— У меня есть другие дела, — холодно ответил Джеральд.
Ричилд хотела что-то сказать, но Джоанна перебила ее.
— Мы смотрели, как рожала белая волчица! Щенки родились живыми, а не мертвым», как все говорили, — торжественно объявила она. — Лукреций прав! — Ричилд уставилась на нее, как на сумасшедшую. — В природе все можно объяснить, — продолжила Джоанна. — Разве не понятно? Волчата родились живыми, совершенно естественным способом так, как сказал Лукреций!
— Что за безбожные речи! Детка, у тебя жар?
Джеральд быстро встал между ними.
— Джоанна, иди спать, — сказал он. — Уже поздно. — Взяв Ричилд под руку, он решительно увел ее в дом.
Джоанна стояла, прислушиваясь к голосу Ричилд, эхом раздававшийся в ночи.
— Вот что получается, когда девочка знает больше, чем отмерено ей природой. Джеральд, ты должен положить конец ее ненормальным занятиям.
Джоанна направилась в спальню.
После того, как белая волчица выкормила волчат, ее пришлось убить. Она была слишком опасна. Однажды волчица утащила и съела ребенка, и оставлять в живых волка-людоеда было нельзя. Щенок, рожденный последним, прожил всего несколько дней и умер. Но двое других выросли здоровыми, подвижными и очень игривыми, на радость Джоанны и Джеральда. У одного шерсть была серо-бурого цвета, типичная для волков франкских лесов. Джеральд подарил его Фултентиусу, и тот с особым удовольствием показывал его Одо. У другого волчонка, первенца, шерсть, как у матери, была белоснежной, а глаза красные. Этого они оставили себе. Джеральд и Джоанна назвали его Лук, в честь Лукреция, и любовь к резвому и веселому зверю еще сильнее сблизила их.
Глава 10
Приближалась ярмарка в Сэн-Дэни. Это всех очень радовало. В течение многих лет в государстве не было ярмарки, которая имела бы такое огромное значение. Но кое-кто из старожилов, например мельник Бурхард, помнили времена, когда проходило по две-три ярмарки в. год. Так говорили, хотя поверить в это было трудно. Конечно, все это происходило в прославленные времена Карла Великого, когда были хорошие дороги и мосты, не было разбойников, шарлатанов, и, люди с севера не устраивали стремительных и жестоких набегов на королевство. Теперь путешествия были слишком опасны, и ярмарки стали невыгодны. Купцы не осмеливались перевозить дорогие товары по дорогам, кишащим разбойниками, и никому не хотелось рисковать жизнью во время путешествий.
Но, несмотря ни на что, ярмарка должна была состояться. И, хотя бы половина из того, о чем сообщил гонец, должно было оказаться правдой. Купцы из Византии привезут экзотические пряности, шелка и парчу; венецианские купцы — одежду, украшенную павлиньими перьями и тесненной кожей; работорговцы из Фризии — славян и саксонцев; ломбардийцы на кораблях с ярко оранжевыми парусами, украшенными знаками зодиака, доставят мешки соли. Кроме того, ярмарка обещала всевозможные развлечения: канатоходцев и акробатов, рассказчиков, жонглеров, дрессированных собак и медведей.
Путь до Сэн-Дени был не близкий, приблизительно сто пятьдесят миль от Дорштадта, две недели езды по ухабистым дорогам и переправы через широкие реки. Но это никого не пугало. Всем, кто умел держаться на лошади, муле, или на пони, хотелось там побывать.
Большой, как приличествовало графу, обоз Джеральда, отправлялся в сопровождении пятнадцати хорошо вооруженных дружинников и нескольких слуг. Джоанна тоже собиралась в поездку. Пригласили и Джона; Джоанна не сомневалась, что по инициативе Джеральда. Ричилд дала точные распоряжения. Она позаботилась о том, чтобы в пути семья не нуждалась ни в чем. В течение нескольких дней в центральном дворе поместья стояли повозки, и их загружали всевозможным скарбом.
В день отбытия Вилларис кипел. Конюхи суетились, навьючивая лошадей; главный повар и его помощники хлопотали над огромной печью, из высокой трубы которой вырывались огромные клубы дыма. Кузнец ковал подковы, гвозди и снаряжение для повозок. Все вокруг звенело и гремело: служанки перекликались высокими голосами; им отвечали низкие голоса конюхов; коровы мычали, пока их наспех доили; один перегруженный осел громко кричал. От беготни пыль во дворе стояла столбом.
Джоанна не покидала двора, наблюдая за последними приготовлениями и наслаждаясь всеобщим возбуждением. Лук вертелся у ног Джоанны, насторожив уши и выжидающе глядя на нее. Он тоже отправлялся в путь. Джеральд, видя, как полугодовалый волчонок привязался к Джоанне, решил, что разлучать их нельзя, Джоанна смеялась и гладила Лука по мягкой белой шерсти. Волчонок лизнул ее в щеку и уселся рядом, широко раскрыв пасть.
