Настало время метаться пажу.
Даже его, бывалого героя-любовника, оторопь взяла при виде Клотильдиной мощной красы. Он, правда, поначалу честно старался очаровать Клотильду (впрочем, после неулыбчивого Готфрида ее и мумия динозавра бы очаровала), но дальше пойти не смог… Быть погребенным в постели Клотильды, переплющенным в шницель ее мощными телесами — нет, не такого конца он ожидал для себя. С другой стороны, Готфрид строго-настрого запретил мальцу волновать и расстраивать женушку.
Вот тут и настала, как говорит Полина, «хана котенку».
Днем паж старался показываться Клотильде на глаза только при свидетелях, которые в случае чего могли выступить понятыми. Ночью же… Однажды он целую ночь провисел, как мартышка, на плюще за окном, пока Клотильда переворачивала весь замок в его поисках. Еще раз десять по собственному почину ходил в ночной дозор с мужиками, узнал, что в стоге сена прятаться лучше всего, пока Клотильда не ознакомилась с таким изобретением человечества, как вилы. Еще торчал в нужнике, маскируясь под фаянсовый ночной горшок (к тому времени паж от беспокойства так исхудал и побледнел, что вполне мог сойти даже за хрупкий фарфор), еще обнаружил, что под натиском Клотильды двери сдерживает только хороший дубовый стул и с тех пор с ним не расставался, еще… Всех злоключений пажа не описать. Вероятно, так и пришлось бы малому всю жизнь играть с Клотильдой в «Ну-ка догони!», если бы не две вещи.
Во-первых, у Клотильды лопнуло терпение.
Во-вторых, в замок приехали гости.
Впрочем, сначала были гости. В Готфридсбург пожаловала сначала вся семейка Клотильды, вероятно обеспокоенная просочившимися слухами о том, что Клотильда, вместо того чтобы наслаждаться тихим семейным счастьем, черт-те чем занята. Затем как противовес подвалили родственнички Готфрида.
И тут скисла даже Клотильда.
Дело в том, что с этого момента, прямо как в хорошей трагикомедии, на сцене появилась разобиженная младшая сестра, к тому же злая до посинения. Клотильдина сестрица, дева по имени Тулия, имела все основания для того, чтобы желать старшей сестре всяческих гадостей. Иулия сама имела виды на Готфрида, но папаша рассудил следующим образом: иначе чем с войском солдат Клотильду из дома не выпихнешь. К тому же негоже младшей сестре выходить замуж вперед старшей. Так Клотильде достался Готфрид, а Иулии кукиш с маслом и обкусанные локотки.
Поэтому Иулия припожаловала в гости к сестрице, заранее злая и на рогах.
И развила бурную деятельность.
Углядев сразу, что сестрица Готфриду нужна как пьянице закуска, Иулия решила сама устроить свое счастье. Она отписала зятьку на поле боевых действий грозное письмецо, в выражениях при этом не стеснялась. Писала, в частности, что рога Готфрида не пролезут в ворота, придется кладку разбирать… Получив сию эпистолу, Готфрид кинулся домой спасать ситуацию. А что еще ему было делать? С Тулии сталось бы опустить доброе имя сестры ниже уровня выгребной ямы, а вместе с тем опозорить и зятя. В родном гнезде Готфрид запер пажа и Клотильду — подальше от хватких ручек Иулии,
мечтавшей по меньшей мере раскатать сестру вилами по навозу на скотном дворе, и принялся думать, что делать дальше.
Так родилась вторая великая идея.
Неизвестно, из какого романа, баллады или шванка Готфрид взял идею о лабиринте, но это помогло ему выиграть время. Притворившись пораженным в самое сердце «изменой» жены, Готфрид симулировал легкую шизу и начал постройку под замком системы катакомб, с тем чтобы потом запереть там неверную жену и ее любовника. Мол, я мщу и месть моя страшна!
Катакомбы строили с размахом.
Очень долго и педантично.
'Тут-то потеряли терпение все родственнички разом, которые по такому случаю окопались в замке стаей голодных канюков. От Готфрида стали требовать решительных действий. Папаша, который уже раз двести пафосно отрекался от Клотильды, требовал немедленного составления прошения о разводе у самого папы. Тулия, соответственно, демонстрировала свои прелести. Остальная родня не уставала шипеть, что Готфрид осрамился на всю округу. Незадачливый муж понимал; что сам виноват, и упорно не желал отдавать жену и пажа на растерзание.
А время шло.
Закончив рассказ, паж откинулся на спинку кровати, взял с подноса яблоко и вздохнул:
— Теперь-то видишь, что спасать меня, в принципе, не от кого. Плохо только, что Клотильда близко — в соседней комнате. Аппетит портит. Ну да ладно, когда-нибудь все это кончится. Господин не даст нас в обиду. Он даже охрану у дверей выставил.
