Когда-то от одного заезжего мудреца на рынке в Ниневии он слышал, что в незапамятные времена бог Энлиль, его отец Анну и сын Энки разделили весь мир между собой. Анну оставил себе небеса, Энлиль получил землю, Энки – воду. Однако у Энки тоже был сын, и у этого юного бога, очень скоро вставшего во главе шайки молодых богов, были свои соображения на этот счет. И звали этого бога – Мардук. Отца он решил не трогать, оставив ему в удел огромный пресноводный океан под землей. Но деда и прадеда от дел отстранил. Какая уж там судьба ожидала богов, ушедших на покой, неведомо. Зато смысл псалма становился более или менее понятным. Эа (Энки), собрав юных богов-озорников, примерно отчитал их, призывая творить правый суд и помогать людям. Сделано это было весьма своевременно, потому как боги предвечного океана, бывшие в силе и славе еще тогда, когда не были названы имена прочих властителей изначального мира, уже собирались погубить сорванцов, не дававших им спокойно отдыхать. Тогда Эа смог обуздать их гнев, но время его ушло. Во главе богов уже встал Мардук с секирой в руках и драконом у ног.
Должно быть, именно тогда Эа явился верным народа своего, назвавшись им «Богом, который есть Эа». Тогда получается, что эбору – «перешедшие реку» – не просто так уходили за Евфрат в поисках иной доли. Их вел спасительный Энки – радетель за судьбы людские! У Намму отлегло от сердца. О чем бы там дальше ни говорили мудрецы и учителя этого народа, суть Единого бога, которому они поклонялись, была ему ясна и понятна.
– Истинно вам говорю, велика сокровенная мудрость Господня. Ибо если суд неправый и алкание крови ближнего своего превращает человека в зверя, то и бога они делают смертным, ибо в справедливом воздаянии – высшая суть…
Нидинту-Бел мерил шагами анфиладу дворца, издревле принадлежавшего Верховным жрецам Мардука. Короткие, тяжеловесные колонны, поддерживающие свод, были увиты зеленью, радующей глаз среди многочисленных оттенков желтого и белого камня. Впрочем, листва уже давно была покрыта слоем пыли, а дожди, которым надлежало освежить ее, ожидались еще не скоро. Нидинту-Бел раздраженно морщился, сжимая и разжимая тяжелые кулаки. Никогда прежде ни одна женщина в Вавилоне не смела отказать ему. Да и как такое могло прийти в голову нормальной девице: он знатен, богат, хорош собой, строен и силен – чего еще нужно этой вздорной девчонке? Перед глазами царедворца предстало тонкое лицо девушки, ее испуганные глаза и этот короткий, но решительный отрицательный ответ. Ну уж, нет! Этому не бывать!
– Ты хотел видеть меня? – раздался откуда-то сбоку негромкий, но властный голос. Начальник стражи вздрогнул. Его двоюродный брат всегда умудрялся появиться неслышно и незаметно, точно вдруг возникал из окрестной пыли.
– Приветствую тебя, Гаумата! – коротко произнес Нидинту-Бел. – Или теперь лучше звать тебя Верховным жрецом?
– Именно так, – величаво кивнул его собеседник. – Ты же знаешь. Тот, кто становится у трона Мардука, не имеет больше собственного имени. Только ему, Судье богов, ведомо имя вернейшего из слуг его.
Вельможа поморщился. Не то чтобы он совсем не верил в Мардука, но для успокоения души его вполне достаточно было тех щедрых жертв, которые, по обычаю, возлагались им на алтарь бога.
– А что стало с тем, старым, который был до тебя?
– Мардуку ведомо, где он, – неспешно, но уклончиво ответил Гаумата. – Но ты ведь пришел сюда не за тем, чтобы справиться о его судьбе?
– Вовсе нет, – скривил губы Нидинту-Бел. – Мне нужна женщина. Я надеюсь, ты поможешь мне добыть ее.
Верховный жрец равнодушно пожал плечами.
– За этим тебе следовало идти в храм Иштар.
– Я бы так и сделал, если бы сегодня на площади старый плут не проиграл состязание этому недоеденному львами мошеннику. Правда ли, что теперь народ эбору может безнаказанно славить лишь своего непонятного бога?
– Да, – с нескрываемой грустью подтвердил Гаумата. – Это во всеуслышание провозгласил Валтасар, и пока он будет оставаться у власти, или же, пока Даниил будет стоять по правую руку царя, это, несомненно, будет так.
– В таком случае мне не удастся заманить ее в храм Иштар, – жестко отрезал Нидинту-Бел. – Но ведь есть еще ложе Мардука. Я видел его, оно стоит в храме, там, наверху. – Начальник стражи неопределенно махнул рукой в сторону, где возвышалась над городом семицветная громада Этеменанки. – И Мардуку нет разницы в том, нубийка перед ним, эборейка или же персиянка, если она красавица и рождена в Вавилоне. По закону она должна взойти на ложе.
