– Царь Филипп III!..
– Твое имя будет прославлено в веках, так как ты, а не Пердикка, проводишь в последний путь Александра. Самые знаменитые историки опишут это событие, в котором царь Филипп III возглавил траурное шествие из Вавилона в Египет. Ты выразишь этим поступком свою царскую волю. Докажи всем, что ты царь. И тогда никто не посмеет тебе перечить. А мои воины будут надежно охранять тебя в пути, – вдруг Пердикка вздумает догнать траурное шествие.
– Когда ты советуешь отправиться в путь?
– Немедленно.
– Благодарю тебя, мудрый Селевк. Я – царь. Я докажу всем, что я – царь. И Роксане, и Пердикке.
Арридей подошел вплотную к Селевку и, явно смущаяясь, тихим голосом попросил:
– Пердикка обещал мне найти жену. Красавицу!.. Ты не можешь сегодня же прислать мне красавицу, чтобы не было страшно ночами, чтобы она согревала меня?
Селевк согласно кивнул. Посмотрел на ложе царя и увидел нарядную куклу. Он стремительно вышел из покоев Арридея. Ему предстояло за несколько дней всё подготовить для траурного шествия.
Вынос тела царя из дворца для отправки в дальнюю дорогу должен был состояться до восхода солнца.
Исполинская колесница на рессорах, предназначенная принять на себя саркофаг с телом почившего повелителя мира, выстроенная с небывалой роскошью греческим инженером Филиппом, в один из дней маймактериона была доставлена к выходу из тронного зала, в котором лежало тело царя.
У двери, выходившей из зала, заранее поставили сосуды с ключевой водой для омовения при выходе, так как вход во дворец, омраченный смертью, осквернял человека, и никто до очищения не мог принимать участия в траурных церемониях: входить в храмы, шествовать по дороге, чтобы не совершать осквернения.
Задолго до рассвета близкие родственники, друзья, военачальники, преданные Селевку, и воины великой державы пришли в зал, чтобы в последний раз проститься с царем. На голову Александра царь Филипп III возложил золотой венок.
Александр лежал на траурном возвышении, как живой. Роксана с новорожденным сыном на руках пристально вглядывалась в его лицо, которое за несколько месяцев после смерти, благодаря высочайшему искусству египетских бальзамировщиков, совершенно не изменилось. Она навсегда прощалась с ним, но слез на ее лице не было.
Арридей широко улыбался своим одному ему ведомым мыслям. В минуты потрясений он улыбался всегда.
Слезы глубокой скорби текли по щекам испытанных в боях воинов, похоронивших за эту долгую войну на чужой земле не одного товарища.
Взгляд Селевка остановился на Роксане. Царица, передав сына на руки кормилице, обвела всех недобрым суровым взглядом и кинулась к телу Александра, бия себя в грудь, вырывая волосы, завывая на весь огромный мир. Но вдруг внезапно утихла, подошла вплотную к почившему царю и припала жаркими губами к застывшим губам мужа.
Наконец, испытанные в боях ветераны подняли тело великого полководца и понесли к выходу из тронного зала в предрассветный сумрак. Александра несли головой вперед с открытым лицом в парадной царской одежде. Впереди ветеранов шла Роксана с Александром Четвертым на руках в окружении женщин, за ней царь Филипп Третий и Селевк, за ними друзья, самые верные сподвижники, военачальники.
Шествие замыкали флейтистки, извлекавшие из своих инструментов печальные звуки в тон причитаниям плакальщиц.
Множество животных было принесено этим утром в жертву.
Ужасные вопли раздавались во дворце, по всему парку. Слуги, рабы, конюхи, телохранители громко причитали:
– О, Александр. Зачем ты уходишь от нас?
– О, он уходит в Египет.
– Не оставляй нас! Наш защитник! Наш царь!
Увидев, как укладывают тело мужа в саркофаг, Роксана истошно завопила.
– О, муж мой! Останься со мной! Не покидай меня! Не уходи в чужую землю! Не спеши! Оставьте его! Оставьте! Ведь вы все вернетесь в свои дома, а его отправляете в другую страну! Пердикка, где ты? Помогите мне, помогите!..
Громко заплакал новорожденный сын царя.
По знаку, данному Селевком, прислужницы оторвали Роксану от колесницы и насильно увели в её покои.
Александра Великого уложили в саркофаг раньше восхода солнца. Вечно восходящее светило не должно видеть нечистое зрелище, даже если это царь. Едва на опущенную золотую крышку саркофага положили оружие Александра и щит Ахилла из Трои первые лучи солнца осветили колесницу.