— Чем стоять, разинув рот, помогла бы лучше пекарю, — Ричилд подтолкнула Джоанну к кухне, где пекарь размахивал перемазанными в муке руками, торопя челядь. Всю ночь он не смыкал глаз, выпекая булочки и пироги для путешествия.
К полудню обоз был готов. Капеллан прочитал молитву, и лошади, запряженные в многочисленные повозки, медленно тронулись в путь. Джоанна ехала в первой повозке вместе с Ричилд, Гилзой и Дуодой, а также с тремя девушками-служанками. Повозку трясло на ухабах, и сидеть на деревянных скамьях женщинам было неудобно. Лук бежал рядом с повозкой. Впереди, вместе с дружинниками, на чалой кобыле ехал Джон.
«Я сижу в седле не хуже, чем он», — думала Джоанна, Джеральд долго обучал ее верховой езде, и она стала отличной наездницей.
Словно почувствовав пристальный взгляд сестры, Джон посмотрел на нее и понимающе улыбнулся, но его улыбка показалась ей злобной. Потом он пришпорил кобылу и догнал Джеральда. Они заговорили; Джеральд откинул голову и расхохотался.
В Джоанне закипела ревность. Интересно, чем брат так рассмешил Джеральда? Между ними нет ничего общего. Джеральд образованный и умный человек, Джон тупой недоучка. Но вот он едет рядом с Джеральдом, разговаривает с ним, смеется, тогда как она тащится позади в ужасной телеге.
И все это потому, что она девушка. Не в первый раз. Джоанна проклинала судьбу за то, что родилась женщиной.
— Неприлично так пялиться, Джоанна. — Темные глаза Ричилд неодобрительно посмотрели на нее.
Джоанна оторвала взгляд от Джеральда.
— Простите, миледи.
— Держи руки сложенными на коленях, а глаза опусти, как подобает скромной женщине, — поучала ее Ричилд. Джоанна последовала ее совету. — Хорошие манеры, — продолжила Ричилд, — куда важнее для леди, чем умение читать… Получив достойное воспитание, ты понимала бы это. — Она холодно посмотрела на Джоанну и вернулась к своему вышиванию.
Джоанна краем глаза следила за ней. Несомненно, Ричилд была прекрасна: бледна, стройна, с покатыми плечами, белокожая, с высоким лбом, обрамленным красивыми черными волосами. Из-за густых длинных ресниц ее карие глаза, казались почти черными, Джоанна вдруг остро позавидовала Ричилд, имевшей все, чего была лишена она сама.
— Ты должна помочь нам решить, — Гилза улыбнулась Джоанне, — какое платье мне надеть на свадебное торжество. — Она радостно засмеялась.
Гилзе исполнилось пятнадцать, и она была обручена с графом Хуго, аристократом из Нойстрана. Джеральд и Ричилд очень радовались этому взаимовыгодному союзу. До свадьбы оставалось около полугода.
— О, Гилза, у тебя так много прекрасных платьев! — Джоанну на самом деле поразил гардероб Гилзы. Имея такое количество платьев, их можно менять каждый день в течение двух недель. В Ингельхайме у девушки обычно было лишь одно платье из толстой грубой шерсти, и она старательно берегла его, поскольку оно должно было служить ей многие годы. — Уверена, граф Хуго будет восхищаться тобой, какое бы ты ни надела.
Гилза снова засмеялась. Добрая, но немного простоватая девушка всегда начинала нервно смеяться, когда упоминали имя ее жениха.
— Нет, нет, — возразила она, — ты так просто не отвертишься. Послушай. Мама думает, что мне следует надеть голубое, но я хочу желтое. Ну, скажи, как лучше.
Джоанна вздохнула. Она любила Гилзу, несмотря на ее болтливость и недалекий ум. Они спали в одной постели с тех пор, как Джеральд впервые привел усталую и напуганную Джоанну в их дом из дворца епископа. Гилза приняла Джоанну, была к ней добра, и Джоанна никогда не забывала об этом. Но Джоанне не очень хотелось беседовать с Гилзой, чьи интересы ограничивались нарядами, угощениями и мужчинами. Последние несколько недель она только и говорила о свадьбе, и всем это уже надоело.
Джоанна улыбнулась.
— Думаю, тебе лучше надеть голубое, оно очень подходит к твоим глазам.
— Голубое? Неужели? — Гилза помрачнела. — Но у желтого такие красивые кружева спереди!
— Ну, тогда желтое.
— Но все же голубое действительно подходит к моим глазам. Возможно, оно будет лучше. А как по твоему?
— Если ты промолвишь еще хоть слово о свадьбе, то я завою, — вставила девятилетняя Дуода, завидуя тому, что Гилзе в последние несколько недель уделяли столько внимания. — Кому какое дело, какого цвета на тебе платье!
