Даже знаменитый измайловский зверинец имел назначение развести новых зверей в русских лесах. «Ино всегда прибыль», рассуждали современники: как-то приживутся в них американские олени и кабаны, тигры, львы, барсы, белые медведи, рыси, соболи, черные лисицы, дикобразы и разгуливавшие на положении тех же диких зверей ослы. Охота — и та велась в меру, чтобы не повредить зверинцу. Достаточно, если на царский стол подавалась специальная измайловская приправа из тертого оленьего рога и разваренные в вине кабаньи головы.
И среди всех этих хозяйственных отчетов и соображений попробуй найти какие-нибудь подробности личной жизни царской семьи! Другое дело вызов бахчеводов с Дона, шелководов с Терека и Каспия или скотоводов с Тамбовщины (кстати, до сих пор не опровергнуто утверждение, что как раз в Измайлове был выведен знаменитый холмогорский скот) и уж тем более погоня за новыми культурами. В ней хороши были все средства, вплоть до настоящего шпионажа. Впрочем, это не в одном Измайлове.
В 1651 году один из бояр пишет своим приказчикам по поводу обнаруженного им у одного из приезжих немецких полковников таинственного растения «рейнзат»: «Поехал к Вам в вотчины мои полковник Графорт земли обыскивать, посеить на меня заморских семян рейнзат; исполнять, сколько велит земли приготовить и сколько десятин ему надобно, и по сколько велит перепахивать; а как сие будут делать, то он сам будет смотреть… а поспеет де то семя к Петрову дню; и как учнет он то семя на своей земле жать, и вам велеть смотреть, как то станут жать, молотить и прятать и чтоб им перенять».
Домострой был написан при Алексее Михайловиче, и его обстоятельные рекомендации повторят выводы измайловского хозяйства, переведенные на язык практических общедоступных советов. И как беречь яблони от мороза, и как подсеивать под ними или на межах траву барщ, которая круглый год годится в еду, и как растить дыни.
Но чего действительно не найти в Измайлове, так это пышности и благолепия настоящего царского дворца. Все о хозяйстве, все для хозяйства. Поэтому можно точно узнать, что в 1665 году здесь разработал часовой мастер Андрей Црик «образец как водой хлеб молотить», а часовщик Моисей Терентьев иной «молотильный образец», инженер Густав Декентин установил на Льняном дворе «колесную машину» для обработки льна, а по проекту дворцового аптекаря Данилы Цурцына соорудили стеклянный завод. Даже иностранные послы признавали, что производил он стекло добротное и достаточно чистое. А ведь это первые механизмы в русском сельском хозяйстве!
Зато царские забавы наперечет. Для царевен и вовсе сад — без деревьев, с грядками где приправочных, где лекарственных трав. Немного цветов да на перекрестках дорожек расписанные «чердачки» — беседки. Только они и отличали Измайловский сад от обычного «делового», который бывал при каждом сколько-нибудь зажиточном хозяйстве. И так же вывешивались в нем летним временем клетки с любимыми на Руси комнатными птицами — перепелами, соловьями и даже попугаями.
И еще щуки — щуки с золотыми сережками. Они и приплывали по звонку, и корм брали почти из рук. Ими баловалась еще царевна Софья с сестрами. Только как же обыденно и неказисто это выглядело!
Имело Измайлово тридцать семь копаных прудов — все хозяйственного назначения, прежде всего для разведения рыбы. В один были запущены карпы, в другой стерляди, в третий лини, потом окуни, караси и так вплоть до плотвы. Щуки тоже разводились в отдельном пруду на хозяйственную потребу, а золотые сережки служили простой меткой — эти ручные, этих не вылавливать.
Что тут сказать о Прасковье! Детство в «сельскохозяйственной академии», как называл Измайлово историк Москвы И. Е. Забелин, юность — в толчее царского представительства. У Петра еще не было второй его семьи. Евдокия Лопухина уже в ссылке, будущая Екатерина I еще не появилась, и обязанности царицы исполняет Прасковья Федоровна, вдова брата и соправителя, всегда приветливая, ровная в обращении, «угодная» Петру. К ней он обязывает приезжать представляться иностранцев, придворных, чтобы поздравлять с победами русского оружия. Она присутствует на всех ассамблеях и держит открытый дом в Измайлове. Корнелис де Брюин один из многих, кому довелось там побывать. Что за беда, если тесен и неудобен дворец — одноэтажный, сводчатый, с толстыми решетками в окнах. Единственное его украшение — две остроконечные башенки при въезде во двор да голландские куранты на одной из них. Петра подобные обстоятельства не смущали. А царевны — им оставалось ждать. Никто не сомневался, что их впереди ждало замужество с кем-то из иноземных правителей, — достаточно, если так решил Петр.
