Встретил Рыжего в дверях коротким:
- Никого чужого нет. Я не звонил никуда, - и укатил на кухню.
Артём молча ушел в ванную комнату и до позднего вечера просидел там, на краю ванны, с Донькой на руках.
Всё пошло прахом. Относиться к Рыжему по-прежнему Кэп больше не мог. Он свирепел на несмелое Тёмкино «здравствуй!» Скрипел зубами на занятую утром ванную. Орал «Не звони сюда больше!» в ответ на Тёмкины звонки с ночных дежурств. Потом ярость в нем сменялась страхом. Он сам набирал Артёма по пять раз подряд, беспокоясь, почему тот задерживается с работы. Ждал у остановки, когда Тёмка возвращался поздно. Сам купил ему перцовый баллончик. Ночами и зло и тревоги уступали место истеричной любви. Словно прощаясь, он спешил налюбиться и нацеловаться. Давал волю рукам, открывая для себя запретные раньше, пугающие местечки.
- Так - хорошо? – шептал он, пробираясь вкрадчивыми пальцами от острого копчика вниз.
Тёмка вздрагивал, кивал и закрывал глаза. Теперь он никогда больше не говорил «не надо»: он тоже понял, что всё, что у них есть – ненадолго, всё скоро кончится. И старался насытиться, напитаться лаской, любовью, теплом, даже болью своего Алёшки прежде, чем ему окончательно укажут на дверь.
- …Поцелуешь меня? – тихо спрашивал Кэп.
Тёмка приникал к его губам. Он любил быть «активом» в поцелуях. И если раньше Кэп почти не позволял этой вольности, то теперь - отдавался, принимал в себя дразнящий, напористый язык и чуть закидывал голову, чтоб Рыжему было удобнее ритмично «брать» его чуть округленные губы. Распаленный «вторжением», он не выдерживал, стискивал Тёму за плечи и, близко глядя в серые глаза, шептал:
- Ты что ж творишь такое, а?
- Я – мужик, понимаешь?! – задиристо выдыхал Рыжий.
- Я с такими мужиками, знаешь, что делаю? – Кэп подминал Артёма под себя и – «входил» в него, уверенно и быстро.
У них начала получаться поза «сверху»: они наловчились сворачивать тугим комком подушку под левое Кэпово колено. Раньше, с проститутками, Кэп терпел в этой позе фиаско: из-за короткой культи он то и дело заваливался набок, падал плечом на партнершу. От возмущенного «раздавишь!» - смущался, извинялся, кусая губы, мучился своей неполноценностью. А с Тёмой всё было легко: он придерживал Кэпа крепкими руками, и бабских сисек, на которые чуть ляжешь – сразу писк, у него не было. На него можно было и всем весом навалиться…
После секса они засыпали, обнявшись. Но ночью Кэп вставал, ненавидя и себя и любовника, маячил по квартире: собирал Тёмкины вещи в сумку, выставлял ее к порогу, ложился, вплотную прижавшись к стене и завернувшись в покрывало. А утром, заслышав будильник, поднимался и, пока Артём умывается, высыпал уложенные ночью шмотки снова в шкаф. Рыжий находил свои трусы и рубашки, кучей наваленные на полку, но ни о чем не спрашивал: он знал, что это означает. И боялся лишним взглядом или словом приблизить финальное «уходи!»
Настал ноябрь, а батареи еле теплились, и в спальне было зябко. Кэп проснулся среди ночи от осторожного прикосновения Тёмкиных рук.
- Рыжик, ты чего? – потянулся он сонно.
- Спи, Лёш. Спи! Я наколенники тебе надел: холодно дома,… - Артём поправил одеяло на Кэповых культях и лёг рядом. – Тебе обогреватель надо ставить, чтоб не застудиться.
И это безысходное и честное «тебе» полоснуло Кэпу по сердцу.
- Не «мне», а – «нам», - поправил он: - мне, тебе и Доньке!
Рыжий несмело придвинулся и лёг Кэпу на грудь. Кэп накрыл его плечо своей ладонью.
- Лёш, что произошло, а? Расскажи! - попросил Артём настороженно и тихо.
Кэп помолчал минуту, потом вздохнул:
- Я не смогу никого защитить. Ни тебя, ни себя. Я – калека.
- От кого… защитить?
- Если скажут, что – пидоры. Если будут бить. Я, если дотянусь, то в глотку вцеплюсь, без вопросов. Но если кто на три ступеньки по лестнице поднимется – я его уже не достану.
- Кто «скажет», кто «поднимется», Лёш? Кому мы нужны? – пытался увещевать его Артём.
Но Кэп помнил, как на Дне десантника на площади сам готов был расшибить о Тёмкины зубы свой пудовый кулак. Как раздавались за спиной злобные реплики приятелей. Какими страшными карами грозили Артёму и его друзьям комментаторы ролика на ютубе. Он боялся не боли – себя-то в ближнем бою он сможет отстоять! Боялся травли, гадких слов от самых близких друзей, боялся не уберечь Тёму от мести какого-нибудь рьяного защитника «чести десанта».
