– Они даже забывают про своих четвероногих питомцев, – сказала она. – Господи, и куда только катится эти мир…
Но тогда меня куда больше поразило другое. Двор, где нашли дохлого пса, был рядом с домом Фрэнка, и пса нашли всего через несколько дней после того, как мы с отцом обходили его улицу..
– Он, наверное, лаял не переставая, – вздохнула миссис Уиннерс. – В надежде, что кто-нибудь придет и спасет его.
И я долгие годы корила себя за то, что не стала этим кем-нибудь, кто услышал бы собачий лай, откликнулся бы на него и спас несчастное животное.
Сейчас пес у моих ног скулит, как будто прочел мои мысли. Я снова глажу его по голове. Как бы мне хотелось снова стать молодой и гибкой, чтобы наклониться к нему и как следует его приласкать!
– Замолчи, Винсент, – приказывает псу юноша. – Это он пытается вас разжалобить, в надежде, что вы угостите его печеньем.
Я роюсь в сумке.
– Нет-нет. Только не это, – останавливает меня юноша. – Винсент сыт, просто он у нас жадный. Вы, случайно, не знакомая моей матери? Вам что-то нужно?
– Нет, – говорю я. – Нет. Спасибо.
– А разве не вы стучали?
– Нет, не стучала, – отвечаю я и иду прочь.
Пес провожает меня до конца дорожки, а затем, как только его окликает хозяин, убегает. Я направляюсь домой и все время оборачиваюсь на дом Элизабет. Как же мне в него попасть?
Я иду через парк. Тем временем начинает накрапывать дождь, который вскоре переходит в настоящий ливень. Я с минуту пытаюсь укрыться под деревом. Помнится, я как-то раз уже стояла здесь с моей матерью. Помню, что было темно, как и сейчас. Небо было затянуто тучами, а земля под ногами оказалась такой мокрой, что даже не издавала своего обычного запаха. Я пришла сюда вслед за матерью после того, как они поскандалили с отцом.
Когда я вернулась домой, мать стояла у садовой калитки, и в проеме кухонной двери вырисовывался силуэт отца.
– Как ты только могла, Лилиан?! – крикнул он ей.
Моим первым импульсом было нырнуть в кладовку и зажать уши, но вместо этого я подождала на тротуаре, спрятавшись рядом с живой изгородью миссис Уиннерс.
– А что, по-твоему, я должна была сделать? – крикнула в ответ мать, плотнее закутываясь в плащ. – В доме четыре рта, и все хотят есть. Фрэнка больше нет, и просить о помощи мне некого.
– Фрэнк! Снова этот Фрэнк! Ты только о нем и говоришь. Как будто это не он убил нашу дочь!
– Неправда! Он всего лишь прихожанин-методист с кислым лицом, как и все те, кем ты так восхищаешься! И если уж ты взялся кого-то обвинять, то лучше посмотри по сторонам у себя дома.
Я не услышала, что отец сказал на это в ответ, но хорошо разобрала, что крикнула мать.
– Да, я имею в виду Дугласа. Он вечно крутился за нашей Сьюки хвостом. Она даже не хотела оставаться с ним под одной крышей.
Я подняла глаза на окна второго этажа. Лишь бы только Дугласа сейчас не было дома! Когда же вновь посмотрела на дорогу, мать уже решительно шагала прочь. Поля ее шляпы намокли и печально обвисли.
Наконец я стряхнула с себя оцепенение. Отец все еще стоял в дверном проеме. Заметив меня, он пробурчал:
– Вижу, ты собралась промокнуть до нитки.
Я шагнула вслед за ним в дом. Дуглас сидел за столом, глядя в тарелку, и я задалась мысленным вопросом, что, собственно, он слышал. Через спинку стула рядом с плитой было переброшено полотенце, от которого пахло подливкой, но я все равно вытерла им лицо и волосы. Отец тем временем сказал мне, что я нагуляла себе пневмонию. Я сняла мокрую юбку и повесила ее на стул, вместо уже влажного полотенца. Дуглас на миг уставился на мою нижнюю юбку.
– Что происходит? – спросила я, поскольку мне никто ничего не объяснил.
– Вернулся Фрэнк, – ответил Дуглас. Он сидел, прищурившись, и держал ложку так, как будто это был кинжал, которым он сейчас кого-нибудь заколет. – Его арестовали прямо в лондонском поезде.
– Арестовали? Его? То есть полиция выяснила… а как же Сьюки? Есть что-то новое?
