На протяжении следующих нескольких дней Алейт довела себя до мучительной головной боли, неутомимо изыскивая способ вырвать свою компаньонку из когтей еврея. Сначала она считала, что лучше всего будет держать девушку дома взаперти, но теперь передумала: веской они переедут в имение Рудекен, в окрестностях Ойрсхота. А Йероен останется в городе работать над уже начатой центральной частью триптиха, заказанного евреем.
Впервые с тех пор, как они поженились, муж открыто отругал Алейт за враждебное отношение к Великому Магистру и за эгоизм, как он это определил, который заставляет ее из страха потерять Агнес заточить девушку в деревне. Но теперь его жена была нечувствительна к каким-либо упрекам и упрямо двигалась вперед в осуществлении своего плана бегства.
В день отъезда в Рудекен пришло известие, что королева Изабелла наконец позволила герцогине Хуане с ребенком вернуться во Фландрию. Герцогство Бургундское вздохнуло с облегчением. Несколько месяцев назад герцог Филипп уже отправил в Испанию посланца с приказом вернуть в Брюссель его жену и сына. Если бы королева Изабелла и дальше препятствовала отъезду дочери, герцог мог счесть свою супругу пленницей в чужой стране, со всеми вытекающими последствиями.
Алейт тоже вздохнула с облегчением: теперь герцог Филипп снова займется своей коллекцией картин. А она уже давно страстно надеялась увидеть столь высокую персону среди заказчиков мужа.
10
Когда я засыпал, голова моя была полна мрачными образами «Музыкального ада» Босха. И все утро настроение у меня было отличное. Совсем скоро мне предстояло снова увидеть Лору Кисс. Бреясь, я гадал, как там поживает мой смокинг. В последнее время я редко его надевал. И чтобы не рисковать, все-таки решил отвезти его в прачечную. Пусть его там приведут в чувство.
По прибытии в участок мое хорошее настроение быстренько улетучилось. Ребекка сообщила, что Тау попросил ее о встрече.
Он заявил, что считает себя реинкарнацией Великого Магистра Братства Свободного Духа. И подобно тому, как его предшественник пятьсот лет назад вел руку Босха, пока тот писал «Сад земных наслаждений», теперь Тау намерен руководить своими учениками, чтобы посредством живой картины воскресить великое полотно. Так снова свершится чудо алхимии любви: соединяясь, любовники достигнут рая и божественного совершенства. Ребекке предложили присоединиться к неоадамитам и испытать высшую форму экстаза.
Мне было очень любопытно узнать, что же она ответила Тау. Но сначала я спросил, какое отношение все это имеет к живой картине по «Земному раю» и, следовательно, к Еве.
— Кажется, произошло недоразумение. Они хотят изобразить не левую створку триптиха, «Земной рай», а центральную часть, «Сад земных наслаждений». — Ребекка достала из портфеля толстую книгу, открыла ее в том месте, где лежала закладка, и протянула мне.
Я долго изучал красочную иллюстрацию, занимавшую целый разворот, и мне не сразу удалось ухватить смысл. К стыду своему, должен отметить: плохо, если одержимый сексом человек не сразу узнает оргию. Приглядевшись, я увидел сотни мужских и женских тел в самых фантастически эротических позах.
— Это и есть «Сад земных наслаждений», — произнесла Ребекка.
Разумеется, картина была мне знакома, но почему-то эти образы стерлись из памяти.
— Здесь нужны сотни человек, — сказал я, указывая на фигуры. — Да еще озерца и странные архитектурные сооружения на заднем плане. Мне кажется, это сумасшедшая затея.
Ребекка не ответила.
— Но зачем им все это? — продолжил я. — Какой смысл имеет для них картина?
Она снова открыла портфель и протянула мне еще один листок.
И вот что там было написано:
«Триптих „Сад земных наслаждений“, ныне хранящийся в музее „Прадо“ (Мадрид) — самое знаменитое произведение Босха. Эксперты датируют его примерно 1503–1504 годами. В закрытом положении створки представляют собой мир на третий день Творения внутри хрустального шара, символа хрупкости Вселенной. Вверху через обе створки протянулась цитата из Библии: „Ipse dixit et facta sunt, Ipse mandavit et create sunt“».
Я прервал чтение.
— Это же те фразы, что были в компьютере Хасельхоффа! — воскликнул я.
— «Он повелел, и сотворилось». Псалтырь, псалом 148, стих 5, — уточнила Ребекка. — Еще одно доказательство того, что Тау и Хасельхофф поддерживали связь.
Я кивнул и снова погрузился в чтение.