Дипломат спешил с донесением. Так спешил, что не жалел посылать каждый день в Париж из Петербурга курьеров. Скандал во дворце. Пытки в спальне самого Петра. Опала любимого денщика. Гнев на Меншикова. А вдруг за этим перемещения, ссылки, новые назначения?
Французский полномочный министр Кампредон графу де Морвилю 14 октября 1724 года: «При царском дворе случилась какая-то неприятность, угрожающая, кажется, немилостью некоторым министрам и любимцам царя. Мне не удалось еще узнать, в чем дело. Достоверно только, что некто, по имени Василий, был три раза пытаем в собственной комнате царя, тотчас же после разговора государя с Ягужинским. Называют Мамонова, майора гвардии, пользовавшегося до сих пор большою милостию, князя Меншикова, Макарова, секретаря Кабинета, и даже Остермана».
Первые сведения подтверждаются, и 21 октября Кампредон уже может сообщить — все дело в любовных отношениях царевны Прасковьи с Мамоновым. «Оказывается, — пишет он, — царевна родила мальчика в Москве. Она не показывается теперь. Василий, любимый паж царя, отделался довольно тяжким наказанием; он снова попал в милость на другой же день; слуга его приговорен к каторге, а что постигнет Мамонова — еще неизвестно».
Незаконнорожденный ребенок у царевны, да еще мальчик, — значит, лишний претендент на престол, — и это при тогдашних взглядах, при неукротимом нраве Петра! Конечно же монастырь, ссылка, батоги и… ничего. Мертвое молчание в придворных кругах, никаких наказаний виновным. Что там! Прасковья венчается с Дмитриевым-Мамоновым, так звучала полная фамилия ее избранника, только брак остается до конца ее дней «необъявленным». Никаких упоминаний о нем не найти в генеалогических сборниках и царственных родословных книгах. Об этом позаботились и Петр, и все последующие монархи. Никаких следов не осталось и от жизни мальчика — один только начатый и недописанный живописцем Андреем Матвеевым портрет, закутанная платком детская головенка с пристальным взглядом испуганных, широко открытых глаз.
Как теперь, спустя столько лет, разгадать, что же произошло с Прасковьей, откуда взялась у нее смелость сойтись с простым относительно царского положения человеком, решимость отстоять свои права, хоть по тому времени никаких подобных прав за царевной и не признавалось. И если разобраться в дворцовых архивах, нетрудно увидеть, что готовилась она к этому шагу давно и обстоятельно, стараясь предусмотреть все и в первую очередь материальные осложнения. Прасковья решает даже вопрос о разделе имущества с сестрами и для этого дает хорошую взятку любимой горничной Екатерины I — «чтоб похлопотала». Не случайно современники бросают между прочим знаменательную фразу, что царевна «не отступила» — не отступила перед обстоятельствами, семьей, самим Петром.
Наверно, все-таки с гданьской свадьбой Екатерина Иоанновна выиграла последнюю приходившуюся на долю сестер возможность. Прасковья Федоровна уже сошла к этому времени на положение второстепенной родственницы. Место царицы принадлежит Екатерине I, и у Екатерины есть свои дочери. Это их судьбой предстоит в первую очередь заниматься Петру. Да и Петр не скрывает недовольства племянницами. К чему свелись все дипломатические усилия, когда Анна овдовела сразу после свадьбы, и только непреклонное решение Петра заставляло ее жить в Курляндии, без власти и средств, которые скупо и редко ей выдавал русский двор. Екатерина и вовсе, прожив несколько лет с герцогом Мекленбургским, самовольно вернулась со своей единственной дочерью (опять дочерью!) в Россию. Ее не остановил и гнев Петра: не ужилась, и все тут. Но две неудавшиеся герцогини — это уже было слишком.
Правда, с возвращением Екатерины Иоанновны, кажется, по-новому оживает Измайлово. Екатерина старается заманить в него побольше гостей. Но едут они, особенно из числа иностранцев, неохотно: хозяйки скудно кормят, а то ненароком и вовсе забывают поставить столы. Конечно, помогают театральные представления. Екатерина и Прасковья Иоанновны сами занимаются ими, набирая исполнителей из числа знатных и из прислуги, возясь с текстом и с гримом. Но и здесь сказываются всегдашние измайловские нехватки — нет специальных костюмов (у гостей приходится срочно отбирать парики!). Свет горит только на сцене, и при закрытии занавеса зрители погружаются в полную темноту. Еще хуже с обязательными для придворных празднеств танцами.