– Не забывайся, Нидинту! – сурово нахмурился Верховный жрец. – Это ложе Бога!
– На котором усердствуют его жрецы, – раздраженно отмахнулся побочный отпрыск Набонида. – Я думаю, дорогой братец, по старой дружбе ты не откажешься на одну ночь уступить ложе мне.
– Твоя похоть доведет нас до беды, дорогой братец! – гневно проговорил Гаумата. – Кир ждет от нас действий, а ты, вместо того чтобы сбросить Валтасара, добиваешься какой-то эборейки.
– Гаумата! – едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, выдавил Нидинту-Бел. – Я желаю иметь эту девушку, и ты поможешь мне овладеть ею!
– Неужто она и впрямь так хороша, что заставляет тебя забыть о вавилонском троне? – Верховный жрец отступил на полшага назад, отстраняя руку взбеленившегося родственника.
– Хороша! Но не о том речь! – несколько успокаиваясь, бросил вельможа. – Ты бы видел, какими глазами смотрел на нее вчера Даниил там, во дворце…
– Вот, значит, как? – медленно произнес служитель Мардука.
– Да, я хочу обладать ею! А кроме того, хочу сделать больно этому грязному выскочке!
– Ты сделаешь ему больно. Очень больно. И очень скоро.
Даниил приближался к покоям Валтасара той неспешной, исполненной внутреннего достоинства поступью, какой, по мнению Намму, должен был ходить признанный всеми пророк. Огромный полудикий скиф – и тот глядел на него с нескрываемым почтением. Конечно, законоучитель народа эбору и представить себе не мог, что сейчас тот повторяет слова, которыми закончил Даниил свою речь в доме лавочника Иезекии: «Любовь и правый суд – вот ключи, пред которыми открыты души человечьи. Если же нет любви, то и боги, точно путники в ночи, не сыщут себе тепла и ответа в душах людских. Если ж нет в мире правого суда, то и богам в таком мире места нет».
Слова эти, переданные Кархану одним из неусыпных стражей новоиспеченного царского советника, звучали столь ново и необычно для этого мира, что Руслана Караханова неудержимо тянуло спросить у проходящего мимо пророка, как ему пришли в голову такие мысли. Впрочем, к стыду своему, Намму и сам не знал, как до них додумался. Он просто начал говорить о любви, искоса поглядывая на Сусанну, подливающую ему вино, а далее фразу надо было чем-нибудь заканчивать.
Даниил прошествовал мимо угрюмого скифа, удостоив того любезным кивком, и вошел в устланную коврами просторную комнату, где на подушках, набитых лебяжьим пухом, в задумчивости возлежал царь Вавилона.
– Ты звал меня, мой государь? – Намму поклонился, но Валтасар лишь отмахнулся, давая понять, что не желает продолжения протокольных церемоний, указывая на место около себя.
– Вчера на площади, Даниил, – начал он, – ты говорил, что боги, вернее, твой Бог, послали тебе знамение, и ты узрел льва, зовущего прочих зверей на охоту, дабы затем пожрать их. Полагаешь ли ты, что речь в этом знамении шла о персах, и царь Кир есть тот, кто был назван львом?
– Я лишь довел до тебя, государь, то, что было угодно богу, – скромно опустил глаза пророк. – Но если, о повелитель, ты желаешь узнать, что видно мне сокровенным взором, я готов поведать тебе о том.
– Да, желаю, – жестко проговорил Валтасар. – И не лукавь со мной. Оставь Мардуку оценивать мою лучезарность и величие и говори искренне то, что сочтешь верным.
Даниил склонил голову в знак согласия.
– Ведомо ли тебе, государь, что заставило Кира-завоевателя искать мира с тобой?
– Он утверждает, что доблесть защитников Вавилона. Но, полагаю, его больше обеспокоило восстание в Лидии, и он всерьез опасается, что мы ударим ему в спину, лишь только он повернет свои войска от наших стен.
– Мудрость государя безмерна…
– Я же просил тебя, Даниил, – поморщился царь. – Оставь церемонии моим блюдолизам.
– Но это верно, – покачал головой Намму. – Ничем иным не объяснить столь внезапную перемену в планах Кира, нежели тем, о чем сказал ты. Однако верно и другое: царь персов зовет тебя идти с ним, обещает великую добычу золотом и рабами. Но ответь, если не мне, то себе, зачем ему твое войско?
– Чем больше сил, тем легче победить врага, – предположил Валтасар, не слишком настаивая, впрочем, на своей версии.
– Войско Кира несметно. Оно стоит вокруг стен Вавилона, как тучи вкруг заснеженных вершин Северных гор. Что великому Киру шайки повстанцев, пусть даже и собравшиеся вместе? Ему нет никакой нужды звать тебя с собою. Он и сам без труда разобьет лидийцев.
