Дончо
Идем с достаточной точностью
Остается пройти еще 2500 миль. Не хочу думать о том, как это много. Да и то это лишь до острова Фату-Хива. Если же нас пронесет мимо острова, придется плыть 3300 миль. До конечного же пункта экспедиции – 5500 миль. Как будто назло расстоянию, которое нам предстоит преодолеть, я спокоен и не сожалею о решении продолжать плавание со сломанной мачтой и поврежденным рулем. Импровизированная мачта пока справляется со своей задачей. Конечно, было бы роскошно, если бы и паруса соответствовали ей. Они скроены на другой тип оборудования и потому в нынешних условиях теряют многие из своих качеств.
Наше положение нормализуется. Будем идти так до очередного шторма. Мы не строим иллюзий, что он обойдет нас стороной. Поэтому стараемся восстановить силы, чтобы встретить неприятности как подобает.
Три дня я не определял местонахождение лодки. В полдень все время облачно. Вечером же сплю и не «ловлю» звезд. До ближайших островов еще огромное расстояние, и меня не пугает встреча с сушей или рифами.
Если же определять координаты вечером, то надо урвать ото сна минут тридцать. А это слишком много. Отклонения от намеченного курса, по-видимому, незначительные. Течение имеет скорость до 12 миль в сутки. Ветер почти попутный, и дрейф, следовательно, невелик. Тем более что мы строго выдерживаем курс по компасу. Круглосуточно дежурим у руля.
Каждый день в обед я наношу на генеральную карту наши предполагаемые координаты. А так как делаю еще и поправки на дрейф и течение, то возможность ошибок почти исключается. Когда же появляется в полдень солнце при чистом небе, то получаю возможность определить координаты самым верным способом.
Ложь во спасение
Довольно давно помалкиваю о своих опасениях. Мне все труднее делиться ими с Джу. Хочется обрадовать ее хоть чем-нибудь, но, сколько ни терзаюсь, ничего светлого в голову не приходит.
Она часто спрашивает меня, о чем размышляю. За совместную жизнь мы хорошо изучили друг друга, и я прекрасно понимаю, что в данный момент ее совершенно не волнуют мои общечеловеческие взгляды и мысли. Беспокоит ее наше положение: что я думаю о нем и что нам может грозить.
Я начинаю рассказывать Джу о том, как мы доберемся до островов, как посидим в баре, как пошлем вести в Болгарию. Честно говоря, мне и самому доставляет большое удовольствие мечтать и говорить об этом, радостное настроение охватывает тогда и меня. Улыбается и Джу. Это самые приятные для нас минуты, но все же неудовлетворенность остается. Где-то глубоко в душе у каждого спрятана ложь, и мы отлично понимаем, что оба что-то скрываем друг от друга, что о самом важном не говорим, что даже смеемся, можно сказать, через силу. Но не могу лее я позволить себе тонуть в словесной болтовне о бедствиях и неприятностях. Давно уже сказали себе: «Плохи наши дела». Давно уже приняли решение: «Экспедицию продолжать». Поломки – позади. Вспоминать о них есть смысл только тогда, когда появляется возможность что-то подправить, улучшить. Но ходить вокруг да около минувших злоключений, говорить не переставая об одном и том же – занятие не для нас. Все чаще думаем одно, а говорим другое. Между нами установились отношения некоего благородного притворства. Каждый наедине со своими мыслями. Я тщательно и всесторонне анализирую наше положение, но считаю себя не вправе взваливать свои тревоги и опасения еще и на плечи Джу. Напряжение и без того велико, и в этих условиях даже мимоходом сказанное лишнее слово обретает весомость и глубокое содержание.
