— Нет, — сказал я, — уже более часа, как она скрылась из виду, а с нашего марса мы видели, что королевское судно пошло по направлению норд-норд-вест.
— Не спускайте с него глаз и заметьте хорошенько, где оно будет при наступлении ночи, — проговорил судовладелец, — так как вам лучше бы не сталкиваться с ним! Ну, теперь, кажется, все…
И мы простились.
Вернувшись на судно, я заявил своим офицерам, что хозяин не велел менять мачту, и нужно восстановить прежний порядок. Как только стало темнеть, я объявил команде, что, вероятно, нас сегодня же или завтра с рассветом пошлют на соединение со «Стрелой», поэтому нужно приготовить судно к отплытию. Вслед затем я велел подать катер, заявив, что еду за окончательными распоряжениями к хозяину; через 1 час я обещал вернуться.
Пристав к пристани, я взял с собой четырех матросов под предлогом перенести на катер еще кое-какие мои вещи и пошел вместе с ними в контору судовладельца. На катере остались трое гребцов, которым я приказал не оставлять катера до тех пор, пока не вернутся другие четверо с моими вещами, и ни под каким предлогом не выходить на берег.
Придя к судовладельцу, я застал в задней комнате четырех джентльменов в одежде простых матросов; не теряя ни минуты времени, они тотчас же взвалили себе на плечи свои чемоданы и тюки и последовали за мной к дверям; своих людей я оставил в конторе. Мы благополучно дошли до катера и, сев в него, направились к судну.
Отъехав на расстояние, на какое можно докинуть камень, я приказал гребцам остановиться и стал поджидать своих людей. Наконец, мы услышали, что они идут к пристани, но вскоре их, по-видимому, остановили какие-то люди и вступили в пререкания. Я понял, что береговая стража начеку, и что вскоре им наша хитрость станет ясна, и потому приказал грести что есть сил к судну.
Тем временем береговая стража, задержавшая моих матросов, добежала до пристани и стала кричать, чтобы мы воротились, но мы не отзывались.
Как только катер подошел к судну, мы поднялись на борт, разрубили якорный канат и подняли паруса. К счастью, было так темно, что наш маневр не мог быть замечен.
Теперь мне оставалось опасаться только встречи с военным судном, крейсировавшим в открытом море, и потому я повсюду расставил людей, наказав зорко наблюдать во всех направлениях, и чуть только что-нибудь покажется на горизонте, тотчас же дать знать.
Мы уже часа четыре как вышли в море и держали курс на Холихэд, как вдруг заметили военное судно совсем близко у себя под ветром. Оно лежало в дрейфе со спущенным гротом, но, по-видимому, заметило нас, потому что подняло паруса и поставило марселя. Я, не теряя ни минуты, стал держать круто к ветру, а военное судно как только получило возможность, повернуло на другой галс и пустилось в погоню за нами, находясь теперь прямо за кормой у нас, на расстоянии не более полумили. Было страшно темно, и я знал, что теперь, когда у нас были поставлены все паруса, и мы уходили от них, им будет трудно не потерять нас из виду: мы подставляли им только скошенный край наших парусов, а не самую площадь, и во мраке ночи нас едва можно было разглядеть. Я уходил на всех парусах и, видя, что мы обогнали значительно военное судно, слегка уклонился под ветер, чтобы сохранить то же направление и скорее расстаться с непрошенным спутником.
Час спустя мы уже не могли различить на горизонте судна и потому могли сказать с уверенностью, что и они не могли больше видеть нас; но так как я желал совершенно избавиться от этого судна и прибыть как можно раньше в Холихэд, то приказал спустить все паруса и повернул руль так, чтобы перерезать ему путь и пройти у него под ветром без парусов.
Хитрость эта нам удалась, и мы вскоре совершенно потеряли военное судно из виду, а спустя два часа повстречали «Стрелу» и, окликнув ее, пошли вместе Бристольским каналом, со всевозможной поспешностью.
Теперь пора было взглянуть и на своих пассажиров, все время остававшихся на палубе в полном безмолвии и не проронивших до сих пор ни слова. Подойдя к ним, я извинился за свое невольное невежество по отношению к ним и сказал, что при других условиях, конечно, счел бы своим долгом приветствовать их в первый же момент их прибытия на мое судно.
Мои неожиданные гости в самых изысканных выражениях высказали свою благодарность и удивление пред моей ловкостью, с какою я провел их врагов.
Затем я спросил их, где их высадить на берег, а когда они сказали, что предоставляют это моему усмотрению, заметил, что безопаснее всего высадить их в Бордо. Они согласились.
Постепенно из их взаимных обращений друг к другу я узнал их имена; их звали: Кампбелль, Фергюсон, Мак-Ингайр и Мак-Дональд. Все это были утонченно воспитанные и высокообразованные джентльмены. Они оказались весьма веселыми и приятными собеседниками, которые теперь смеялись над тем, что им пришлось претерпеть. Мало того, они настолько доверяли мне, что в моем присутствии пели песни якобитов.
Ветер нам был благоприятный, и мы продолжали путь беспрепятственно; на четвертые сутки, под вечер, когда уже смерклось, мы вошли в устье Гаронны и легли в дрейф, повернувшись на ночь кормой к берегу. «Стрела» сделала то же; капитан Левин посетил нас и был мною представлен пассажирам.
К немалому моему удивлению, поговорив о том, о сем, капитан Левин произнес, обращаясь к джентльменам:
— А теперь, проэскортировав согласно полученным мной предписаниям капитана Эльрингтона до места назначения, я возвращаюсь в Ливерпуль, и потому, если джентльмены желают послать своим друзьям в Англии извещения о благополучном прибытии во Францию, то я буду счастлив служить посредником в этом случае.
Пассажиры горячо поблагодарили за великодушное предложение и, получив от меня все необходимое для письма, засели писать письма, а мы с капитаном Левин, чтобы не мешать им, вышли на палубу.
— Вы это, конечно, несерьезно говорили о возвращении в Ливерпуль, капитан Левин? — спросил я его, как только мы остались с ним с глазу на глаз.
— Нет, — отвечал он, — я счел нужным заставить их поверить тому, что уйду отсюда. Хотя они и англичане, все же они в настоящее время враги нашей страны постольку, поскольку враги нашего правительства, и уж, конечно, — друзья Франции, которая так радушно принимает их и поддерживает их интересы! Так вот, если бы они знали, что я останусь здесь ожидать вас, когда вы выйдете из реки в залив, то, вероятно, сказали бы об этом другим без всякого, быть может, злого умысла или же просто в интересах местных судовладельцев: ведь им известно, что мы каперствуем, а это лишило бы меня случая взять, быть может, хороший приз, так как ни одно судно не выйдет из гавани в море, зная, что выход несвободен. Так вот, через час я прощусь с вами и на всех парусах пойду обратно, в Англию, как они будут думать, а завтра ночью непременно буду опять здесь, в пяти или шести милях расстояния от порта со спущенными парусами, чтобы меня не было видно издали. Поэтому советую вам оставаться в гавани как можно дольше: пока вы будете стоять там под дружеским флагом, местные суда будут смело выходить в море.
