Не вполне понимая, что происходит, но заранее ожидая какой-нибудь пакости, Ольга прошлась по комнате, пробуя на вес различные предметы. Рано или поздно дверь кто-то откроет, и, если этот «кто-то» действительно попытается ей угрожать, лучше иметь под рукой подходящее для вразумления орудие…
Однако все ее отважные замыслы рассыпались, подобно разбитой когда-то коробочке с пудрой, когда, рывком распахнув дверь, в опочивальню шагнул лично господин Харган, наместник и правая рука бессмертного бога, незабвенный «птеродактиль» с танковой броней по всей башке, которую фиг просто так прошибешь бронзовой вазой или деревянным стульчиком, не говоря уж о жалком ночном горшке из хрупкой керамики.
В один миг Ольга вспомнила перестрелку у Оплота Вечности, представила себе, какие «нежные» чувства должен питать господин наместник к особе, покалечившей ему крыло, и поняла, что сейчас ее попросту съедят живьем. Вот этими вот зубами, которые демон только что показал, ухмыляясь. И вопрос, трахнут ее перед этим или нет, мелок и незначителен.
Алый плащ взлетел парусом и безошибочно осел на спинке ближайшего стула. За ним последовала шляпа. Разноглазое чудище, продолжая ухмыляться во всю пасть, сделало несколько шагов вперед и бесцеремонно сцапало Ольгу за подбородок серой кожистой лапой, похожей на перчатку.
Ну почему нормальные дамы в таких случаях падают в обморок, а у нее хоть бы голова закружилась, стоит себе дура дурой и дрожит от страха?! Позорище!
Два ярких разноцветных глаза, похожих на огоньки в елочной гирлянде, пристально и чуть насмешливо всматривались в ее лицо. Казалось, ее страх доставляет демону некое злорадное удовлетворение.
— А без винтовки ты не такая смелая, — негромко прошипел наместник, вздернув ее за подбородок и наклонившись так, что их лица почти соприкасались.
Ольге показалось, что она уже умерла, и страх вдруг опал с нее, как разбитые оковы, сменившись истерической вседозволенностью человека, которому нечего терять.
— Да пошел ты! — еле выдохнула она, не отводя глаз.
Цветные огоньки мигнули ярче, холодным недобрым светом; серая рука стиснула подбородок, словно тисками, и коротким резким движением повернула в сторону.
Противно хрустнули позвонки, в глазах потемнело, а в голове словно взорвалась маленькая алхимическая лаборатория…
А потом кто-то рядом недовольно произнес:
— Ну кто там грохочет, спать не дает! Ольга, опять ты мимо входа промахнулась? В кусты надо перед сном ходить, чтобы ночью не биться головой в стенки!
— Да нет, хрень какая-то приснилась… — Ольга, все еще дрожа от испуга и потирая ушибленную голову, улеглась на место и закуталась в одеяло. — Тьфу ты, зараза… Надо ж было так вскочить…
— А-а… — сонно протянула мадам Катрин. — Тогда, раз ты все равно вскочила, пни там хорошенько дона Мигеля. Под его храп и не такое присниться может…
ГЛАВА4
Муми-мама начала узнавать знакомые места.
Т. Янссон
«Сколько раз я себе обещал никогда больше не пить с Элмаром…»
Это была первая связная мысль, которой удалось продраться сквозь традиционные круги в глазах и мутную тупую боль в голове.
«Я хоть добрел домой или… а где мы вообще пили?…»
Кантор с отвращением открыл глаза. Память где-то шлялась по своим делам, внутренние голоса помалкивали.
Окружающий мир немного прояснился и предстал перед похмельным взором товарища Кантора в виде огромной белой ромашки на синем фоне.
«Приходил Орландо? — попытался воззвать к загулявшей памяти мистралиец. — Мы что-то курили? Или…»
Он чуть приподнял голову, чтобы расширить обзор, и обнаружил, что сказочный цветочек является не плодом больного воображения, а фрагментом интерьера. И что таких цветочков здесь аж целый диван и еще два кресла.
«Если мы еще и по борделям прошлись, Ольга мне это припомнит…»
В слабой надежде, что подобная расцветка мебели может иметь какое-нибудь более невинное объяснение, Кантор повернул голову, огляделся и тут же с глухим стоном уткнулся лицом в согнутый локоть.
Память со злорадной исправностью откликнулась на зов и вернулась к своим обязанностям.
Почему-то люди частенько идут на поводу у собственных заблуждений, и одно из них гласит, будто приличная доза алкоголя — верный способ забыть о несчастьях и бедах, особенно о тех, которые нельзя никак исправить и нужно только пережить. Увы, подобное забвение не длится дольше одной ночи (если только эта ночь не заканчивается белой горячкой и продолжительным визитом в приют для умалишенных). Особая злая ирония ситуации заключается в том, что, даже пробудившись утром с провалами в памяти, искавший забвения первым делом пытается вспомнить, где он находится, как сюда попал, что и с кем вчера пил и по какому поводу. Разумеется, в отличие от первых двух-трех вопросов последний оказывается самым простым и доступным, и бедняга с огорчением вспоминает, что пил как раз для того, чтобы забыть.
«Ну что, помогло?» — поинтересовался внутренний голос.
«Ага, минуты на полторы», — зло откликнулся второй такой же.
В какой момент их стало два, Кантор точно не помнил, потому что голоса были очень похожи и он долгое время по привычке считал их одним, пока однажды они не начали ссориться между собой. Кажется, все-таки после Лабиринта. По крайней мере, это было самое логичное объяснение. Но могло такое случиться и раньше. Оправившись от первого впечатления, весьма близкого к шоку и едва не сведшего Кантора обратно в Лабиринт, он вмешался в разговор своих голосов и категорически заявил: «Вас там двое, вот между собой и общайтесь, только так, чтобы я вас не слышал!» К сожалению, бесстыжие голоса слушались не всегда и периодически все же набирались наглости обратиться к нему.
«Заткнулись оба! — отозвался Кантор. — Не до вас! Меня и так за психа держат, а если кто увидит, что я с похмелья сам с собой разговариваю…»
Кажется, началось все с двух полуквартовых бутылок на кухне великодушного дяди Вити. Не зря, ох не зря первым делом по пробуждении вспомнился принц-бастард Элмар — этот рыжий верзила мало того что напоминал окультуренного варвара с поэтическими наклонностями, он и пил точно так же.
Поначалу Кантор опасался, что им не о чем будет говорить: у него свои секреты, личные, у лавочника свои, служебные, единственные общие знакомые — девочка Саша да ее подружка Настя, а обсуждать их — как-то не по-мужски… Разве что поинтересоваться, что за странность такая приключилась с Сашиным возрастом. Девочка решительно не пожелала об этом говорить, а настаивать было неуместно и бесполезно. Может, друг семьи что-то об этом знает? А то как-то уж больно похоже на один случай противоположного перекоса в возрасте, с которым Кантор не так давно столкнулся в своем родном мире. Нет ли тут какой закономерности?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
