Одновременно необходимо обратить специальное внимание на следующее обстоятельство. При всем том, что принцип баланса сил традиционно увязывают только с политикой Англии, монополии на этот принцип у Англии нет. В пятом томе классической французской «Всеобщей истории цивилизаций», изданной под редакцией Мориса Крузе еще в конце 60-х гг. прошлого столетия, о международных отношениях начала XVIII в. говорится следующим образом: «Европейское равновесие требует, чтобы никакое государство не было бы достаточно могучим, чтобы угрожать независимости других. Эта доктрина имеет давнее происхождение. Ее придерживались французы и англичане. Она объясняет английскую континентальную политику с конца Столетней войны, длительную борьбу французского королевского дома против Габсбургов»[142]. Известный же специалист дипломатической истории Европы А. Дебидур определял смысл европейского равновесия следующим образом: «То, что называется европейским равновесием, есть такое состояние моральных и материальных сил, которое на всем пространстве от Уральских гор до Атлантического океана и от Ледовитого океана до Средиземного моря так или иначе обеспечивает уважение к существующим договорам, к установленному ими территориальному размежеванию и к санкционированным ими политическим правам. Это такой порядок, при котором все государства сдерживают друг друга, чтобы ни одно из них не могло силой навязать другим свою гегемонию или подчинить их своему господству»[143].
Как видите, вкладываемый британцами в принцип «баланса сил» смысл принципиально отличается о того, что Европа в целом воспринимает априори. К 23 августа 1939 г. стараниями Великобритании самым радикальным образом было нарушено именно европейское общепризнанное понимание европейского же равновесия. Причем нарушено было именно же с целью натравить Гитлера на СССР. Естественно, что ответ Сталина был абсолютно адекватен создававшейся военно-геополитической угрозе. Причем полную адекватность его ответа подтвердил не кто иной, как гуру британской и вообще англосаксонской политики, выдающийся ученый и не менее выдающийся военный разведчик-интеллектуал, директор Лондонской школы экономики, член Комитета 300 Дж.Х. Маккиндер. Буквально на следующий день после подписания советско-германского договора о ненападении он разразился запредельно гневной статьей в лондонской газете «New Statesman». В ней он открыто обвинил Москву и Берлин в том, что они извлекли из его арсенала самые эффективные инструменты для расшатывания Британской империи и британского империализма, что-де ныне сердце Британской империи «стало самым ранимым органом». Но ему ли было с руки писать столь гневные филиппики?! Разве при своем опыте и знаниях он не знал, что любая попытка Великобритании нарушить европейское равновесие кончится тем, что Великобритания получит адекватный ответ бумерангом?! Ему ли было не знать то, о чем он сам откровенно предупреждал правительство Великобритании?! Да и Сталин на протяжении 30-х гг. неоднократно пытался удержать Великобританию от свойственной ей подлости в международных делах и неоднократно предлагал создать эффективную систему коллективной безопасности в Европе, дабы обуздать агрессивные поползновения Гитлера. Увы, Англия не просто игнорировала все попытки Советского Союза, но и нередко откровенно плевала на них. Вот и получила Великобритания в итоге именно то, за что так упорно боролась. В конкретных условиях последней декады августа 1939 г. сталинский ответ в виде договора о ненападении не нарушал европейского равновесия, ибо уже и нарушать-то было нечего! Великобритания и Франция собственными руками злонамеренно не только разрушили европейское равновесие, но и создали колоссальную угрозу самому существованию СССР, не говоря уже об ущемлении его коренных интересов. У Сталина и СССР оставался только один вариант, и Иосиф Виссарионович его использовал: СССР с Германией, — а по мере необходимости, но также в интересах собственной безопасности и с ее союзниками тоже, особенно основными, — ровно настолько. насколько западные демократии не столько не с СССР. сколько против него. Но не более того, чтобы тем самым. во-первых, хотя бы оттянуть как минимум на какое-то время фатально неминуемое столкновение с нацистской Германией, неизбежность которого предрешало постоянное и целенаправленное провоцирование Западом Германии к нападению на СССР. А. во-вторых, ликвидировать под корень реально существовавшую тогда угрозу как минимум двухфронтового нападения на СССР, то есть с Запада (Германия) и Востока (Япония)! Чего же Маккиндеру надо было завывать истошным голосом?!
Когда в Великобритании было принято решение о провоцировании Перманентной мировой войны, в том числе и Первой мировой войны, то весь посвященный в тайны глобальной мировой политики и заинтересованный в том мир был оповещен об этом 29 марта 1890 г. не только сугубо в масонско-разведывательной манере, но и прежде всего с явно выраженным железнодорожным оттенком. Как дань первой части Высшего Закона Высшей Мировой Геополитики и Политики.
В зале одного из важнейших тогда железнодорожных вокзалов Берлина — Лертерском (ныне не существует) «чьи-то неведомые руки среди цветов поставили изображение земного шара, обернутого крепом»[144]. Разнесенные по всему свету средствами массовой информации сведения об этом факте в переводе с масонско-разведывательного языка означали: мировая война в целях пресечения как реализации идеи глобального трансконтинентального объединения Германии и России на базе их трансконтинентальных железнодорожных сетей, так и их первоочередного уничтожения как империй объявлена!
