В заключенном Россией с Пруссией союзе помимо политических выгод, которые он, по мнению тогдашних руководителей русской внешней политики, должен был принести, был и еще один, личностный аспект. Из всех тогдашних европейских государей прусский король Фридрих II был несомненно самой яркой фигурой, и Екатерина уважала его и как политика, и как полководца, тем более что с его именем были связаны ее детские и юношеские воспоминания. Екатерина не была сентиментальна, и потому воспоминания детства и юности, как и вполне естественное чувство благодарности Фридриху за то, что много лет назад он содействовал ее свадьбе с Петром Федоровичем, не могли затмить политические соображения. Став императрицей, Екатерина вступила в своего рода негласное соперничество с Фридрихом за славу просвещенного монарха. Мудрые преобразования, военные победы, внимание известных ученых и философов — все это как бы взвешивалось на невидимых весах, и оба монарха зорко и ревниво следили за их чашечками. Так, в 1766 г. во время приема Фридрихом русского дипломата Сальдерна между ними состоялся весьма примечательный разговор, который приводит С. М. Соловьев: «Фридрих… потом вдруг спросил: „Неужели императрица в самом деле так много занимается, как говорят? Мне сказали, что она работает больше меня. Правда, у нее меньше развлечений, чем у меня. Я слишком занят военным делом…“ „Государь, — отвечал Сальдерн, — привычки превращаются в страсти. Что же касается императрицы, то она работает много, и, быть может, слишком много для своего здоровья“. „Ах! — сказал Фридрих. — Честолюбие и слава — суть потаенные пружины, которые приводят в движение государей… Много дорог, которые ведут к бессмертной славе; императрица на большой дороге к ней, верно“. Говоря это, он все не спускал глаз с Сальдерна. Тот понял, что королю хочется слышать что-нибудь от него, и сказал: „Конечно, императрица утвердит счастье своего народа и значительные части рода человеческого. У нее обширные виды, которые обнимают прошедшее, настоящее и будущее. Она любит живущих, не забывая о потомстве“. „Это много, это достойно ее“, — заметил король и покончил разговор.
Упоминание Сальдерном о здоровье императрицы было, скорее всего, случайной оговоркой, которую Екатерина вряд ли одобрила бы. Что же касается Фридриха, то в Петербурге полагали, что ему осталось недолго. Еще в 1765 г. Панин писал Репнину, что «сей государь уже последние дни доживает, в которые ему совершенно недостанет возможности все то исполнить, что его видам приписано быть может; преемники же его, не получа его духа, не будут иметь и сил его в производстве». Но русская дипломатия просчиталась. Прусский король прожил еще около двадцати лет и успел оказать значительное влияние на международные дела. В 1771 г. он выступил инициатором раздела Польши. Цель Пруссии была очевидна: захват польских земель, но, привлекая к разделу и Австрию, Фридрих соблазнял Россию тем, что таким образом ей удастся нейтрализовать важнейшего союзника Турции и добиться мира. Екатерина также не имела ничего против того, чтобы расширить границы своих владений за счет Польши, хотя и предпочла бы сделать это без участия Пруссии. Но положение было таково, что она согласилась, и в 1772 г. первый раздел Польши стал реальностью.
Согласно договору, подписанному в июле 1772 г., Россия получила польскую часть Ливонии, а также Полоцкое, Витебское, Мстиславское и часть Минского воеводств. По размерам территорий российская доля польского пирога была больше австрийской и прусской, но это были земли экономически значительно менее развитые и с низкой плотностью населения. К Австрии же отошли наиболее плотно населенные земли с городом Львовом — крупнейшим экономическим и торговым центром. Пруссия, в свою очередь, получила возможность полностью контролировать польскую торговлю зерном. К тому же Австрии и Пруссии, в отличие от России, их доли достались без единого выстрела. Правда, Россия все последующее время сохраняла то, что осталось от Польского государства, в зоне своего влияния. В 1776 г., опираясь на русские штыки, король Станислав Август сумел несколько укрепить свою власть, что вызвало недовольство польских магнатов, также апеллировавших к России. Игра на противоречиях двух соперничающих лагерей давала Петербургу уверенность, что Польша не выскользнет из-под его влияния, и в 1780 г. стало возможным даже вывести оттуда русские войска.
