и пошла дальше, прикрикнув:
— Чего застыли? Ступайте за мной. Приезжают и строят из себя невесть кого. Вы позабудьте, кем были дома. Небось папочка с мамочкой пылинки сдували. А тут вам не дом. И нянькаться с вами никто не станет. Ежели что не по правилам, пеняйте на себя.
Мы с Лейлой переглянулись и пошли за сестрой-распорядительницей.
***
Комната, куда нас привели, была на четвертом этаже и оказалась небольшая. Три кровати у стен, рядом с каждой тумбочка и маленький стол. Платяной шкаф один на всех, тоже не большой. Над каждой из кроватей полка для книг. Окно, завешанное серой занавеской. Дверь с выходом на балкон. И еще одна дверца.
— Там купальня и уборная, — кивнула на неё распорядительница. — Кровати сами заправите. Горничных и нянюшек здесь ни у кого нет. Учитесь сами все делать. Завтрак утром не проспите. Отдельно вас кормить никто не будет. Через десять минут после оповещения, все должны быть в столовой. Будить по утрам вас будет гудок.
Она еще раз смерила нас взглядом и усмехнулась.
— Ну удачи вам, абитуриентки!
После чего вышла.
Лейла вздохнула. Подошла к кровати и, взяв с тумбы постельное, покрутила его в руках. После чего села на кровать, уткнулась лицом в пододеяльник и заплакала.
Я кинулась к сестре.
— Ты чего, Лейла?
На подняла на меня враз покрасневшие глаза.
— Я так хотела сюда, я так... — всхлипнула она. — Неправильно все началось. Найли в лазарете. Тебя пытались убить. И мы в этой... — она окинула комнату взглядом. — Коморке. И распорядительница... Злая, как черт! Мы что ей плохого сделали?
Я обняла сестру за плечи.
— Это ее работа. Нас здесь три этажа девушек, и каждая со своим характером. Ты не обращай внимания. Мы же знали, что будет не легко. Мама говорила, что академия — это хорошая школа жизни. Мы здесь всему научимся. Ну же... Прекрати. Ты же не Найли.
Она всхлипнула. Посмотрела на пододеяльник. Швырнула его на пол.
— Я не умею... Я... Я учиться приехала, а не кровати заправлять и пыль вытирать.
— Так! — я встала. — Лейла, сейчас же прекрати и возьми себя в руки. Сестра Маргарет права. Мы не дома. И мы знали куда едем. Ступай, освежи лицо, это поможет успокоиться, а я сама заправлю кровати.
Лейла тяжело поднялась и направилась к двери в купальню, распахнула ее и, сделав тяжкий выдох, снова всхлипнула.
— Аяяя, — осела сестра на пол и зарыдала: — я этого не вынесу!
Я бросилась к комнатке. Заглянула.
Купальня — это слишком громко сказано. Помещение два на два. В ней едва помещалась раковина и крохотная душевая. Впритык к которой, находилось то, что назвали уборной. В дешевой, на полу, валялась грязная тряпка и стояла швабра.
— Я не могу в таких условиях! — плакала Лейла. — Ая, как мы будем учиться?
— Нормально, — ответила я, едва сдерживаясь, чтобы самой не зарыдать. Не ожидали мы всего этого. Не привыкли. Но разве это значит, что нужно плакать? Нет.
Я прошла в душевую. Включила воду, прополоскала тряпку, протерла пол и аккуратно сложив тряпку убрала в тумбочку под раковиной. Швабру поставила за унитаз.
— Знаешь, Лейла, я всегда считала, что не смогу попасть в академию. И сейчас, я понимаю, что это мой шанс. И совершенно все равно в каких условиях. Главное, что мы вместе. У нас есть кровати, стол, крыша над головой. Разве нужно что-то еще? У многих и этого нет! И они никогда не смогут себе позволить учиться. Потому что у них нет магии, не тот уровень, или просто не хватает денег на обучение. Я была на той стороне, когда все мысли об академии — это только мечты. И ты понимаешь, что они не сбыточные. Тебе никогда не стать магом, не заявить о себе. Ты так и останешься серой мышью за спиной своих родных. А кто-то даже мышью не станет, а просто пустышкой, навсегда. Нам же дали шанс, всем. Ты сама так хотела сюда попасть. Найли уже завтра вернется. Меня не убили. Да, мы привыкли к роскоши. Папа с мамой нас очень опекали, и мы ни в чем не нуждались. Но мы не будем всю жизнь жить за их спинами. Лейла, ты умная, и скорее всего, станешь высшим магом и будешь достойной партией любому мужчине. Найли красивая, и многие захотят иметь рядом такую жену. А я? Я, отброс этого общества. Меня в любой момент могут просто уничтожить, потому что я не такая как все. Потому что меня считают злобной и опасной для общества. Если я не научусь себя контролировать, то... — я замолчала. У меня в горле запершило, а на глаза накатились слезы.
Лейла плакать перестала. Вытерла лицо и поднялась. Подошла ко мне и крепко обняла.
— Прости, Ая! Прости! Я, эгоистка. Это я, просто... Все произошедшее. Нападение и Найли... Я испугалась. Прости, тебе намного страшнее, и мы тебе нужны, а я тут нюни распускаю и жалуюсь. Обещаю, такого не повторится. И я сделаю все, чтобы ты научилась сдерживать свою Тень. Я клянусь, что не позволю себе опускать руки. Никогда, — она тряхнула головой и улыбнулась мне.
Я вытерла с ресниц накатившиеся слезы.
— Я знаю. Когда мы вместе то, со всем справляемся. Так всегда было.
— И так будет! — Лейла развернулась, окинула взглядом нашу комнатку. — Ну что же, будем обживаться. Идем заправлять кровати.
И мы, уже взбодренные, вернулись в комнату.
Я только взялась за края пододеяльника, когда в дверь громко постучали.
Мы с сестрой переглянулись.
Кто бы мог прийти к нам, ночью? Мы никого еще здесь не знаем.
— Учитесь запирать двери! — гаркнуло тут же, голосом сестры Маргарет. И в комнату вошла распорядительница, а с ней рыжий паренек-лекарь. Один из тех, кто был в ректорской.
— Отдавай и марш отсюда! — скомандовала леди.
Паренек протянул мне коробочку.
— Здесь мазь от мастера Монсепана. Намажете рану, к утру все затянется, — сказал он, косо поглядывая на Лейлу.
Та взгляд его уловила и, вместо меня, ответила:
— Передайте большую благодарность от нас мастеру Монсепану. И спасибо вам за помощь.
Паренек расцвел.
— А меня Тим зовут!
— Ты знакомиться пришел или лекарство передать? — прошипела распорядительница. — Ты же сказал, что лекарство со сложным использованием?