Правда, лучше б он ее выставил у дверей Клотильды. Она в общем-то ничего, добрая, веселая. Только не в моем вкусе…
Я тоже взяла яблоко. Откусила. Потом еще раз. Старательно прожевала, хмуро глядя на пажа и борясь с желанием запустить в него огрызком. Затем завязала эмоции в узелок и сказала:
— Пока ты здесь бренчишь на мандолине…
— Это лютня, — поправил паж, а я впервые усомнилась в качестве своего музыкального образования.
— Не важно. Так вот, пока ты тут бренчишь на своей лютне, бездельничаешь и в ус не дуешь, расположение сил за дверью изменилось. Родственники перешли в наступление, причем целью избрали именно тебя. Оглянуться не успеешь — твои глаза будут болтаться где-нибудь на березке.
Паж испуганно ойкнул от такого натурализма, а я добила:
— Они заказали твое убийство!
Мальчик испуганно всхлипнул и съежился на кровати:
— Меня-то за что?! — завопил он.
— Ну,знали бы за что… — На моем лице появилась знаменитая сухановская кривая улыбочка, особенно хорошо знакомая теть-Розиным студентам. — Знали бы за что, ты бы уже разлагался. Кстати, а какое имя написали бы на могилке?
— Чего? — выпучил глаза паж.
Боюсь, что таким не совсем традиционным образом я несколько запоздало попыталась узнать имя пажа.
— Зовут тебя как, вот чего!
— А-а! — отлегло у парнишки. — Виталис.
— О! — приподняла я брови. — Папа был магистром, знал латынь?
— Да не, заезжим монахом, — потупил глазки Виталис. — Звали братом Виталисом.
Паж начал было живописать мне и всю историю бедствий своей матери, а может быть, и бабушки с дедушкой, но тут из рукава моей рясы выскользнул сверток, который Готфрид велел передать пажу.
— О, это тебе от Готфрида! — Я нагнулась, подняла сверток и передала его пажу.
Тот взял, задумчиво повертел в руках и принялся неспешно распаковывать. Наконец из грубой ткани вывалился небольшой кинжал. Ну или большой разделочный нож — в оружии я разбираюсь, как кореец в блинах.
Узрев подарок, Виталис закатил глазки:
— О-о! Видимо, мне и вправду грозит опасность…
И накаркал. Стоило ему только договорить, как в коридоре послышался странный шум — будто бы кто-то выбил дверь, но, зная то, что неподалеку бродит и скучает Клотильда, я не удивилась. Мало ли чем девушка тешится…
Правда, паж здорово напрягся, готовясь в случае чего ретиво выскочить в окно, в объятия спасительного плюща.
— Да не…— в общем-то я не успела сказать: «Да не волнуйся ты, с нами славный дубовый стул, проверенный временем и делом», — как нашу дверь буквально снесло с петель под мощным ударом не менее мощной ноги.
Кажется, девичьими забавами юной Клотильды тут и не пахнет…
На пороге нарисовался грязный детина, туловищем как раз вписывающийся в дверной проем этой самой двери. По лицу дорогого гостя я сразу поняла, что конструктивного диалога тут не дождешься, да и за стол переговоров точно с ним не сядешь. Разве что на столах вместо бутылок с минеральной водичкой будут торчать пулеметные установки, а между ними будет натянута колючая проволочка…
На колоритно дубовом лице (подозреваю, что нечто грязное, бугристое и сопящее повыше шеи и пониже сального волосяного покрова и было лицом местного Бабая) отразился весь возможный набор эмоций, приобретенный за недолгую насыщенную жизнь. Без лишних разговоров, даже не представившись, урка вытащил из-за голенища топор размером с хорошую секиру и попер на нас…
Лежать бы нам с Виталисом теплым паштетом с яблоками на полу, если бы не стражники. Они вломились в комнату, видимо привлеченные шумом, и те несколько секунд, когда гостюшка с топориком занимался ими, спасли нам жизнь. Сунув секиру под мышку, красавец повернулся к заметно побелевшим ребятам и без лишних нервов, спокойненько так, треснул их головами. Полюбовавшись фейерверком, получившимся от столкновения двух железных лбов, дядька повернулся к нам…
Тем временем Полли тоже не скучает
Спровадив Мишку отмаливать грехи пажа и Клотильды, я расслабилась. Главное, девчонка занята делом, не плачет, сопли в рукав не собирает…
Теперь нужно было нейтрализовать Готфрида.
— Ну! — нукал этот великовозрастный Бивис. — Будешь меня веселить или тоже коленом под зад хочешь?
Бог ты мой, как я устала от банальностей! Коленом под зад, ногой ниже пояса, кулаком в глаз… От таких стандартных заезженных угроз никто и не седеет уже, даже пульс вряд ли учащается… То ли дело: «ржавым штырем в легочную полость», «вентилятором в зубы», «работающей дрелью в ухо», ну или хотя бы «пяткой в нос».