В тот поистине трагический для судеб мира день с политической арены Германии, Европы и всего мира навсегда «убирали» великого «железного» канцлера Германской империи — Отто фон Бисмарка. Прежде всего как ярого приверженца хотя и корыстолюбивой, но тем не менее в главном последовательно принципиальной политики, выраженной в его чеканной формуле «на Востоке врага нет»! То есть Россия — не враг! При всех своих, чисто по-европейски двойственных маневрах, Бисмарк все же упорно держался за свое «детище» — русско-германский договор о перестраховке от 6 (18) июня 1887 г. (своего рода де-юре предтеча самой идеи объединения, а в будущем, уже в ХХ в., также и договоров о нейтралитете и ненападении между двумя державами). Подлинная причина отставки Бисмарка заключалась в следующем. Поддавшись уговорам, в основе которых была грязная британская провокация, полностью невежественные в делах мировой политики кайзер Вильгельм II отказался пролонгировать этот договор еще на шесть лет. Причем при совершенно ясно и четко обрисованной русской дипломатией перспективе перевести его в статус постоянного союза, но не ради столь страшившего Великобританию объединения, а в целях обеспечения взаимной безопасности. Вместо того чтобы сделать все от него зависящее для упрочения мира, кайзер посмел предложить Александру III «поделить мир между Россией и Германией», на что получил от российского самодержца характерный для него «зубодробильный» отказ.
Великий русский поэт Александр Блок в свое время совершенно справедливо назвал в одноименной поэме XIX век веком «растущего незримо зла», где «зрели темные дела»! А среди множества зревших тогда темных и злых дел, направленных персонально против России, упомянутая выше история с договором о перестраховке проходит красной нитью. Так что придется присмотреться к ней внимательно, тем более что не так уж и часто о ней вспоминают, особенно в связи с предысторией Второй мировой войны. А ведь за кулисами этой истории принципиальная схема поведения Великобритании в наиважнейших вопросах мировой политики.
Договор перестраховки был тайно заключен 6 (18) июня 1887 г. в Берлине в связи с окончанием срока действия «Союза трех императоров». «Союз трех императоров», в свою очередь — принятое в исторической литературе название соглашений, регулировавших в 70 — 80-х гг. XIX в. взаимоотношения России, Германии и Австро-Венгрии. В сложившейся в результате франко-прусской войны 1870—1871 гг. политической обстановке в Европе Россия, Германия и Австро-Венгрия пришли в 1873 г. к заключению тройственного русско-австро-германского соглашения, имевшего характер консультативного пакта. В его основу легло двустороннее «прямое и личное» соглашение между российским самодержцем Александром II и императором Австро-Венгрии Францем-Иосифом, подписанное в местечке Шёнбрунне, что под Веной, 25 мая (6 июня) 1873 года. 11 (23) октября 1873 г. к Шенбруннскому соглашению присоединился и кайзер Вильгельм I (Германия). Властелины трех ведущих континентальных монархий обещали друг другу в случае разногласий по частным вопросам «сговориться так, чтобы эти разногласия не могли одержать верх над соображениями высшего порядка» и, если нужно, «принудительно поддержать европейский мир против всяких потрясений», что и было зафиксировано в ст. 1 Шёнбруннского соглашения. Они также обязались при угрозе нападения со стороны какой-либо четвертой державы, «не ища и не заключая новых союзов», сначала договориться между собой о совместном образе действий (ст. 2). Если при этом возникла бы необходимость в военных действиях, их характер должна была определять особая конвенция (ст. 3). Подключаясь к этому соглашению, Германия стремилась помешать франко-русскому сближению, уже наметившемуся в те годы, Россия же преследовала цель не допустить создания направленного против нее австро-германского союза и получить гарантии безопасности своих границ на западе. Причина такого подхода российской дипломатии проистекала из того, что уже в период действия «Союза трех императоров» российская дипломатия не без помощи русской разведки узнала о тайно заключенном австро-германском договоре 1879 г., в связи с чем 6 (18) июня 1881 г. пошла на возобновление союза путем заключения русско-австро-германского договора о нейтралитете. Согласно его статье 1, стороны взаимно обязались соблюдать благожелательный нейтралитет в случае, если бы одна из них оказалась в состоянии войны с четвертой великой державой. Статья 2 в свою очередь предусматривала обязательство сторон не допускать без взаимного согласия каких-либо изменений европейских владений Османской империи и сообща следить за тем, чтобы Блистательная Порта (то есть Османская империя) не нарушала принципа закрытия проливов (ст. 3). Таким образом, договор был направлен на ослабление опасности появления английского флота в Черном море в случае войны Англии с Россией и несколько нейтрализовал антироссийскую направленность австро-германского договора 1879 г. Заключенный на 3 года, этот договор в 1884 г. был продлен, а в 1887 г. был заменен договором перестраховки. Здесь следует также отметить, что во втором своем периоде упомянутый выше «Союз трех императоров» был тесно связан также и с результатами Русско-турецкой войны 1877 — 1878 гг., Сан-Стефанским договором 1878 г. и особенно решениями Берлинского конгресса 1878 г.[145]
