В квартире орала музыка, тяжёлые раскаты рока, от которых сразу что-то неприятно задёргалось в животе. После музыкального проигрыша мужской голос прорычал: «Твоё нежное сердце… а-а-ох… твоя гладкая печень… а-ах-х».
В полутёмной прихожей возникла женская фигура, тонкая, длинная, в коротком халате. Волосы замотаны чалмой из полотенца, лицо покрыто какой-то зеленоватой зернистой массой.
— Ой! — Девушка отпрянула, убежала.
После вздохов и сопения, усиленных стереосистемой так, что казалось, здесь рядом дышит гигантское чудовище, опять вдарил рок.
— Выключи! — заорал Качалов. — Маринка, мать твою, ты слышишь, выруби его!
Нервно, громко матерясь, он кинулся в комнату, и через минуту стало тихо.
— Она постоянно слушает Вазелина, — объяснил толстяк Соловьёву.
— Кого?
— Вы что, правда Вазелина не знаете? — Продюсер зажёг свет в прихожей и удивлённо взглянул на Диму.
— Кажется, это певец?
— Да, если так можно выразиться. Певец. Пойдёмте в гостиную.
По гулкой металлической лестнице они поднялись наверх и оказались в огромной комнате с полукруглым стеклянным куполом вместо потолка. Бильярд, музыкальная аппаратура, камин, рояль ядовито розового цвета. Продюсер плюхнулся на диван, скинул ботинки. Зазвонил его мобильный. Потом сразу ещё один телефон, вероятно городской. Соловьёв услышал, как женский голос внизу закричал:
— Нет! Он сейчас не может говорить! У него дочь убили! Что? Ты откуда звонишь? Ни фига не слышу! Женю! Я сказала, Женю! Все, давай!
Звякнула трубка. Легко застучали шаги по лестнице. В гостиную вошла Марина. Лицо она успела умыть, чалму сняла, но осталась все в том же коротком халатике и босиком. Длинные светлые волосы были ещё влажными. Она откинула их красивым жестом, уселась на диван, закурила. Она была поразительно похожа на Нину, но моложе лет на десять. Новенькая Барби, в которую только начали играть, бело-розовая, ещё не потрёпанная.
— Ужас какой, — сказала она, глядя на Соловьёва ясными голубыми глазами. — Меня Марина зовут. А вас?
Соловьёв представился. Она кивнула и выпустила дым из ноздрей.
— Вы извините, Валера сейчас поднимется.
— Что с ним? — тревожно спросил продюсер.
— Блюёт в сортире, — произнесла она чуть слышно и добавила громче, обращаясь уже к Соловьёву: — У него это обычная реакция на стресс. А скажите, пока его нет, как её убили? Кто?
— Задушили, — Соловьёв принуждённо кашлянул, — причина смерти — удушение руками. Кто — мы пока не знаем. Когда вы видели Женю в последний раз?
— Задушили? И что, изнасиловали, наверное? Неужели маньяк? Ужас какой! А, вы спросили, когда я видела Женю в последний раз? Дайте вспомнить. — Она нахмурила тонкие высокие брови, поправила волосы, загасила сигарету и тут же закурила следующую.
— Ты видела Женю около двух недель назад на концерте Вазелина в «Нон-стопе», — сказал продюсер, — помнишь, ты рассказывала, она была там с каким-то старикашкой?
Лёгкая тень пробежала по красивому свежему лицу, уголки губ дёрнулись, веки затрепетали. То ли Марина вдруг занервничала, испугалась чего-то, то ли просто пыталась сдержать слёзы. Тряхнув головой, она мгновенно справилась с собой и заговорила спокойно.
— Ах да! Итальянец. Лет шестьдесят, наверное. Но Валере ни слова, — она прижала палец к губам, — я ей обещала, что не скажу ему.
— Про итальянца? — спросил Соловьёв.
— Да нет же! Итальянец как раз нормальный, очень даже симпатичный. Профессор, историк, древним Римом занимается. Говорить нельзя про «Нон-стоп» и про Вазелина. Валерка не разрешает ей шляться по ночным клубам, а с Вазелином они друг друга ненавидят.
— Какие отношения были у неё с этим профессором?
Марина высморкалась в бумажный платок. Кончик носа слегка покраснел. Но глаза её оставались сухими, ясными. Никаких слез.
— Ну-у, спросите что-нибудь полегче. Я их видела вместе всего один раз, минут десять, не больше. К тому же ночной клуб, полумрак, музыка грохочет. Он по-русски совсем не говорит, только по-английски. Зовут Николо, фамилию не назвал. Мы потом с Женей встретились в туалете, она сказала, он отец какой-то её подружки, итальянки, с которой она познакомилась прошлым летом, когда ездила в Англию. И попросила не говорить Валере, что я её видела в «Нон-стопе».
Внизу хлопнула дверь, послышался детский плач. Марина вскочила и бросилась к лестнице.
— Моё солнышко вернулось! А что мы плачем? Ой ты мой сладенький, ну хватит сердиться, иди к мамочке, сейчас будем кушать. Верка, да он же мокрый насквозь, блин!