«В раскрытом состоянии триптих представляет: левая створка („Земной рай“) — сотворение Евы; центральная часть („Сад земных наслаждений“) — плотские грехи; правая створка („Музыкальный ад“) — наказание. Триптих, называемый также „Картиной с клубникой“ или „Похотью“, снискал огромную популярность и получил множество противоречивый толкований. По мнению некоторых ученых, полотно представляет собой предостережение от плотских грехов и напоминание о каре, которая за них последует. Кроме того, посредством содержащихся в картине символов художник порицает алхимию, считавшуюся лженаукой, которая наравне с похотью ведет к вечным мукам.
Другие исследователи использовали психоанализ для объяснения эротической символики: Босх якобы запечатлел на своем полотне самые темные побуждения, движущие человеческим подсознанием. И во время работы он будто бы пользовался теорией снов Макробия, изложенной последним в его комментариях к „Сну Сципиона Африканского“ Цицерона, и сонниками конца XV века.
Третьи не предлагают никакой определенной интерпретации. С их точки зрения, единственный смысл произведения — в удовольствии от его созерцания. То есть функция его исключительно эстетическая. При этом картина и была задумана так, чтобы зритель верил в заложенное в нее тайное значение и искал его.
Наконец, единственный голос, выбивающийся из общего хора, принадлежит Вильгельму Френгеру. В своей работе он заявил, что полотно было заказано Босху Великим Магистром Братства Свободного Духа, чтобы изобразить рай адамитов».
— Значит, Тау, утверждая, что он является реинкарнацией Великого Магистра, хочет в подражание ему создать собственную версию «Сада земных наслаждений», — проговорил я. — А кто такой Вильгельм Френгер?
Ребекка вздохнула.
— Я ведь говорила вам о немце, авторе оригинального исследования о творчестве Босха, помните? — Она взглянула на меня так, словно я был впавшим в детство стариком, который вечно все забывает.
Я тут же вскипел.
— Это все, сержант Уэнстон? — бросил я, возвращая ей листок.
— Нет. Есть еще вот это, — ответила она и положила на стол новый.
«Язык символов Босха», — прочел я, слушая, как звонит телефон. Это была Дженнифер Логан.
— Николас, — сказала она медоточивым голосом, — наконец-то я тебя застала. Вот уже несколько дней пытаюсь с тобой связаться. В участке мне все время говорят, что тебя нет на месте. Я даже подумала, что ты нарочно от меня прячешься.
«И правильно подумала», — ухмыльнулся я. Выяснив, когда назначен прием в галерее Уайтчепел, я попросил оператора не соединять меня с Логан. Запрет был снят этим утром.
— Я нашла приглашение, — продолжила она. — Прием сегодня в девять часов вечера. Надеюсь, ты свободен. — В голосе Логан звучали нотки беспокойства, словно она боялась, что я откажусь пойти.
Я решил отомстить. Хотела, чтобы за ней побегали, — пусть получает по заслугам.
— Сегодня вечером? — повторил я сокрушенно. — Боюсь, я не смогу пойти.
— О, Николас! — проронила она разочарованно. — Мне казалось, для тебя это так важно.
— Но ведь ты не звонила, — продолжал лицемерить я.
— Неправда. Я звонила много раз, но тебя все время не было на месте. Вот если бы ты оставил номер своего сотовой го, не было бы никаких проблем.
Да я лучше умру! Она уже давно пыталась заполучить мой номер, но уж лучше жить вообще без мобильника, лишь бы не болтать по нему с Логан.
— Послушай, Дженнифер. — Я уже начинал злиться. — Сделаем так: если я смогу пойти, то позвоню тебе часов в восемь. Если нет — значит, как-нибудь в следующий раз.
Журналистка продиктовала мне свой домашний номер, который я уже раз шесть выбрасывал, и я быстренько с ней распрощался.
Ребекка смотрела на меня с явной неприязнью. Я отлично знал, о чем она думает: я — обыкновенный сукин сын, сначала флиртовал с женщиной, а потом заскучал, послал ее куда подальше без всяких объяснений. И была права. Я именно такой и есть. Быстро устаю от женщин. Но в случае с Дженнифер Логан все обстояло иначе: у нас вообще ничего не было.
Я отодвинул в сторону «Язык символов Босха» и сказал:
— Как вы посмотрите на то, чтобы встретиться с Тау, сержант?
Ребекка взглянула на меня негодующе. Ясно было, при ее-то упорстве, что она ждет не дождется этой встречи. Холодные лавандовые глаза моего сержанта, казалось, говорили: «Вот увидишь, я ему покажу!»
