Женщина с косой… Интересно, каков ее статус на борту аппарата? А ее низкорослые спутники в скафандрах? Люди? Роботы? Одного из них девочка разглядела: «…Его лицо… имело человеческие черты, сильно расширенное в верхней части и слишком узкое внизу. Глаза косые, губы тонкие, словно рассеченные бритвой». «Человек-рыба»?! Лет десять назад британские гидродинамики провели интереснейшее исследование. Они «продули» модель человека в гидроканале, в котором совершенствуют формы торпед и подлодок. Улучшили обтекаемость. Снова «продули». После десятой коррекции получился… дельфин!
Случай с Майдой задокументирован военной контрразведкой бывшей Югославии. Удалось найти косвенные подтверждения. Девочку дважды проверяли на «детекторе лжи» — правдивость рассказа подтверждена. До сих пор зарегистрировано около 500 посадок неизвестных объектов на территории Словении. Югославские уфологи не исключают существования еще одной базы НЛО в Адриатическом море на границе с Италией. Имеются свидетели того, как НЛО на огромной скорости вылетали из воды.
— Ловко! — восхитился Скептик. — Всякое лыко в строку — даже привычный для Бартини уровень освещенности! А комната?! Не та, красная, а другая — «морская»? Вы не забыли про комнату?
Не забыли. Вот как ее описывает И. Чутко: «На голубом потолке — солнце, чуть ниже, на стенах — поверхность моря, волны в белых барашках, кое-где островки. Чем „глубже“, чем ниже по стенам, тем зелень воды гуще, темнее, и в самом низу — дно… Камни, длинные полегшие растения, рыбы, всякие прочие донные твари…… там, сидя на „дне“, он размышлял без помех…»
…В бартиниевской рукописи «Цепь» мельком упоминается об Атлантиде. А по одной из древних легенд Ордена Тамплиеров, атланты успели подготовиться к катастрофе. Часть из них стала «ихтиандрами», основав могучую подводную империю. Странное совпадение: описывая свое детство, Бартини упоминает о том, что его настоящая мать утопилась. С этим связан и таинственный эпизод на берегу какого-то озера: мальчик воочию видит русалку и разговаривает с ней. «Цепь» считают автобиографической повестью. Но мальчика зовут Ро, Ромео — а не Роберт. Почему? Не символ ли это чего-то другого?
«Океанская» версия выстроилась с подозрительной легкостью. И чудится незримая усмешка: «Чего еще изволите?»
…А нельзя ли все объединить? Северное Средиземноморье — идеальное место для европейских «филиалов» Шамбалы. Исчезновение людей — с возвратом или без — проще организовать именно у моря. Отсюда — полоса «сорокапятиградусных гениев». Которая, кстати, четко прослеживается только на европейском участке дуги — от Бискайского залива до Каспия.
— Шамбала толкает нас в космос? — недоверчиво спросил Скептик.
— Если это удастся доказать, мы «закольцуем» все три версии — «Космос», «Шамбалу» и «Океан»!
…Разве не странно: первый спутник запустили в один год с публикацией в «Технике — молодежи» утопического романа И. Ефремова «Туманность Андромеды»! Для советской фантастики — прорыв ничуть не меньший, чем «Спутник-1» — для науки. Стоит только припомнить дерзновенные мечты советских фантастов 50-х годов: ветроэнергетика, солнечные батареи на колхозных крышах, ледоколы, прожигающие паковый лед струями горящей нефти… За год до «Туманности…» тот же журнал опубликовал научно-фантастический рассказ о гении-одиночке, переделавшем карбюратор своей «Победы». Он получил прибавку аж в двадцать «лошадей»!
«Перепад давления» был слишком велик — тридцатый век, межгалактические звездолеты, развитой коммунизм! — и убогие поделки «пятидесятников» мгновенно обратились в прах. Можно по-разному относиться к Ефремову, что-то вызовет сегодня только усмешку, но тогда книга оказала громадное воздействие. Было ли случайным совпадение спутника и романа? Войска пошли в наступление, и артиллерия переносит огонь в глубину — вот на что это похоже.
— «Туманность Андромеды» — как идейная артподготовка? Это интересно! — признал Скептик. — Готов допустить, что Ефремову «подсказали» роман. Но где же здесь «рука Шамбалы»?
Сам факт инспирации доказать сложно. Поэтому с благодарностью принимаем предложенную «фору»: допустим, роман действительно инспирирован. Кто же «подсказчик»?
«Вы, Старшие, позвавшие меня на путь труда, примите мое умение и желание, примите мой труд и учите меня среди дня и среди ночи. Дайте мне руку помощи, ибо труден путь. Я пойду за вами!»
