, врачи не пускают. Но, когда вас откопали, Толян под бронеплитой лежал. Взрывом сорвало… Бортовая… Ну, та, что шасси укрывает… знаешь? — Карл заметил нарастающие раздражение во взгляде Глеба, и поспешил закончить: — Короче, ноги ему размозжило в хлам. Да и осколками посекло здорово, — он вздохнул и покачал головой, не зная, что ещё сказать.
— В лучшем случае — демобилизация и работа в цеху ветеранов-инвалидов, — расставила точки над «и» Волкова.
— Его наградили? — спросил Глеб, вращая обожженными пальцами футляр со Звездой.
— Да.
— Что ж… Он с честью выполнил долг.
Глава 8
Преклова Глеб так и не увидел. Анатолия перевели в тыловой госпиталь. По крайней мере, так сказал лейтенант Лукин — тот самый ассистент Архангела, оказавшийся главным хирургом. Отсутствие Преклова не сильно огорчило Глеба. Скорее даже наоборот. Минутный позыв немедленно увидеть товарища сошёл на нет, стоило только услышать рассказ сослуживцев. Глазеть через стекло на беспомощный обрубок, чьи мечты о службе в рядах Палачей перечеркнул первый же бой, Глебу совсем не хотелось. Он невольно ставил себя на место Преклова и едва не содрогался от мысли, что боевые товарищи придут к нему, валяющемуся на койке, словно кусок мяса, будут стоять и молчать, не находя слов. Будут жалеть — это хуже всего. Глеб готов был вытерпеть что угодно — ненависть, пренебрежение, даже презрение, но только не жалость. Особенно от тех, с кем учился бок обок восемь лет. Не желал он этого и другу. А потому старался о Преклове просто не думать.
Утро третьего дня с выхода из комы началось привычным уже усиленным пайком, доставленным прямо в койку. Глеб потягивался, удобно примостив выздоравливающее тело на подушках, и не спеша поглощал завтрак, когда в палату, бряцая оружием, влетели двое и вытянулись по стойке смирно возле двери.
Гвардейцы. Их Глеб видел до того лишь раз, но запомнил хорошо. Высоченные, не ниже двух метров, в тёмно-синих мундирах с иголочки и фуражках с серебряной кокардой, берцы надраены так, что бриться можно, в них глядя, а на плече по «Сигме» с голографическим прицелом и зачем-то примкнутым штык-ножом. При таком параде не воевать, а только в почётном карауле красоваться. Да они и не воевали. Эти молодцы являлись военизированной охраной высоких чинов, а те по пашне да руинам на брюхе ползающими замечены не были. Тем не менее, выправку и слаженность в действиях Глеб оценил.
— Нет, это исключено, — донеслось из коридора. — Ждите здесь.
Вслед за гвардейцами в палату вошёл невысокий худой человек лет пятидесяти в штатском, с наброшенном на плечи плащом. Прежде чем дверь закрылась, Глеб успел разглядеть у него за спиной возмущённого, но молчащего Архангела. Было заметно, каких усилий стоит старому ветерану сдержаться и не порвать мелкого наглеца в клочья.
— Одевайтесь, — незнакомец едва не опрокинул стоящий на подносе завтрак, швырнув Глебу холщёвый мешок с комплектом одежды и берцы. — Вас переводят.