Между тем нейтрализация Австрии в результате раздела Польши давала надежду на скорое заключение выгодного мира с Турцией, подкрепленную и новыми победами русских войск. Однако тут на голову Екатерины свалились новые напасти в виде пугачевского бунта. Поначалу императрица не отнеслась к случившемуся слишком серьезно и полагала, что речь идет об очередной «глупой казацкой истории». Но когда в Петербург стали поступать известия о победах Пугачева над регулярными войсками и о его постоянно пополняющемся многотысячном войске, Екатерина поняла, что дело нешуточное. Особенно опасной ситуация стала летом 1774 г., когда Пугачев перешел на правый берег Волги, в результате чего паника охватила Москву и докатилась до северной столицы. Н. И. Панин в письме к брату сообщал: «Мы тут в собрании нашего совета увидели государыню крайне пораженною, и она объявила свое намерение оставить здешнюю столицу и самой ехать для спасения Москвы и внутренности империи, требуя и настоя с великим жаром, чтоб каждый из нас сказал ей о том свое мнение. Безмолвие между нами было великое».
Пугачевщина была не только опасна. Она разрушала все планы и надежды императрицы, выставляла ее в невыгодном свете и внутри страны, и за границей, указывала на серьезное неблагополучие в стране, заставляла прибегнуть к методам, которые она не любила. В письме к новгородскому губернатору Сиверсу она писала: «Генерал Бибиков отправляется туда с войсками… чтобы побороть этот ужас XVIII столетия, который не принесет России ни славы, ни чести, ни прибыли, но наконец с Божиею помощию надеюсь, что мы возьмем верх, ибо на стороне этих каналий нет ни порядка, ни искусства: это сброд голутьбы, имеющий во главе обманщика столь же безстыдного, как и невежественного. По всей вероятности, это кончится повешаниями. Какая перспектива, г. губернатор, для меня, не любящей повешаний! Европа в своем мнении отодвинет нас ко временам Ивана Васильевича — вот та честь, которой мы должны ожидать от этой жалкой вспышки». Переписка Екатерины с Сиверсом показывает, что императрица знала истинную причину случившегося, однако никоим образом не показывала этого. Во время следствия тщетно искали заговор зарубежных недругов, изучали влияние на восставших старообрядцев и практически не упоминали о крепостничестве.
Пугачевщина потребовала отвлечения значительных воинских сил с театра военных действий, и теперь заключение мира с Турцией стало еще более острой необходимостью. В результате подписанный 10 июля 1774 г., в годовщину позорного для России Прутского договора, Кючук-Кайнарджийский мир никак не компенсировал человеческие жертвы и экономические затраты во время войны. России не удалось удержать за собой Молдавию (против этого возражала и Пруссия), и Турция обязалась лишь восстановить автономию Молдавии и Валахии под своей властью. Обязалась она и не притеснять грузин, все более оказывавшихся в сфере русских интересов. Зато Россия получила крепости Керчь и Еникале, а также право на свободный проход своих судов через черноморские проливы, что имело исключительно важное значение для развития русской торговли. Еще одним достижением было вынужденное признание Турцией независимости Крыма, что, по мысли русского правительства, должно было обеспечить в дальнейшем его присоединение к России.
2
Трудно сказать, как сама Екатерина оценивала итоги закончившегося Кючук-Кайнарджийским миром первого этапа своей внешнеполитической деятельности. Одно ясно: ее пыл и энергию они не остудили. На фоне предельно осторожной, компромиссной внутренней политики может показаться, что внешней руководил другой человек. Твердость, целеустремленность, решительность, рискованность, а отчасти и авантюрность — ее неотъемлемые черты. И одновременно удача, почти неизменно сопутствовавшая Екатерине на международной арене.
После окончания войны Турция, приободренная внутренними неурядицами России, укрепила гарнизоны своих крепостей на северном побережье Черного моря и наводнила Крым и Кубань своими агентами. Турецкие корабли демонстрировали свою мощь вблизи крымских берегов. Поскольку Австрия оказалась теперь связанной общими интересами с Россией в Польше, основную ставку турецкое правительство стало делать на поддержку Англии. Но в 1775 г. началась война за независимость североамериканских колоний, поглотившая все силы Великобритании, не способной теперь столь же активно вмешиваться в европейские дела.
