Это длилось пару секунд. Убийца не смог подтянуть жертву к себе. В этот раз не успел он – потому что девушка просто подняла руки и выскользнула из собственного пальто. Так ящерки отбрасывают хвост, не задумываясь ни на секунду.
…Она уже бежала вниз по ступеням, мимо новых молчаливых квартир, и с каждой ступенькой в ее душе росли ожесточенное упрямство и надежда. Это второе дыхание открылось у нее – теперь, когда она надеялась только на собственные силы.
Дверь второго подъезда выходила на широкую улицу – это хорошо, что не в тот глухой двор. От долгой погони бегунья покрылась испариной – и, выскакивая из подъезда, она ожидала, что холод пронзит ее всю, мокрая рубашка на теле заледенеет моментально.
Но осенняя промозглая сырость не ощущалась – только бодрящая свежесть, а с ней – возможность бежать легко и быстро.
Девушка не оглядывалась, она уже привыкла к тому, что в спину ей, не отставая, дышит опасность, ей достаточно было ловить за собой топот и мерное, глубокое дыхание преследователя, и машинально, на слух, определять расстояние, отделяющее их друг от друга.
Пейзаж постепенно менялся – фонари все реже попадались на ее пути, дома вокруг становились все более безликими и огромными. Окраина. Спальный район.
И опять, как назло, – ни одного прохожего. Неверные мужья уже давно вернулись домой, а собачникам еще рано выгуливать своих питомцев. Час безвременья…
Сейчас спасти девушку могла только быстрота ее ног. Два неуловимых движения – и туфли были отброшены в сторону.
Теперь она бежала босиком, каблуки не мешали ей, пальто не стесняло движений. Так маленькая юркая кошечка легко ускользает от груды мускулов – злобного бульдога.
Дыхание бегущего за ней человека становилось все тяжелее и громче – и теперь девушка позволяла себе останавливаться на несколько мгновений, чтобы отдышаться и осмотреться по сторонам. Внезапно она заметила, что черный ночной воздух становится прозрачнее, словно кто-то разбавляет его молоком. Неужели рассвет? А ей казалось, что прошло всего полчаса после убийства, свидетельницей которого она стала.
Город кончался – впереди сплошной неровной полосой растянулся лес. Уже не останавливаясь, девушка мчалась к нему – ей казалось, что по ковру мягких опавших листьев она сумеет убежать далеко-далеко и никто не найдет ее в лабиринте деревьев.
Вероятно, догоняющий ее человек почувствовал то же самое – насколько ей лес показался желанным, настолько он не желал оказаться в нем, в глухой, гасящей все звуки полутьме. Какое-то шестое чувство заставило девушку оглянуться, и вовремя – убийца достал из кармана пистолет и уже поднимал руку. Знакомым блеском сверкала в этой руке сталь. Тоска…
Девушка охнула; беспомощно, бездарно споткнулась – и со всего размаха полетела на мокрую скользкую дорогу – перед самым лесом.
И, падая, она почувствовала, что силы вдруг покидают ее, что вспышка страха уничтожила последние из них – в отличие от того, первого раза, когда она сумела стать стремительнее времени. Близость смерти каждый раз действует по-новому.
Ее преследователь передумал стрелять, сунул пистолет обратно в карман и даже замедлил шаги – теперь он мог догнать ее без проблем. Его огромные руки при каждом шаге вырывались вперед, точно заранее готовились задушить свою жертву.
Девушка не ощущала боли от удара о землю – вероятно, она и не ушиблась даже, впрочем, сомнительно называть такие падения удачными. Все ее тело точно парило в какой-то невесомости, оно перестало подчиняться ей, хотя мозг посылал нетерпеливые сигналы – бежать! бежать!
Она могла только тихонечко всхлипывать – жалко, беспомощно, устало.
Когда убийца был от нее уже в нескольких шагах (по времени – пара минут до смерти, наверное), она стянула с головы свой серый беретик и провела им по грязному и мокрому лицу. Этакая прилежная паинька, которая даже смерть хочет встретить с чистой мордашкой.
Под серым беретом, оказывается, пряталась копна рыжих, нет, даже огненных волос. В предрассветном, мутном сумраке они сверкнули, как встающее из-за горизонта солнце.
Убийца остановился в полуметре от нее. Он переводил дыхание перед тем, как шагнуть в последний раз. Эти яркие волосы почемуто смутили его – до того он видел в девушке лишь невзрачную серую мышку, которую совсем не жалко прихлопнуть. Эти волосы оказались слишком яркими, слишком красивыми. «Так вот ты какая!» – озадаченно подумал он. А еще он не мог не восхититься ее стойким характером, ее силой, ее жаждой жизни.
Она плакала, он стоял над ней… Кончалась ночь.
Вдруг мужчина наклонился и поднял девушку своими железными руками – так берут на руки детей, чтобы успокоить. Положил ее голову к себе на плечо.
Он шел по лесной тропинке и напевал что-то смутное низким, грубым, непривычным к нежности голосом – «ааааа, ааааа…» – и баюкал ее, и баюкал. А она плакала, лежа щекой на его плече.
Он больше не мог причинить ей зла. После проведенной вместе ночи они уже не были чужими друг другу.
Валерий Панюшкин
Мара
Был холодный зимний день в городе Флоренции, из тех дней, когда туман сползает с холмов к Арно, камень становится мокрым без дождя, японские туристы одеваются в полиэтиленовые плащи цвета Микки-Мауса и хочется повеситься. Спасаясь от этого желания, я зашел к приятелю, а приятель повел меня к другому приятелю, а тот повел к третьему, а потом в бар, и всюду мы выпивали.
Тот памятный день я помню фрагментами и урывками. Бар, например, принадлежал парню по имени Антонио и располагался в такой тихой улочке, что ни одна натоптанная туристами тропа по этой улочке не проходила. Поставленный на грань банкротства Антонио решил обратиться в местное общество геев и лесбиянок с вопросом:
– А вам есть, ребята, где собираться?
– Да вроде как не очень-то, – честно ответили геи и лесбиянки.
И с тех самых пор принялись собираться у Антонио, обеспечив ему спокойную старость. Кроме геев и лесбиянок, в бар ходили только друзья Антонио, то есть мы. В тот самый зимний вечер Антонио познакомил меня с девушкой по имени Мара. Была ли она красавицей? Скорее нет. Скорее дело в невероятной нежности, в особенном выражении ее лица и фигуры, которое у других девушек бывает, только когда они неожиданно вскрикнут от испуга или восторга.
После легкой и продолжительной беседы я предложил Маре пойти со мной прогуляться, благо туман сползает с холмов к Арно и камни мокры без дождя.
– Ты симпатичный человек, – сказала Мара, – но я не пойду с тобой гулять, потому что не гуляю с мальчиками.
