Другим важным успехом явилось присоединение Джафар-паши, который в последний раз сражался в Египте против англичан. Будучи захваченным в плен, он пытался совершить побег из крепости в Каире, но канат, который он сделал из одеяла, не выдержал тяжести его тела. Искалеченный падением, Джафар был снова схвачен и оштрафован в размере стоимости одеяла. Когда он услышал о расправе, которую учинил Джемаль-паша над его друзьямиарабами в Сирии, он добровольно вызвался пойти на помощь к шерифу и получил командование новыми регулярными частями арабов, находившимися в процессе формирования.
Наконец, спустя несколько недель появился и сам Ауда - величественный, сухой, с наружностью подлинного воина.
Говорят, что за 30 лет непрестанных войн он умертвил собственной рукой 75 человек помимо турок, которых он не потрудился посчитать. Он был 13 раз ранен и 28 раз женат. Он производил впечатление дремлющего вулкана и был прекрасным компаньоном, пока не переставал улыбаться или не начинал рассказывать поразительные истории о частной жизни каждого, включая самого себя. День его прибытия останется в памяти, так как для восстания арабов этот факт имел большое значение. Однако Ауда нарушил торжественность момента следующим забавным поступком: внезапно выбежав из палатки, он разломал на куски свои вставные зубы и вскричал: "Я совсем забыл. Ведь мне дал их Джемаль-паша. Я ел хлеб моего господа турецкими зубами".
К тому времени, когда Ауда присоединился к арабам, все больше стало возрастать военное значение взятия Веджа, которое проявилось в ряде согласованных набегов на Геджасскую железную дорогу с целью воспрепятствовать доставку припасов и тем самым ослабить турок в Медине. Теперь, при наличии английских офицеров со смелой инициативой и знанием дела, имевших в своем распоряжении обильные запасы взрывчатых веществ, эти набеги приводили к гораздо более серьезным разрушениям железнодорожного полотна, чем это было в прошлом, когда арабы просто разбирали рельсы, которые через несколько часов вновь укладывались турками. Теперь поезда в Медину уже не могли ходить регулярно через день.
Вся железнодорожная линия между Ма'аном и Мединой общим протяжением около 850 км была разделена на три почти равных участка. К востоку от Медайн-Салиха проходил караванный путь в Центральную Аравию. К югу от последнего находился Эль-Ала, откуда шел другой караванный путь к побережью Красного моря у Веджа, на расстоянии 220 км. Но так как оба эти весьма важных пункта были хорошо укреплены, первоначальные набеги совершались в промежутках между ними.
Первый тяжелый удар был нанесен Гарландом. Выступив из Веджа 12 февраля с отрядом бедуинов в 50 человек и двигаясь к юго-востоку, он после восьмидневного перехода на верблюдах достиг железнодорожной линии у Гувейры. Полагаясь на полученные от арабов сведения о том, что поезда ходили теперь только днем, он решил, что у него имеется достаточно времени для того, чтобы под покровом ночи. не торопясь, произвести разрушение железнодорожного полотна. Поэтому одну часть своего отряда он направил на закладку подрывных шашек под мостом, находившимся к югу от станции, а сам подготовил к подрыву участок несколько далее по линии. Вдруг он услышал приближение поезда, шедшего с севера. Ненадолго остановившись на станции, поезд отправился дальше. Имея в своем распоряжении лишь несколько минут, Гарланд все же успел заложить немного шашек уменьшенного заряда и убежать от полотна, когда поезд находился от него всего лишь в 200-300 м. Произошел взрыв, паровоз сошел с рельсов и упал с насыпи. Взрыв произвел переполох на станции, и турецкий гарнизон бросился на помощь. Отряд спасся лишь благодаря арабу, которому был поручен другой подрыв, - он нашел в себе достаточно хладнокровия не поджигать запала и не взрывать моста, прежде чем Гарланд и его люди не перешли через него.
Набеги участились и становились все более и более дерзкими, дав возможность проявить свой талант и Ньюкомбу. В ночь на 3 марта он с отрядом арабов напал на Дар-ЭльХамра. Разрушив станцию и участок железнодорожного пути, он возвратился обратно, захватив в плен 15 турок.
Прославился своими набегами также Хорнби. Он и Ньюкомб полностью отдались игре превращения в арабов и стали носить арабские одеяния. В дальнейшем после своего прибытия из Рабуга к ним присоединились Джойс и Девенпорт. Вингейт, так же как и английские офицеры, на месте быстро оценил преимущество операций против слабо укрепленного, растянутого фланга вместо операций против короткого, защищенного холмами фронта у Медины. Это привело к постепенному сосредоточению войск в северном направлении. 8 марта Вингейт отдал приказ Вильсону об эвакуации Рабуга и переброске египетских и арабских регулярных частей к Веджу. Там уже имелся отряд самолетов под командой майора Росса, причем египетская часть продолжала нести главным образом охрану посадочной площадки. Французский отряд был продвинут лишь до Янбо, где он сорганизовал новую базу и продолжал помогать частям Али и Абдуллы. Благодаря настойчивым просьбам Бремона отряд, наконец, усилили горной батареей.
Разделение операций французских и английских войск способствовало уменьшению возможности трений между ними, которые, несмотря на хорошие взаимоотношения личного состава, легко могли появиться вследствие различия политических интересов, а еще более из-за подозрений к мотивам, которыми руководствовалась каждая страна.
Расхождения подчеркивались прежде всего тенденцией Хуссейна и Абдуллы натравить одних союзников на других, для того чтобы удерживать обоих от вмешательства, а во-вторых, страхом каждого союзника возбудить подозрения арабов слишком большой согласованностью своих действий. Абдулла же в особенности был готов посеять семена раздора. В октябре, настаивая на присылке войск для спасения Рабуга, он жаловался французам, что "англичане боятся не столько мнения мусульман, сколько того, что за ними придете вы". Взятие Багдада англичанами в марте вызвало новый прилив недоверия, и Абдулла обвинял англичан в нарушении обещаний, данных шерифу. Однако с еще большим подозрением относились арабы к стараниям французов усилить свое политическое и финансовое влияние в Геджасе, проявляя удивительные способности противодействовать их планам.
В конце октября 1916 г. Хуссейн объявил себя "королем арабской нации", чем создал еще один источник беспокойства для французов и англичан, для которых это явилось полнейшей неожиданностью и, конечно, пришлось не по вкусу. Для французов это было явной угрозой их намерениям в Сирии. Для англичан же это оказалось неприятным не только с точки зрения их конечной политики, но также и потому, что наносило обиду другим великим арабским вождям, в особенности Ибн-Сауду, и могло заставить их выступить как против Хуссейна, так и против англичан. Верховный комиссар Египта тотчас же отправил Хуссейну телеграмму с выражением своего неодобрения. Вслед за ним согласованно сделали представления в подобном же роде французское и английское правительства, высказав готовность признать его лишь королем Геджаса и "вождем восстания арабов против турок".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
