– Послушай.
Эдди прислушался. Только теперь он вдруг сообразил, что из-за деревьев доносится гул механизмов и что он его уже слышит какое-то время.
– Но мне не хотелось бы оставлять Сюзанну.
– Мы далеко все равно не пойдем, а голосище у нее будь здоров. К тому же, если и существует опасность, то она впереди… так что мы будем между.
Эдди нерешительно посмотрел на Сюзанну.
– Идите… но постарайтесь вернуться быстрее. – Она оглянулась назад, задумчиво глядя туда, откуда они пришли. – Не знаю, есть у них тут муравьи или нет, но у меня ощущение, что есть.
– Мы вернемся еще засветло, – пообещал Роланд и. не проронив больше ни слова, направился к ольховой опушке. Помедлив мгновение, Эдди поплелся следом.
26
Углубившись в ольховую рощицу ярдов этак на пятнадцать, Эдди вдруг сообразил, что они с Роландом идут по тропинке – ее, вероятно, за многие годы протоптал для себя медведь. Деревья клонились над ними, образуя живой тоннель. Теперь гул механизмов стал громче, и Эдди начал уже различать его отдельные составляющие. Вот – глухое гудение, похожее на густое жужжание. Эдди не столько слышал его, сколько чувствовал под ногами – слабую вибрацию, словно где-то под землей работал большой агрегат. Мерный гул, как царапины, прорезали скрежещущие перекрестные звуки… вжик, вжик, бдзжж.
Прильнув губами к самому уху Эдди, Роланд проговорил:
– Лучше нам тут не шуметь.
Они прошли еще ярдов пять, и Роланд снова остановился. Вытащил из кобуры револьвер и дулом его отодвинул ветку, что свисала под тяжестью листьев, окрашенных отблесками заката. Сквозь открывшийся просвет Эдди выглянул на поляну, где все эти долгие годы жил исполинский медведь… на своей оперативной базе, откуда он время от времени делал вылазки и грабительские набеги, сея ужас и опустошение.
Здесь не было ни травы, ни подлеска: вытоптанная земля уже давно ничего не родила. Из-под основания каменной стены высотой в пять десятков футов выбивался родник и тек ручейком по поляне в форме наконечника стрелы. На их стороне ручья, одним боком к стене, стоял металлический куб высотой футов в девять. Закругленная его крыша напомнила Эдди вход на станцию подземки. Передняя стенка расписана диагональными полосами: желтая – черная, желтая – черная. Земля на поляне была не черной, как в лесу, а какого-то странного, вроде бы пыльного серого цвета. Земля, усыпанная костями… и тут Эдди понял, что серая эта почва – вовсе не земля, как он решил поначалу, а тоже кости, только такие древние, что они давно рассыпались в пыль. Прах к праху.
И в этой серой пыли что-то двигалось… какие-то штуки, которые, собственно, и издавали тот самый режущий ухо скрежет. Четыре… нет, пять штуковин. Какие-то небольшие металлические устройства, самое крупное – размером со щенка колли. Роботы, понял Эдди, или что-то на них похожее. Было у них кое-что общее, так что медведю, вне всяких сомнений, они служили только для одного… сверху у каждого быстро вертелось по крошечному радару.
«Еще вам, пожалуйста, “думалки-шапки”. Что же это за мир такой, Господи?!» – спросил себя Эдди.
Самое крупное из устройств напомнило Эдди игрушечный трактор, который ему подарили на день рождения, на шесть – или семь – лет. Оно деловито ползало по поляне, и его гусеницы поднимали крошечные облачка костяной пыли. Второе походило на крысу из нержавеющей стали. Третье – на змею из стальных сегментов; оно извивалось и горбилось в пыли. Они двигались, образуя неровный круг, на той стороне ручья. Ходили кругами по глубокой колее, за столько лет выдолбленной в земле. Эдди вспомнились карикатуры из номеров «Сэтедей Ивнинг Пост», которые мама зачем-то складывала в передней и не разрешала выбрасывать: обеспокоенные, нервно курящие мужики ходят туда-сюда по ковру, вытаптывая в ворсе лысые «дорожки», в ожидании, когда их женушки благополучно разрешатся от бремени.
Когда глаза его попривыкли к незамысловатой географии поляны, Эдди увидел, что разномастных этих уродцев – не пять, а гораздо больше. Он разглядел еще как минимум дюжину, а ведь их могло быть и больше, скрытых под окостеневшими останками прежних медвежьих трапез. Разница только в том, что те, остальные, не двигались. В течение веков эти «вельможи» из механической свиты царя-медверя потихонечку умирали один за другим, пока их не осталось лишь пять… да и они уже доживали свой век, судя по этому нездоровому ржавому скрежету. И в особенности змея… уже еле-еле ползет следом за механической крысой. Устройство, что двигалось следом за нею – этакий стальной чурбан на коротких лапах – то и дело налетало на замешкавшуюся змеюку и как будто подталкивало ее вперед, мол, давай, мать твою, пошевеливайся.
Эдди все задавался вопросом, в чем заключалась их функция. Что не защитная – это ясно; медведь был «устроен» так, чтобы суметь самому себя защитить. Эдди даже не сомневался: если б они повстречались с Шадиком, когда тот был в расцвете сил, он бы шутя прожевал их и выплюнул. Всех троих. Может быть, эти мелкие роботы находились при нем как ремонтная бригада, или разведчики, или посланцы-курьеры. Он допускал, что они могли быть опасны, но только когда дело касалось самозащиты… или защиты хозяина. С виду они вполне мирные, невоинственные.
На самом деле, было в них что-то жалкое. Почти все из былой команды давно повымерли, хозяин тоже закончил земное существование, и Эдди почему-то не сомневался, что им – оставшимся – это известно. Они излучали отнюдь не угрозу, а некую странную, нечеловеческую печаль. Древние, поизносившиеся, они продолжали свое бесполезное теперь движение по кругу на этой Богом забытой поляне по проторенной колее, которую сами прорыли в земле, и Эдди даже казалось, что он ловит обрывки их мыслей, мечучихся, бессвязных: «Горе нам, горе нам… что теперь? Зачем мы теперь, когда Его больше нет? Кому еще мы нужны теперь, когда Его больше нет? Горе нам, горе нам…»
Тут что-то дернуло Эдди за ногу, и он едва ли не вскрикнул от неожиданности и страха. Развернулся, вскинув Роландов револьвер, и увидел, что это Сюзанна – глядит на него снизу вверх широко распахнутыми глазами. Эдди с облегчением вздохнул и осторожно отпустил взведенный курок, поставив его на место. Встал на колени, положил руки Сюзанне на плечи, поцеловал ее в щеку и прошептал в самое ухо:
– Я едва тебе голову не прострелил… твою глупенькую головку… что ты здесь делаешь?
– Тоже хочу посмотреть, – прошептала она в ответ, ни капельки не смутившись, потом посмотрела на Роланда, опустившегося перед нею на корточки. – И мне там одной стало страшно.
Пробираясь ползком сквозь кустарник, она оцарапала руки до крови, однако Роланд про себя отметил, что если Сюзанна захочет, она может двигаться тихо, как призрак – даже он не услышал, как она к ним подобралась. Вынув из заднего кармана джинсов чистый лоскут (последний от старой его рубахи), он вытер капельки крови с ее ладоней и рук и промакнул небольшой порез у нее на лбу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