– Пока ничего. Лишь махинации с продовольственными карточками.
Дуглас яростно стряхнул с ложки чатни; капли упали на его пуловер, и он негромко выругался. Отец тоже сел за стол, к своей недоеденной тарелке, и хмуро уставился в тушеную капусту.
– Ты думаешь, что-то будет?
– Несомненно. Как только они выяснят, что он за птица. Пьяница, мошенник, преступник. И как только вы позволили Сьюки выйти за него замуж! Хороший отец даже близко не подпустил бы такого подонка к собственной дочери!
Отцовская вилка звякнула о тарелку.
– Спасибо тебе, Дуглас, за такие слова! – резко произнес он. – Но свое мнение лучше держи при себе.
Я прислонилась к раковине, глядя на нашего жильца. Лицо его на мгновение сделало каменным и лишь потом расслабилось, и он вновь принялся жевать. Несколько минут это был хорошо знакомый мне Дуглас. Он сидел, сложившись едва ли не пополам, низко пригнув голову над тарелкой. Казалось, он вот-вот откинется на спинку стула и скажет: «Какое вкусное чатни!» Но нет, когда он снова заговорил, его взгляд был все так же устремлен к остаткам тушеной баранины.
– Мистер Палмер, – сказал он. – Вы ведь думаете, что это Фрэнк?
Отец в упор посмотрел на него через стол.
– Вы ведь думаете, что это он. И хотите, чтобы его посадили, верно?
– Мы не знаем, умерла она или нет, – подала голос я.
– Ее все равно уже не вернуть, – произнес отец одновременно со мной, а затем повернулся ко мне. – Мод, полиция говорит, что вероятность того, что она жива, ничтожна. И ты должна это понять.
Я отвернулась к окну, глядя на мокрый от дождя сад. Интересно, где сейчас мама?
– Мод! – вновь окликнул меня отец и протянул ко мне руку.
– Да-да, – машинально ответила я, отстраняясь от раковины и снимая с крючка старую отцовскую шинель. Я пыталась двигаться механически, лишь бы ни о чем не думать.
– Ты собралась за мамой? – Отец встал, видя, что я направилась к двери. – Не надо, Мод. Ты ведь знаешь, что она пользовалась купонной книжкой Сьюки.
– Так вот из-за чего вы с ней спорили? – сказала я, двигаясь, словно марионетка.
Отец кивнул, а вслед за ним и Дуглас. Я посмотрела на них. Они сидели вместе, единым фронтом. Неудивительно, что мама предпочла уйти из дома, лишь бы только не быть рядом с ними, лишь бы не видеть их каменных лиц, не видеть, как они жуют, сидя перед ней, хотя, по идее, согласно их высоким моральным принципам, они должны были отказаться от этих продуктов. Во мне как будто что-то взорвалось. Дыхание вырвалось из горла сдавленным свистом.
– Если Сьюки мертва, – крикнула я, – то какая вам разница?
Громко хлопнув дверью, я выскочила за порог и пошла в ту сторону, в которую несколько минут назад пошла мама, вдоль по улице, в сторону парка. Дождь лил как из ведра. Трава напиталась водой, холодный воздух пробирал до костей. Я же была в старых туфлях. Вскоре я поняла, что не знаю, куда иду и как далеко ушла мама. Но я была зла, и потому ноги несли меня дальше. Зла на отца из-за его мелочных страхов, и это при том, что Сьюки пропала. Зла на то, что он слабовольно принял точку зрения Дугласа. Зла на то, что вынуждена занять чью-то сторону. Я продолжала идти дальше, мимо эстрады, к восточным воротам, после чего свернула в более глухую часть парка.
Здесь я и нашла маму. Она остановилась под деревом. Там хоть и было мокро, но лило не так сильно. Сам парк напоминал плоское море, и мама посреди него, как капитан корабля, стояла и выглядывала из-под мачты на пространство воды. Высокие темные деревья у нее за спиной напоминали гигантскую волну. Кажется, еще немного, и она поглотит корабль. Наверное, мама плакала всю дорогу сюда, но возможно, это просто капли дождя. Увидев меня, она подняла голову, чтобы я смогла увидеть под полями шляпки ее глаза.
– Если ты тоже собралась завести разговор про эту книжку, то можешь сама готовить себе еду, как теперь это будут делать они, – сказала мама, но затем раскрыла объятия; и я шагнула и оказалась прямо перед ней.