— Ну, конечно, это — лучшее место в романе! — Скептик мечтательно улыбнулся. — «Клятва Геркулеса» и выбор наставника по окончании школы. Классе в четвертом читал — и до сих пор помню!
«Ты, позвавший меня на путь труда, прими умение и желание мое. Прими труд мой, Владыка, ибо видишь меня среди дня и среди ночи. Яви, Владыка, руку Твою, ибо тьма велика. Иду за Тобой!»
Это — «Молитва Шамбале» из «Агни-Йоги»…
И уже как нечто должное видится такой факт: Ефремов и Бартини были хорошо знакомы еще с 20-х годов.
ГЛАВА XVI
Кто же он — «красный барон», невесть из каких краев занесенный в промозглую комнатушку в Мерзляковском переулке, гениальный инженер, чьи технические идеи семидесятилетней давности и сегодня боязно доверить бумаге? И — музыкант, поэт, философ, визионер, человек, придавший форму Бесконечности…
Кто Вы, Роберт Людвигович? Прогрессор? Вряд ли… Во всяком случае, не в том смысле, как у Стругацких. «Типичный прогрессор» Антон-Румата, сотрудник Института экспериментальной истории, не ковал пики для серых штурмовиков дона Рэбы. Вы верили в коммунизм? Но ваши коллеги отлично помнят: «Коммунизм и фашизм — разве это не одно и то же?» Шел шестьдесят третий год…
Кстати, у Стругацких первоначально было — дон Рэбия. Анаграмма от «Берия». А Ефремову обещали Ленинскую премию, если он «ввернет» скульптуру Ильича во второе издание «Туманности…» Отказался. Что же он имел в виду, когда писал о «коммунистическом будущем»?
…Мы листали старые чертежи и пытались понять… Вот стратегический бомбардировщик, стартующий с воды — сверхзвуковой гарпун с водородной бомбой. Система обнаружения. Спутник-шпион. Десантный экранолет колоссальной грузоподъемности. Летающий авианосец. Если коммунизм и фашизм — одно и то же, зачем нужно, «чтобы красные самолеты летали быстрее черных»? Вы, успешно обходившийся одной парой туфель — разве не могли послать подальше тех и других, чтобы заняться настоящим делом: глядеть на звезды и думать?
— Вы видите загадки даже там, где их нет! — заявил Скептик. — Почему он занимался тем, что нужно было государству? Кушать хотел! Семье помогал. Или желал сделать что-нибудь… вещественное. Любимый вами Нострадамус после «Центурий» издает руководство по варке медового варенья. А епископ Беркли, положивший жизнь на доказательство того, что материи нет, и все в мире — иллюзия, пишет восторженный труд о дегтярной настойке — панацее чуть ли не от всех болезней! «Суха теория, мой друг, а древо жизни вечно зеленеет!»
…В начале шестьдесят третьего года Никита Хрущев обратил высочайшее внимание на армию. Карибский кризис уже вспоминался, как дурной сон. Руководство отдышалось и потребовало на ковер советских разведчиков. Два ведомства — «Аквариум» и Лубянка — доказали, что они не даром едят народный хлеб: панорама западных оборонных программ и перспективных исследований подавляла! Стало ясно: экономика не выдержит «арифметического» противостояния. Один хозяйственник из Военно-промышленной комиссии невесело пошутил насчет новой скульптуры на Зубовском бульваре — той, где пролетарий в одних штанах держит спутник: «Перегоним Америку — совсем без штанов останемся!»
Призрак Новочеркасска бродил по Союзу…
Тогда родилась и окрепла в высоких умах идея «несимметричного ответа». Конструкторы-лауреаты требовали огромных ассигнований, обещая технику не хуже американской. «Голь на выдумки хитра!» — решили наверху. И поручили КГБ разыскать «неформалов» — авторов изобретений, могущих иметь оборонное значение. Перерыли архивы, людей нашли, приодели и доставили в столицу — порой из самых неожиданных мест. Здесь отсеяли совсем уж бредовые идеи — остальным дали возможность работать. Одним из «мобилизованных» был Бартини. Через десять лет он скажет: «Меня погубил Хрущев!»
…Дали квартиру на Кутузовском проспекте, персональную «Волгу», дали КБ под Москвой и производственную базу в Таганроге. После Бутырок и «шараги», после новосибирской ссылки и четырехлетнего прозябания в министерском бюро стандартов — поистине сказочные перспективы!
Представим себе, что Бартини отказался. Ему шестьдесят пять лет: ярко светит персональная пенсия. Закроются двери вычислительных центров и лабораторий, никто не будет собирать специалистов для обсуждения идей какого-то подозрительного итальянского пенсионера — своих девать некуда! Не выйдут статьи в «атомиздатовском» сборнике и в «Докладах АН», не напишет свою книгу И. Э. Чутко…