- Не надо нам с тобой, - сказал он через силу. – Живи среди своих, без меня. Не будем мы вместе. Не сможем. Пора расставаться.
Артём, уже проклинавший себя за ненужный вопрос, обвил рукой Кэпову шею:
- Алёш, давай не сейчас? Не сегодня?... Давай - еще чуточку, а?
* * *
В середине ноября Рыжий вернулся с работы довольный и сразу полез в интернет:
- Лёш, смотри: Мадьяру дали премию! – он открыл на экране сайт какой-то газеты. –Номинация: «За объективность журналистского расследования», лауреат: Иван Дунайский. Ванька - умница, правда?
- А что – не каждый журналист должен быть объективным? – заязвил Кэп. – «Самый трезвый водитель», «самый грамотный учитель», «самый спокойный лифтер»…
- Хватит уже ревновать! – фыркнул Рыжий. – Между прочим, премия – от губернатора!
- Я – рад за него, - примиряюще улыбнулся Кэп. – У моего Тёмки не может быть плохого друга! …Отмечать, поди, будете?
- Подожди, не вручили еще. В субботу в мэрии в колонном зале будет заседание в честь Дня социолога, потом - вручение премий и фуршет, - он настороженно посмотрел на Кэпа. – Я… можно… схожу? Ненадолго?
Кэп молча кивнул.
Он и не думал, что будет так ревновать. Рыжий записался к парикмахеру, заехал к родителям за парадным костюмом, рубашку белую нагладил. В день «праздника» крутился перед зеркалом:
- Как, Алёш? Ок?
- «Красотка»! – хмыкнул Кэп хмуро.
- Не ходить? – посерьезнел Артём и стал снимать пиджак.
- Иди. Ждать же будут, - сказал Кэп и, дотянувшись, чуть хлопнул Тёмку «ниже талии»: - Смотри, не виляй там ни перед кем. Не прощу!
Сам он собирался поехать «по пиву» с Серёгой, но в последний момент передумал: позвонил и отказался. Вместо этого сдуру залез в инстаграм Мадьяра и, обновляя страницу, в реальном времени смотрел, как тот выкладывает «праздничные» фотки. Мраморная лестница с коврами, пальмы в бочках, мужики в дорогих пиджаках, чопорные лица. Всё это было так непохоже на День ВДВ. На фотках часто появлялся Тёмка: улыбался фотографу, слушал какую-то тётку, что-то читал с телефона. Ему было комфортно там – в чужой для Кэпа обстановке, в бархатном кресле, с корзиной цветов на коленях. Кэпа захлестнула почти детская обида на то, что человек, которого он считал самым близким, оказался таким вот… чужим. После собрания начался фуршет. На очередной фотографии Артём чокался бокалом с тремя молодыми парнями, один из которых придерживал его под локоть. Кэпу сбило дыхание.
- Шшшшлюха! Мразь! – прошипел он.
Вырубил комп и с большим трудом удержался, чтоб не разнести его в щепки о стену. Поехал в магазин за пивом. На обратной дороге – на крыльце магазина, у подъезда и в лифте - пил из горла дрожащими губами.
- Сволочь… Дрянь…
Его трясло, и мерещились разные гадости, которые мог вытворять Рыжий на фуршете. Долго злиться в одиночестве ему не пришлось: в замке зазвякал ключ, и Артём появился в дверях – оживленный, с блестящими глазами и немного хмельной.
- Лёшка-а-а! – голос его был расслабленным и теплым. – Как клёво, что ты не ушел!
- Я – уже вернулся, - Кэп скрипнул зубами. – А ты что так рано? Всё и так успел? …Проворный!
- Что «успел», Алёш? – Тёма напрягся. – Опять ты ревнуешь? К кому?
- Я видел фотографии, - буркнул Кэп. – Тебе там было весело.
- Можешь расслабиться, я уже об этом пожалел! – в голосе Тёмы сквознула обида – больше всего потому, что ему «обломали» такое изумительное настроение. После гламура, пафоса и вычурных речей ему так сильно захотелось к Лёшке – на могучее плечо, под насмешливый взгляд, в честный, простой и уютный их мир. От вина, оживления, легкого флирта – в журналистской компании хватало «своих» - он завелся, захотел трахаться и под завистливые подколки Мадьяра поспешил «к своему натуралу». А «натурал» этот теперь угрюмо наблюдал, как Тёма аккуратно вешает на плечики пиджак:
- Что, всё так рано закончилось?
- Нет, - мотнул головой Артём. – Всё только началось. Просто я соскучился по тебе и уехал.
Кэп немного смягчился.
- Ты ужинать будешь?
- Не, я бутербродов нахватался. Я трахаться буду. …Ведь - да?...
Кэп хмыкнул, развернув кресло, уехал в комнату, но упрямиться не стал: позволил Тёмке себя соблазнить. Минут через пять Рыжий уже сидел сверху, стиснув коленями Кэповы бедра и опираясь руками на подставленные сильные ладони. Он начал медленно, томно, надолго замирая после каждого движения. Потом – завелся, сжал Лёхины пальцы, ускорил свой ритм.