Даже в океане, в этой лишенной всяческих раздражителей, очищенной от многих житейских сложностей среде, бывают ситуации, когда намного полезнее умолчать об истине. Между нами на сей счет действует молчаливое соглашение. И я все чаще обращаюсь к обману ради обоюдного удобства, для того чтобы сократить ненужные волнения. Я восхищаюсь честными и справедливыми людьми, у которых хватает сил твердо придерживаться своих принципов и собственных обещаний. Но проходят годы, и я все больше убеждаюсь, как это трудно быть справедливым. Быть достойным и в мыслях, и в поступках – наилучшие человеческие качества. К сожалению, в тысячи раз легче и доступнее силам каждого – это жить, опираясь на компромиссы и ложь во спасение.
О чем думает чабан?
Жизнь вошла в колею. Мы в общем уже привыкли к ритму дежурств. Только ночные вахты продолжают еще угнетать. Мне все время хочется спать. Натренировался так, что засыпаю на две-три минуты, затем внезапно просыпаюсь, но вскоре снова медленно, но верно погружаюсь в сон. В третий, последний час вахты то и дело поглядываю на часы. Еле сдерживаю себя, чтобы не разбудить Джу раньше. В эти изнурительные вахты я наконец-то нашел ответ на вопрос: о чем целыми днями думает чабан? Теперь я знаю: ни о чем. Ни о чем не думает и ничего не ждет. Охватит ладонями конец ярлыги, обопрется на него подбородком – и только. Точь-в-точь как на картине Златю Бояджиева.[12]
Считал себя человеком начитанным. И вот конфуз: всю ночь удивлялся – откуда у людей такая великая любовь к «Шильонскому узнику» Байрона? Чем их заворожил поэт? Не мог вспомнить и кто он, этот нашумевший узник, и какова его судьба? Вопросы возникают один за другим, а ответов на них я не нахожу. Полуночные муки. Даже забыл, кто из моих знакомых собирает коллекцию иллюстраций к «Шильонскому узнику»!
Легче ловить мух
Питание ограничиваем. Суточная норма уменьшается. Хочешь не хочешь, а приходится в рационе увеличивать долю планктона. Но и его добыча сокращается. Забрасываем одновременно две сети, но ненадолго: они замедляют ход лодки. При ловле планктона применяем несложные хитрости. Максимальная скорость, с которой тралим сетью, не должна превышать 2–2,5 мили в час. В противном случае вода не успевает просочиться через мелкие ячейки сети и ты тащишь за собой буквально одну и ту же воду. Естественно, улов резко уменьшается. Второе важное условие: нельзя держать сеть за кормой больше 45 минут. Если траление дольше часа, то ячейки забиваются и образуются водяные вихри, которые опять-таки похищают часть трофея. И тогда за два часа лова добыча оказывается меньшей, чем за один час лова, а за двадцать – и вовсе ничтожной.
Когда забрасываешь планктонную сеть в воду, обязательно надо дать выйти из нее воздуху. Тралить следует на глубине не более 50–80 сантиметров. Соотношение между диаметром отверстия сети и ее длиной должно составлять примерно один к трем.
Недавно я читал, как экипаж яхты «Вега» пытался ловить планктон при скорости яхты 4–5 миль в час. Всю ночь тащили планктонную сеть, а улов оказался меньше чайной ложечки. И еще удивлялись. Тем более что стоял август и температура воды достигала 26°. По их мнению, это наилучшие условия для богатого улова. Яхтсмены просто не знали, как надо добывать планктон. Они нарушили два главных принципа: скорость яхты превышала 2,5 мили в час – их яхта шла со скоростью 4,5 мили, и тралили они не около часа, а всю ночь. Дело ясное, в ту теплую августовскую ночь условия были более подходящими для «больших» яхтенных гонок, а не для «большого» улова планктона. Я думаю, что экипаж «Веги» просто перепутал лов планктона с соревнованием яхт. Тем более странно, что ныне уже широко известны результаты исследований, полученные в болгарском дальнем плавании под парусом во время трех экспедиций «Планктон» – в Черном море, в Атлантическом и Тихом океанах.
