— Одну?
— Да. С кем же еще?
— По дороге никуда не заезжали?
— Нет. Дело было так: когда я высадил вас, мы снова выехали на Сакраменто, а на углу Полк-стрит она постучала в стекло и сказала, что хочет купить газету, поэтому я притормозил и свистнул мальчишке-газетчику, у которого она и купила свою газету.
— Какую?
— «Колл». Я поехал дальше по Сакраменто, но как только мы пересекли Ван Несс-стрит, она снова постучала в стекло и попросила отвезти ее к Морскому вокзалу.
— Она не показалась вам взволнованной или вообще необычной?
— Нет, ничего такого не заметил.
— А что было, когда вы подъехали к Морскому вокзалу?
— Она расплатилась, и все.
— Ее там никто не ждал?
— Даже если кто и ждал, я никого не видел.
— В какую сторону она пошла?
— На Морском вокзале? Не знаю. Может, поднялась наверх, может, куда еще пошла.
— А газету с собой взяла?
— Да, она сунула ее под мышку, когда расплачивалась.
— На какой странице была развернута газета: на розовой или на белой?
— Ну, вы много хотите, кэп, этого я не помню.
Спейд поблагодарил водителя и со словами «На сигареты» сунул ему в руку серебряный доллар.
Спейд купил «Колл» и, чтобы спрятаться от ветра, зашел в вестибюль какого-то учрежденческого здания.
Он быстро пробежал заголовки первой, второй и третьей полос. На четвертой полосе взгляд его на мгновение задержался на заголовке «Арестован по подозрению в подделке документов», а на пятой — «Юноша из Саут-Бей пытался покончить с собой». На шестой и седьмой полосах ничто не привлекало его внимания. На восьмой его внимание ненадолго привлек заголовок «После перестрелки в Сан-Франциско по подозрению в грабежах арестованы трое подростков», а потом он листал газету не останавливаясь до тридцать пятой страницы, на которой печатались прогнозы погоды, расписание прибытия судов, экономические новости, сведения о разводах, бракосочетаниях и некрологи. Он прочитал список скончавшихся, пробежал глазами тридцать шестую и тридцать седьмую полосы с финансовыми новостями — а затем настала очередь тридцать восьмой, и последней. Не найдя ничего интересного, Спейд вздохнул, сложил газету, запихнул ее в карман пиджака и скрутил сигарету.
Минут пять он хмуро курил в вестибюле, уставясь в пустоту. Потом вышел на Стоктон-стрит, остановил такси и поехал в пансион «Коронет».
В квартиру Бриджид О'Шонесси он попал, воспользовавшись полученным от нее ключом. Голубое платье, которое она носила накануне, лежало на кровати. Голубые чулки и туфли валялись на полу. Красивая шкатулочка, бывшая в ящике туалетного столика, теперь стояла пустой на столике — украшения из нее забрали. Спейд нахмурился, облизал губы, обошел комнаты, все тщательно осматривая, но ни к чему не притрагиваясь, спустился вниз и снова поехал в центр.
В дверях здания, где помещалась его контора, Спейд столкнулся с мальчишкой, которого совсем недавно видел у Гутмана. Загородив ему дорогу, мальчишка сказал:
— Пошли. Он прислал за тобой.
Мальчишка держал руки в карманах плаща, карманы заметно топорщились.
Спейд ухмыльнулся и с издевкой произнес:
— Я не надеялся увидеть вас ранее пяти часов двадцати пяти минут. Надеюсь, я не заставил вас долго ждать.
Мальчишка поднял глаза до губ Спейда и сказал сдавленным, словно от боли, голосом:
— Поговорим еще — скоро ты у меня начнешь выковыривать свинец из пупка.
Спейд издал довольный смешок.
— Чем мельче жулик, тем смачнее треп, — сказал он весело. — Пошли.
По Саттон-стрит они шли рядом. Мальчишка не вынимал рук из карманов плаща. Квартал они прошли молча. Затем Спейд вежливо поинтересовался:
— Давно перестал белье с веревок воровать, сынок?
Мальчишка сделал вид, что не слышал вопроса.
— Тебе не приходилось?.. — начал Спейд и осекся. В его желтоватых глазах заплясали игривые чертенята. Больше он с мальчишкой не заговаривал.
Они добрались до «Александрии», поднялись на двенадцатый этаж и по длинному пустому коридору пошли к апартаментам Гутмана.
Когда до двери Гутмана оставалось несколько шагов, Спейд чуть приотстал. Потом вдруг резко шагнул в сторону и схватил мальчишку сзади за руки чуть пониже локтей. Он силой отвел его руки вперед — полы плаща задрались. Мальчишка извивался, пытаясь вырваться, но в ручищах взрослого мужчины он был беспомощен — удар ногой попал в пустоту.
Спейд приподнял мальчишку и рывком снова опустил его на пол. Толстый ковер приглушил звук удара. В момент удара руки Спейда скользнули к запястьям мальчишки. Стиснув зубы, тот продолжал сопротивляться, но ни высвободиться, ни помешать Спейду опускать руки все глубже в карманы своего плаща он не мог. Слышался только скрип зубов мальчишки да тяжелое дыхание Спейда.