Над саркофагом, опираясь на колонны из слоновой кости, возвышался балдахин, украшенный драгоценными камнями, подобный небесному своду.
Запряженные в колесницу шестьдесят четыре мула двинулись в путь.
Беспрекословно подчинившись воле Селевка, не дожидаясь приказа регента, Арридей в роскошных носилках выехал вслед за колесницей из дворца.
Справа и слева от колесницы шли воины, торжественно шествовали жрецы, ехали верхом на лошадях военачальники, лучники, знатные вельможи Вавилона.
Едва колесница выехала за ворота дворца зазвучали трубы, словно приветствуя живого царя, и толпы народа осыпали дорогу цветами.
В эти ранние часы жители Вавилона стекались из близких мест и издалека на Дорогу процессий и к воротам богини Иштар, чтобы посмотреть на роскошную царскую колесницу и оказать последние почести великому царю.
Весь путь движения по городу колесницы был усыпан цветами.
Миновав длинные прямые улицы Вавилона, траурное шествие вступило на Дорогу процессий. Высокие зубцы стен и двухметровые хищники, похожие на львов, с ярко-желтыми гривами и оскаленными пастями с острыми клыками с отливающих синевой изразцовых рельефов прощались навсегда с повелителем мира.
У ворот богини Иштар Селевк и его многочисленная свита, бросив последние прощальные взгляды на колесницу, не оглядываясь, поскакали обратно в город. Только теперь долго сдерживаемые слезы скорби потекли по лицу мужественного Селевка, одного из самых любимых и славных полководцев Александра.
Как только траурная процессия оставила позади ворота богини Иштар, к шествию присоединились тысячи всадников, индийские слоны, фаланги пеших воинов, колесницы и обозные повозки, отряды строителей и землекопов, которые выравнивали старые и строили новые дороги, укрепляли мосты на всем пути от Вавилона до Дамаска. Это были приверженцы Птолемея, Селевка и Антигона, готовые в любой момент защитить колесницу с саркофагом царя от воинов Пердикки, если в этом возникнет необходимость.
Филипп III повел, как было договорено Селевком с Птолемеем, печальную процессию в Дамаск.
Известие о том, что траурная процессия, возглавляемая Филиппом III, находится на полпути к Дамаску, достигло Пердикку слишком поздно, когда регент собирался праздновать победу по поводу массового истребления греков, задумавших возвратиться на свою далекую родину.
Тяжесть сумерек опустилась на лагерь мятежников, который был разбит, разграблен, трупы ветеранов непобедимой армии Александра усеяли своими телами каменистое плато. Здесь, среди зверски убитых греков, гонец сообщил регенту взбесившую его новость.
Приказав срочно созвать военачальников, Пердикка, закончив осмотр поля битвы, прошел в свое походное жилище в сопровождении свиты. Несмотря на яркий огонь от множества светильников, регента встретила неприветливая сумеречная серость.
«Птолемей решил встать на моем пути. Не выйдет! Уничтожу, хоть ты и самый сильный и умный противник. Селевк поддержал Птолемея. Ну что ж! Берегитесь! Битва будет жестокой.» – ярость душила Пердикку. Он устало опустился на скамью. Осушил канфар с вином и только после этого посмотрел на собравшихся в палатке: несколько гетайров, гиппарх Пифон, преданный и верный регенту, полководец Полемон, коварный и бесстрашный. «Вот кого надо срочно отправить к Арридею, остановить въезд траурной процессии в Дамаск. И вернуть, немедленно вернуть!» – размышлял про себя Пердикка.
Все ждали, что он скажет. Лицо его жесткое, побагровевшее от гнева настораживало. Серые пронзительные глаза насквозь просвечивали каждого, словно спрашивали: «Ну, а ты, со мною? И до конца ли?»
Тишина становилась тягостной. Никто не смел прервать молчание.
Пердикка снова жадно осушил канфар с вином. Лицо постепенно приняло обычное выражение. И снова стало волевым, красивым. Глаза потеплели, успокоились.
Наконец, Пердикка прервал тишину:
– Да. Я предчувствовал это. Должно было случиться именно так, как случилось. Такова суть предательства. Не позволю растащить по кускам государство Александра. Не позволю!.. Помилования не будет.
Он снова замолчал, положил на стол руки, крепкие руки сорокалетнего военачальника, затем сжал руки в кулаки. Выразительные кулаки обличали в нем человека властолюбивого, рожденного, чтобы всю власть держать в своих кулаках.
Лагид сейчас перехитрил его, Пердикку. Выждал удобный момент. И ему надо затаиться и терпеть. Надо набраться каменного терпения. И нанести удар внезапно, наверняка.