Высокий женский голос заверещал в ответ что-то невнятное. Плач затих. Опять зазвонил городской телефон. В гостиной появился певец. Бледный, с чёрными кругами под глазами, пошатываясь, он доплёлся до дивана, тяжело рухнул, закрыл глаза. Продюсер бросился к нему.
— Валера, что? Чем помочь? Вот, попей водички. Или, может, крепкого кофе?
— Я в порядке. — Он взял стакан и еле донёс его до рта, расплескал половину, так сильно тряслись руки. Глотнул воды, посмотрел на Соловьёва и произнёс отчётливо, как автомат: — Извините, что заставил ждать. Я готов отвечать на любые ваши вопросы.
— Вы давали Жене деньги?
— Конечно. Она же моя дочь. А почему вы спрашиваете?
— При обыске в квартире, в нескольких тайниках, мы нашли сумму в двадцать тысяч евро.
— Хо-хо, а ты огорчался. — Продюсер присвистнул.
— Двадцать тысяч евро? — Качалов нахмурился. — А при чём здесь Женя?
— Мы нашли их у неё. В плюшевом медведе, за рамкой вашей фотографии, под стельками роликов, в штанах старой куклы.
— Вот зараза!
Это был голос Марины. Она успела неслышно подняться в гостиную и стояла у лестницы, прислонившись к стене.
— Что?! — закричал певец. — Что ты там бормочешь, блин?! Как ты смеешь, о моей дочери?!
— Успокойся, пожалуйста, я, конечно, не о Женечке. Нинка твоя зараза, все прикидывалась бедной сироткой.
— Вы считаете, что это деньги Нины? — спросил Соловьёв.
— Ну а чьи? — Качалов нервно хохотнул и дёрнул себя за нос. — Вы же взрослый, разумный человек. Откуда у ребёнка, которому только исполнилось пятнадцать, такие суммы? Конечно, я давал ей, иногда сто, иногда двести долларов в месяц. За клип она заработала полторы тысячи баксов. Слушайте, неужели Нина сказала, что это деньги Жени?
— Нет, — вздохнул Соловьёв, — Нина сказала, что это её деньги.
— Хоть на это совести хватило, — проворчала Марина.
— Вы знали, что Женя была беременна? — спросил Соловьёв.
В гостиной повисла тяжёлая пауза. Качалов несколько секунд смотрел на него бессмысленно и вдруг тихо засмеялся.
— Ну вот, все разъяснилось. — Он взял стакан, допил воду. Руки у него уже не дрожали. — Я сразу понял, тут какая-то ошибка. Другая девочка. Конечно, грех радоваться, горе ужасное, но не моё. Не моё! Женьке неделю назад исполнилось пятнадцать. Но по физическому развитию она пока на уровне одиннадцати-двенадцати лет. Она инфантильна, понимаете? Она даже не подросток. Ребёнок. Как ребёнок может забеременеть? Как?
Глава девятая
Пока ловили Молоха, Оля дважды выступала в еженедельной телевизионной программе «Тайна следствия». При помощи программы пытались установить личности убитых детей. И оба раза доктор Филиппова обращалась с экрана к преступнику. Кирилл Петрович Гущенко верил в этот метод, но сам сниматься не любил. К тому же считал, что в случае с Молохом будет лучше, если с ним с экрана побеседует женщина.
— Да, Миша. Я вас помню, — сказала Оля ведущему и подняла ворот телогрейки.
— Спасибо. Это приятно. Вы не могли бы сегодня приехать к нам на съёмку? Мы делаем передачу по поводу убийства Жени Качаловой. Нужен ваш комментарий.
— Жени Качаловой? Погодите, Миша, я не…
Он не дал ей ничего сказать, тараторил в трубку быстро и нервно:
— Ольга Юрьевна, умоляю, не отказывайтесь! Эфир завтра вечером, мы уже пустили анонс, мы пришлём за вами машину, куда скажете, если не можете в восемь, передвинем съёмку на любое удобное для вас время, хоть на двенадцать ночи.
— Миша, я не имею отношения к расследованию этого убийства.
— Я знаю. Именно поэтому мы к вам и обратились. У вас развязаны руки. Вы выступите как независимый эксперт.
— Но я не владею информацией. Видите, даже имя жертвы я впервые услышала от вас. Вы сказали, её зовут Женя Качалова?
— Да. Ей недавно исполнилось пятнадцать лет. Она дочь популярного эстрадного певца Валерия Качалова. Я расскажу вам всё, что нам известно из наших источников, а вы прокомментируете.
— Миша, послушайте, я сейчас занимаюсь совершенно другими вещами. Пригласите кого-нибудь из пресс-центра ГУВД.
— Пресс-центру дано указание молчать. Они только сказали, что не считают это убийство продолжением серии Молоха, хотя там всё очень похоже: лесополоса у шоссе, труп раздет, облит детским косметическим маслом. Правда, на этот раз им удалось сразу установить личность убитой.