На какое-то время они оба застыли в напряжении, а потом вдруг руки мальчишки обмякли. Спейд отпустил их и отступил в сторону. В каждой руке он теперь держал по большому автоматическому пистолету.
Мальчишка повернулся к Спейду. Лицо его стало белее мела. По-прежнему держа руки в карманах плаща, он молча смотрел в грудь Спейда.
Опустив пистолеты себе в карманы, Спейд презрительно ухмыльнулся:
— Пошли, шеф обязательно погладит тебя по головке.
Они подошли к двери Гутмана, и Спейд постучал.
Глава 13
Дар императора
Дверь открыл Гутман. Лицо его сияло радостной улыбкой. Протягивая руку, он сказал:
— Входите, сэр! Благодарю, что пришли. Прошу.
Спейд пожал протянутую руку и вошел. Мальчишка вошел следом. Толстяк закрыл дверь. Спейд вынул из карманов пистолеты мальчишки и протянул их Гутману.
— Держите. Вы зря разрешаете ему бегать по городу с такими игрушками. Как бы чего не вышло.
Толстяк весело засмеялся и взял пистолеты.
— Ладно, ладно, — сказал он. — Что случилось? — спросил он, переводя взгляд на мальчишку.
Ответил Спейд:
— Одноногий калека-газетчик взял да и отнял игрушки у вашего щенка, но я его в обиду не дал.
Бледный как полотно телохранитель молча взял пистолеты у Гутмана и опустил их в свои карманы.
Гутман снова засмеялся.
— Ей-богу, — сказал он Спейду, — вы удивительный человек, я не жалею, что познакомился с вами. Входите. Садитесь. Разрешите, я повешу вашу шляпу.
Мальчишка вышел в правую от входа дверь.
Толстяк усадил Спейда в зеленое кресло около стола, всучил ему сигару, дал прикурить, смешал виски с содовой, один стакан протянул Спейду и, держа в руке другой, уселся напротив гостя.
— А теперь, сэр, — сказал он, — надеюсь, вы позволите мне принести извинения за…
— Ничего страшного, — сказал Спейд. — Давайте поговорим о черной птице.
Толстяк склонил голову набок и посмотрел на Спейда нежным взглядом.
— Отлично, сэр, — согласился он. — Давайте. — Он отпил глоток из своего стакана. — Я уверен, что более удивительного рассказа вам в жизни еще не приходилось слышать, хотя отлично понимаю, что человек вашего масштаба и вашей профессии успел наслушаться удивительных историй.
Спейд вежливо кивнул.
Толстяк прищурился и спросил:
— Что вы знаете, сэр, об ордене госпиталя святого Иоанна в Иерусалиме, который позднее был известен как орден Родосских рыцарей и под многими другими именами?
Спейд помахал сигарой.
— Немного. Только то, что помню из школьной истории… крестоносцы или что-то с ними связанное.
— Очень хорошо. Значит, вы не знаете, что Сулейман Великолепный выгнал их с острова Родос в 1523 году?
— Нет.
— Так вот, сэр, он это сделал, и орден обосновался на Крите. Они оставались там семь лет, до 1530 года, когда им удалось убедить императора Карла V отдать им, — Гутман поднял три пухлых пальца и пересчитал их, — Мальту, Гоцо и Триполи.
— Да ну?
— Да, сэр, но на следующих условиях: первое, они должны были каждый год выплачивать императору дань в виде одного, — он поднял палец, — сокола в знак того, что Мальта остается собственностью испанской короны; второе, после их ухода с Мальты она должна была возвратиться под юрисдикцию Испании. Понимаете? Он отдал им Мальту, но только чтобы жить самим; ни подарить ее, ни продать они не могли.
— Ясно.
Толстяк обежал взглядом все три закрытые двери, пододвинул свое кресло на несколько дюймов ближе к Спейду и снизил голос до хриплого шепота:
— Вы имеете хотя бы самое общее представление о невероятных, неисчислимых богатствах ордена в то время?
— Если я не ошибаюсь, — сказал Спейд, — они тогда неплохо устроились.
Гутман улыбнулся снисходительно.
— Неплохо, — это мягко сказано. — Он перешел на еще более тихий и более мурлыкающий шепот. — Они купались в богатстве, сэр. Вы не можете себе этого представить. Никто из нас не может этого представить. Многие годы они грабили сарацинов и награбили несметные сокровища — отборный жемчуг, драгоценные металлы, шелка, слоновую кость. Вы же знаете, что священные войны для них, так же как и для тамплиеров, были прежде всего делом наживы. Итак, император Карл отдал им Мальту, взамен потребовав чисто символическую плату — одну скромную птичку в год, — продолжал Гутман. — И было ли что-нибудь естественнее для этих непередаваемо богатых рыцарей, чем подумать о том, как лучше выразить свою благодарность императору? И они, сэр, об этом подумали. Кому-то из них пришла в голову счастливая мысль вместо одной скромной живой птички послать Карлу в качестве платы за первый год роскошного золотого сокола, с головы до ног украшенного самыми лучшими драгоценными камнями из хранилищ ордена. А они — не забывайте, сэр, — были владельцами самых крупных сокровищ в Азии. — Гутман перестал шептать. Его вкрадчивые темные глаза внимательно изучали спокойное лицо Спейда. — Ну, сэр, что вы об этом думаете?
